Властелин колец

– Здесь они устроили небольшой привал, — сказал он. — Но даже тот след, что ведет отсюда, давно остыл. Похоже, сердце тебя не обмануло, Леголас: с тех пор как они тут останавливались, минуло уже трижды по двенадцать часов. Если они не сбавили скорости, то вчера на заходе солнца были уже на границе Фангорна.

– Ни на севере, ни на западе ничего не видно, кроме травы, уходящей в туман, — сказал Гимли. — Хоть с холмов–то мы лес увидим?

– Лес еще далеко, — ответил Арагорн. — Если я верно помню, холмы тянутся на север еще лиг на восемь, а потом надо будет отклониться к западу. До места, где река вытекает из леса, останется еще добрых лиг пятнадцать степью.

– Ну что ж, вперед! — вздохнув, сказал гном. — Ногам лучше не знать, сколько верст впереди. Правда, будь на сердце полегче — и ногам шагалось бы веселей…

До последнего холма Охотники добрались, когда солнце уже садилось. Долгие часы бежали они без отдыха и теперь все чаще переходили на шаг. Гимли горбился от усталости. Обычно гномы и в пути, и в работе крепки как скалы, но эта бесконечная погоня тяжело сказывалась на Гимли, поскольку в сердце у него уже не оставалось никакой надежды на удачу. Арагорн шел за ним, хмурый и молчаливый, время от времени нагибаясь к земле — не отыщется ли на тропе какой–нибудь знак или неожиданный след? Только Леголас ступал так же легко, как прежде, — казалось, ноги его почти не касаются травы; по крайней мере, следов он не оставлял. Из пищи он довольствовался одними эльфийскими подорожниками, а спать мог прямо на ходу — если можно было назвать это сном. Дух его блуждал странными тропами эльфийских грез, а разум оставался на земле, с товарищами, в ярком дне земного мира.

– Давайте поднимемся вон на тот зеленый холм! — предложил эльф и побежал вверх по склону.

Арагорн и Гимли устало последовали за ним. Это был круглый лысый холм, крайний в цепи; он стоял немного особняком. Пока они поднимались, солнце село и на землю упал занавес вечернего полумрака. Охотники стояли посреди серого, расплывшегося мира, над однообразной плоской равниной; все вокруг смешалось в сплошную мглу без конца и края. Только далеко на северо–западе что–то смутно темнело в умирающем свете: это начиналась гряда Туманных Гор, у подножия которых раскинулся лес.

– Ничего не видно, — сказал Гимли. — Пора делать привал и как–нибудь коротать ночь. А холодает, однако!

– Ветер с севера, от снежных вершин, — сказал Арагорн.

– К утру ветер переменится и подует с востока, — пообещал Леголас. — Отдохнем, если вы устали. Не теряйте надежды! Неизвестно, что нас ждет утром. Рассвет часто приносит неожиданные вести.

– С тех пор как мы пустились в погоню, солнце восходило уже трижды, и что толку? — пожал плечами Гимли.

Ночь выдалась холодная. Арагорн и Гимли спали урывками; просыпаясь, они видели, что Леголас стоит рядом или расхаживает из стороны в сторону, тихонько напевая что–то на своем родном языке, а на черном, глухом небосклоне в ответ его песне одна за другой загораются звезды. Так прошла ночь; поутру все трое вместе смотрели, как занимается заря, ясная и безоблачная. Наконец взошло бледное солнце. Восточный ветер прогнал туманы, и яркий безрадостный свет озарил блеклые степи.

На восток, сколько видит глаз, тянулись продуваемые сильными ветрами высокие пастбища роханской области Волд — те самые пастбища, которые они видели много дней назад из лодок. На северо–западе темнел Фангорнский лес, но до его тенистой опушки оставался еще добрый десяток лиг. Предгорья таяли в голубой дали. За лесистыми склонами, словно возлежа на сером облаке, мерцала белая глава великана Метедраса [321] , последнего пика Туманных Гор. Из леса навстречу Охотникам вилась Энтвейя, узкая, сжатая высокими берегами; теперь это был стремительный, водоворотистый поток. След вел прямо к нему.

321

Синд. «последний пик». На Западном Языке это название звучит как «Последняя Гора».

Вдалеке, на зеленой равнине, Арагорн приметил темную, быстро движущуюся точку. Он припал ухом к земле и прислушался. Леголас — он стоял рядом — прикрыл глаза длинной, узкой ладонью, и его зоркий эльфийский взор различил вдали большой отряд всадников. В свете утреннего солнца кончики их копий сияли, как дальние звезды, недоступные взору смертных. Еще дальше, на горизонте, к небу клубами поднимался черный дым.

В пустынных полях стояла такая тишина, что Гимли слышал, как шелестит трава.

– Всадники! — воскликнул Арагорн, вскакивая. — Сюда скачет большой отряд всадников на быстрых лошадях!

– Верно, — подтвердил Леголас. — Их сто и еще пять. У них светлые волосы, а копья сверкают на солнце. Предводитель всадников очень высок ростом.

Арагорн улыбнулся:

– Зоркие же глаза у эльфов!

– Что же тут особенного? — пожал плечами Леголас. — Всадники всего в пяти лигах отсюда.

– В пяти или в одной, — махнул рукой Гимли, — какая разница? Здесь, в голой степи, встречи не миновать. Будем ждать их тут или пойдем дальше?

– Подождем, — решил Арагорн. — Мои силы на исходе, и погоня кончилась ничем. А может, нас опередили? Эти всадники тоже скачут по орочьему следу, только в обратную сторону. Скорее всего, нас ждут свежие новости.

– Или острые копья, — невесело усмехнулся Гимли.

– Три коня без седоков, — продолжал Леголас. — Но хоббитов с ними что–то не видно.

– Я не говорил, что новости непременно будут добрыми, — сказал Арагорн. — Но какими бы они ни были — мы останемся здесь и будем ждать.

Друзья покинули вершину, где на фоне бледного неба их силуэты слишком бросались в глаза, и не спеша спустились. Немного не дойдя до подножия холма, они сели в траву и завернулись в серые плащи. Время тянулось медленно, тяжесть на сердце росла. Пронизывающий ветер обшаривал полы запахнутых плащей. Гимли было не по себе, и молча он сидеть не мог.

– Что тебе известно об этих всадниках, Арагорн? [322] — допытывался он. — Не смерти ли мы ждем, тут сидючи?

322

Шиппи (с.89) утверждает, что «роханцы до малейших подробностей похожи на англосаксов», хотя сам Толкин от этой параллели открещивался. Единственное, в чем между роханцами и древними племенами англов и саксов наблюдается серьезная разница, — это отношение к лошадям, которые в жизни англосаксов играли весьма незначительную роль, в то время как у роханцев даже название страны — Eotheod (Эотеод) — говорит об их страсти к коневодству (оно составлено при участии древнеангл. элементов ео- — «лошадь» и Theod — «народ»). Шиппи (с.96) считает, что Толкин воссоздал не реальный, а «песенный» образ англосаксов: как ни странно, в поэтическом наследии последних образ коня окружен большим почтением. Возможно, это более древняя, готская традиция (по одной недоказанной гипотезе, этимологически слово «готы» означает «лошадиный народ»). Аналогия роханцев с готами подтверждается тем, что до Эорла Юного вожди роханцев у Толкина носили готские имена (например, Видумави). Однако язык роханцев далек от готского и является на самом деле диалектом англосаксонского (см. ниже). Страну свою они называют Марка, но на одном из диалектов древнеанглийского название англосаксонского королевства Мерсии звучало бы очень похоже — Миарк (Mearc); мерсийский же диалект (письменных источников, отражающих этот диалект, не сохранилось; он относится к числу наречий, реконструированных лингвистами по отрывочным свидетельствам того времени. Предположительно именно на нем говорили в самой Мерсии) дает вариант Марк (Marc). В письме к сыну Кристоферу от 9 декабря 1943 г. (П, с.65) Толкин замечает, что в случае повального распространения английского языка по земному шару в качестве языка массовой культуры ему ничего не останется, кроме как перейти на «старомерсийский».

Границу древней Мерсии издавна обозначала так называемая «Белая Лошадь» на зеленом меловом холме недалеко от Оксфорда — загадочная стилизованная фигура, считающаяся одной из достопримечательностей Оксфордшира.

О конниках «темных веков» Европы (VI–IX вв.) известно довольно много. В книге Франко Кардини «Истоки средневекового рыцарства» (М., 1989. С.248–260) можно вычитать много немаловажных для образа роханцев подробностей. Достаточно помянуть, например, о заимствованном германцами у римлян обычае окружать себя «букцелляриями» — стражниками, телохранителями, личной дружиной (есть и другие названия, например древнерусское гридь). «У германцев личная дружина (гвардия) на протяжении столетий была кузницей лучших и самых благородных воинов… доступ в нее был открыт только свободным людям… нередко… отпрыскам прославленных родов». В этой свите «верность своему вождю — самый главный долг». Королевские дружинники были «постоянным войском, отличавшимся от народного ополчения, в которое по призыву собирались все свободные люди».

Первоначально как конники среди германских племен особенно славились готы, одерживавшие победы с помощью своей легкой кавалерии (см. выше). Одежда конника в позднейшее время (под влиянием Византии) состояла из туники, закрывавшей колени, кольчуги с капюшоном и поясом (раньше — кожаной рубахи с железными бляхами), пелерины, войлочного плаща с капюшоном, металлического шлема с шишаком, который надевался во время сражений, и небольших круглых щитов из бронзы (для королевской свиты — еще кольчужные перчатки). Известен византийский трактат, в котором автор так описывает западных воинов (западные народы он именует «белокурыми», что справедливо и в отношении роханцев!): «Белокурые народы весьма ценят свою свободу. Они смелы и непреклонны в сражении, у них отважный и пылкий характер… Смерть они презирают. Они свирепы на поле брани и верхом на коне, и в пешем строю… Вооружены они щитами, копьями и короткими мечами…»

– Я бывал у них, — ответил Арагорн. — Они горды и своевольны, но сердце у них открытое, щедрое и благородное. Они храбры, но не жестоки; не слишком учены, но ум их остер; книг не пишут, зато поют песни, как певали в давние дни, до наступления Темной Годины [323] , все дети человеческого племени. Но я не знаю, что творилось тут в последнее время и какой выбор сделали роханцы. С севера их искушает предатель Саруман, а с востока грозит Саурон… Роханцы издавна водили дружбу с гондорцами, хотя в их жилах течет разная кровь. Когда–то давно, в забытые годы, роханцев привел сюда с севера Эорл Юный [324] . Ближе всего к ним по крови племя Бардингов из Дейла и Беорнингов из Пущи, среди которых много высоких светловолосых мужей, с виду очень похожих на всадников Рохана. Во всяком случае, орков роханцы не жалуют.

323

Также Проклятые Годы, Черные Годы. Годы, когда Саурон почти безраздельно властвовал над Средьземельем, поработив многие народы. Продолжались с 1000 г. ВЭ, когда Саурон поселился в Мордоре, до 3441 г., когда он был низвергнут войсками Последнего Союза. За это время Саурон построил Барад–дур, выковал Кольца Власти и одержал победу над эльфами Эрегиона. В письме к М.Уолдмену (конец 1951 г., П, с.154) Толкин пишет об этом времени так: «Во Вторую Эпоху… в Средьземелье растет и укрепляется королевство зла, теократия зла (ибо для своих рабов Саурон был еще и богом). На Западе… лежат непрочные королевства эльфов, и в тех местах люди остаются более или менее неиспорченными, хотя и невежественными. Лучшие и благороднейшие из них — дальние родичи тех, кто отбыл в Нуменор, но и они ведут простую патриархально–племенную жизнь «в духе Гомера»».

324

Годы жизни Эорла Юного — 2485–2545 гг. ТЭ. Правитель народа Эотеод (что в переводе с рох. означает «нация лошадей») (2501–2510 гг.) и первый король Рохана (2510–2545 гг.). См. о нем Приложение А, II. Имя Эорл означает на рох. «смельчак, воин». Родственно датскому ярл — «князь». Слово это было заимствовано английским языком после вторжения датчан и стало писаться eorl вместо jarl; означало благородного вельможу. Ср. совр. англ. earl — «герцог».

– Но Гэндальф говорил, будто роханцы, по слухам, платят дань Мордору, — вспомнил Гимли.

– Боромир этому не верил, не верю и я, — сказал Арагорн.

– Скоро мы узнаем правду, — остановил их Леголас. — Они уже близко.

Наконец даже Гимли услышал вдали топот копыт. Всадники, держась орочьего следа, свернули от реки к холмам. Неслись они как ветер.

Над степью зазвенели резкие звонкие голоса. Всадники внезапно пришпорили коней и с громовым топотом понеслись вперед. Предводитель повернул на юг и повел отряд в объезд холма. Ряд за рядом скакали они мимо — сильные, опьяненные скачкой, облаченные в кольчуги.