Власть

Дошка рассказывала, а я чувствовала себя, как рыба выброшенная на на берег. Беззвучно открывала и закрывала рот, не понимая, на каком свете нахожусь. Может быть мне это снится? Ну, какое замужество?! Какие сваты?! Это же Дошка! Дочка Селесы и подружка моего сына... ну, в смысле, друг моего сына. Я же знаю, они общались. И Лушка иногда даже помогал ей в учебе, объясняя, что-то непонятное. И она теперь говорит про замуж?! Как такое,вообще, может быть?!

Тем временем мы добрались до дома. Дошка втянула меня в холл и что есть мочи заорала:

— Мам! Иди сюда! Тетька Елька пришла!

От неожиданности я вздрогнула и недоуменно взглянула на Дошку. Да, я знала, Селеса так и не бросила привычки Нижнего города и вела себя не совсем правильно. Дошка рассмеялась:

— Тетька Елька, ты ж мамку знаешь! Попробуй к ней кого-нибудь из прислуги отправь, ругаться будет. А то и вовсе на кухню отправит или тряпку вручит, чтобы знала, что людей от работы отвлекать нельзя. А я в своей жизни на кухне уже наработалась, детей нанянчилась. Хватит. Будем мы с Миткой только вдвоем жить. А детей пусть она сама себе родит...

Он звонко расхохоталась и сбежала в сад. А я осталась в гостиной у Жерена с мозгами набекрень. Так растерялась, что застыла, как соляной столб, посреди комнаты с сумкой на плече. Снова в голове со скрипом проворачивались колесики, укладывая новые факты в канву моих знаний о мире. Но этот пазл как будто бы был из другого набора и никуда не подходил...

— Елька! — радостно завопила Селеса, нависая над лестничным пролетом со второго этажа, — пришла!

Она начала медленно и тяжело спускаться ко мне. И, словно добивая меня окончательно, впереди подруги плыло внушительное пузо... Селеса была беременна.

Мы не виделись больше полугода, но иногда переписывались. И почему, интересно, она не сообщила мне о том, что у них с Жереном будет ребенок?

А Селеса не спеша доковыляла до меня и заключила в объятия.

— Ох, Елька! — вздохнула она и всхлипнула, — заставила же ты нас поволноваться! Я уж думала сгинула ты. Жерен места себе не находил! Пытался от меня скрыть, что с тобой приключилось-то... Но я его живо раскусила. Заставила признаться, чего ночами не спит, а все по дому бродит и бурчит...

Я обняла подругу. Она изменилась. Располнела, даже черты лица расплылись практически до неузнаваемости. И живот... у нее был такой огромный живот! И он очень мешал. Никогда не видела беременных так близко.

— Селеса, — не выдержала я, — почему ты не сказала...

— Дак, — подруга вздохнула, — возраст ведь, Елька... Не девочка уже. Тяжело хожу... Видишь, как отекла. Так что мы никому не говорили, даже отцу Жерена. Боялись, что не доношу. И сейчас боимся. Мне ж еще пару месяцев ходить. Знаешь, — она счастливо засмеялась, — Жерен так рад...

— Ваша светлость! — откуда-то сбоку вынырнула Тайка и кинулась ко мне со слезами, — пришли!

— Тайка, — обрадовалась я, увидев горничную, — ты здесь! А где Южин?

— Он ждет в вашем доме, здесь в Среднем городе, — улыбнулась она, — мы не знали, куда вы придете сначала: сюда или туда. Господин Жерен сказал, что вас встретят и проведут к нему, но мы решили, что лучше подстраховаться.

— Я ж говорила, — нахмурилась Селеса. Кажется, Тайка ей не нравилась, — что Жерен слов на ветер не бросает. Ежели сказал, что Ельку приведут сюда, значит так и будет.

Тайка с неприязнью взглянула на нее и заявила:

— Не Елька, госпожа Селеса, а ее светлость герцогиня Абрита Форент.

— Это для тебя она светлость, — не осталась в долгу Селеса, — а для меня Елька! Мы с ней столько лет бок о бок прожили, из одной тарелки ели. Имею право называть так, как хочу! Да, Елька?! — Селеса повернулась ко мне и уставилась вопросительно.

— Ваша светлость, — не осталась в долгу Тайка и взглянула на меня не менее требовательно, — скажите ей, что подобная фамильярность не допустима!

Я вздохнула, сбросила с плеча лямку тяжелой сумки, которую никто и не подумал забрать у меня, чтобы облегчить ношу, осторожно поставила сумку на стол... На двух женщин, замерших в позе ожидания я не смотрела. Потому что не знала, что ответить.

Как я могла признаться Тайке, что я не Абрита Форент? И как сказать Селесе, что Тайка права: панибратское «Елька» лучше всего забыть. Я больше не нищенка, которая поселилась у нее дома. Потом-то, наедине, я обязательно выскажу, все, что думаю. Но не при всех же выяснять отношения.

У меня, вообще, было чувство, что все вокруг сошли с ума. Или может быть они в своем уме, и только я слетела с катушек.

— Кхм, — я прокашлялась. — Селеса, а ты знаешь, что Дошка твоя по Митке сохнет? И собирается бежать с ним в Республику Талот? — нагло и бессовестно перевела я стрелки.

Глава 8

Мой маневр удался на все сто процентов. Селеса тут же забыла и про меня, и про Тайку и, грозно запыхтев, потащила свое огромное тело вверх по лестнице, не иначе собиралась устроить еще одну взбучку дочери.

Тайка вспомнила, что она моя горничная и кинулась помогать мне. Первым делом хватила сумку, несмотря на мои вялые попытки донести ее самой, и повела в гостевую комнату, крикнув прислуге, чтобы они немедленно отнесли в мыльню горячей и холодной воды. Хозяйская мыльня у Селесы в доме была рядом с кухней, и там всегда было натоплено и жарко, но воду приходилось носить ведрами.

— Ваша светлость, — оказавшись в гостевой спальне, Тайка нахмурила брови, — как вы могли уехать неизвестно куда совсем одна?! Мы с Южином чуть с ума не сошли! Думали, вас те головорезы поймали, которые вас в постоялом дворе караулили!

А я собиралась возмутиться. Как бы там ни было, Тайка моя горничная, и разговаривать со мной в таком тоне не имеет никакого права. Но услышав последнюю фразу, мгновенно забыла про свои претензии.

— Какие еще головорезы?! — переспросила я. С одной стороны, я не могла припомнить ничего, что могло бы навести Тайку эту мысль, а с другой это отлично выписывалось в предположительные планы Адрея. Я ведь думала о том, что убить меня в дороге ему было бы очень удобно.

— Какие головорезы?! — Тайка отвернулась и сделала вид, что перебирает мои платья в шкафу. Их там было всего два, поэтому ее действия выглядели неправдоподобно. — Я ничего не знаю ни про каких головорезов, — открестилась она от своих слов.