Властелин колец

– «С» — Саурон! — предположил Гимли. — Догадаться нетрудно.

– Нет! — отверг его догадку Леголас. — Саурон не терпит эльфийских рун.

– К тому же он никогда не употребляет своего настоящего имени и не позволяет ни писать его, ни произносить, — добавил Арагорн. — Да и белый — не его цвет. Герб орков, что служат крепости Барад–дур, — Красный Глаз. — Он задумался и наконец произнес: — Скорее всего, «С» означает Саруман. В Исенгарде неладно, и через западные страны больше нет безопасных дорог. Этого Гэндальф и боялся: предатель Саруман каким–то образом проведал о нашем походе. Наверное, его ушей достигли и слухи о гибели нашего проводника. Может, оркам из Мории, которые гнались за нами, удалось обмануть бдительность Лориэна, а может, они обошли Лориэн стороной и пробрались в Исенгард иными тропами? Орки — ходоки неплохие. Впрочем, у Сарумана много способов добывать новости… Помните птиц?

– Ладно, ладно, некогда ломать голову над загадками, — торопил Гимли. — Идемте, перенесем Боромира к Реке!

– Когда–нибудь разгадывать загадки придется, если мы хотим выбрать верную дорогу, — возразил Арагорн.

– А есть ли она, эта верная дорога? — усомнился гном.

Гимли срубил своим топором несколько веток, Арагорн и Леголас связали их тетивами, разостлали сверху плащи и на этом самодельном погребальном одре отнесли павшего к Реке вместе с избранными трофеями, которые должны были сопровождать Боромира в последний путь. Река была близко, но такого богатыря, как Боромир, даже втроем нести оказалось непросто. Арагорн остался у воды — сторожить тело, а Леголас и Гимли поспешили вверх по течению, к Парт Галену. До лагеря было версты две, и минуло довольно много времени, прежде чем послышался плеск весел и гном с эльфом, стараясь держаться поближе к берегу, подгребли к Арагорну.

– Странное дело, — сказал Леголас. — На берегу только две лодки. Третьей мы не доискались.

– Орки и туда наведались? — насторожился Арагорн.

– Орочьих следов там нет, — ответил Гимли. — Да и то сказать, побывай там враги — они наверняка забрали бы все три лодки и поклажу в придачу.

– Вернемся, и я посмотрю, в чем дело, — решил Арагорн.

Боромира положили на дно лодки, которая должна была стать погребальной ладьей. Изголовьем служил туго свернутый эльфийский плащ с серым капюшоном; длинные черные волосы гондорца закрывали ему плечи. Дар владычицы Лориэна — золотой пояс — ярко блестел на солнце. Шлем положили рядом с телом, разбитый рог, рукоять и сломанный меч — на грудь, в ноги — оружие убитых врагов. Друзья сели в свободную лодку, привязали к ее корме нос погребальной ладьи и поплыли по течению. Гребли молча, стараясь держаться ближе к берегу, но вскоре быстрый поток подхватил суденышко, и зеленый луг Парт Галена остался далеко позади. Солнце, начинавшее уже клониться к западу, ярко освещало крутой склон Тол Брандира. Друзья плыли на юг, пока на горизонте не показался золотой нимб водопада Раурос — облако водяных брызг, клубящееся над пропастью. Безветренный воздух задрожал от шума и грохота.

Здесь погребальную ладью отвязали. Лицо Боромира было исполнено мира и покоя; ладья безмятежно покачивалась на лоне бегущих вод. Течение подхватило ее и понесло; друзьям пришлось грести изо всех сил, чтобы справиться с волнами и не последовать за Боромиром. Ладья с телом удалялась. Наконец она превратилась в черную точку на золотом фоне — и вдруг пропала. Раурос ревел не смолкая. Река взяла Боромира, сына Дэнетора, и Минас Тирит потерял его навеки. Ни разу больше не поднялся он с восходом на стены Белой Башни. Но в Гондоре долго еще рассказывали, будто эльфийская ладья невредимой прошла пучину водопада и пенящуюся круговерть у его подножия, миновала Осгилиат — и Андуин, приняв ее в свои неисчислимые рукава, ночью, под звездами, унес ладью в Великое Море.

Трое друзей молча глядели вслед Боромиру. Наконец Арагорн молвил:

– С Белой Башни долго еще будут смотреть вдаль, надеясь увидеть его на дороге, ведущей к дому, но Боромир уже не вернется — ни с гор, ни от берегов морских.

И он запел, медленно и протяжно:

По бескрайним равнинам Ветер гнет ковыли. [313] Западный Ветер воет у пределов земли. «Ветер–Странник, поведай, Ветер–Странник, ответь — Долго ли скорбной Башне [314] в закатную даль смотреть? Боромира Могучего помоги найти. Все ли еще месяц светит ему в пути?» — «За семь потоков он правил, реки пересекал, В северной мгле сокрылся; больше я его не видал. Может быть, Северный Ветер слышал, как рог трубит?..» — «С башни смотрю на запад, и сердце мое скорбит. Он пересек пустыни, пропал в безвестной глуши. На западных дорогах не вижу я ни души».

313

Ритмика данного перевода намеренно архаизирована.

314

В стихотворении персонифицируется столица Гондора — Сторожевая Крепость (Сторожевая Башня).

Сменив Арагорна, запел Леголас:

Ветер Полудня свищет, соль в нем и песок. Он у ворот стенает, и голос его высок. «Что происходит в мире, при солнце и при луне? Где Боромир Справедливый? Он медлит, и горько мне». — «Не вопрошай у ветра о смертном и о людском: Мало ли белых ребер занесено песком Белых и черных взморий, в бурях небес и вод? Мало ль по рекам смертных к Морю, на юг, плывет? Спрашивай Северный Ветер — может быть, знает тот?..» — «О Боромир! Дорога к Морю, на юг, ведет. В хлопанье белых крыльев, в крике чаек у врат Ждал о тебе вестей я — но ты не пришел назад».

Снова запел Арагорн:

Северный Ветер стучится в створ Королевских Врат, Голос его зычен, шумен, как водопад. «Ветер, Стекленящий Воды! Прошу тебя — дай ответ: Где Боромир Бесстрашный? Как долго его нет!» — «Рог прогремел над лесом, откликнулся Тол Брандир. Много в той битве пало — последним пал Боромир. Щит пополам раскололся, и преломился меч, Но не склонил главы он, не сгорбил могучих плеч. Тело в ладью положили, коснулись устами чела — И Золотая Бездна на лоно его приняла». — «Башня отныне взора от Бездны не отвратит, Покуда мир не сгинет, и злато не догорит».

Погребальная песнь отзвучала. Друзья повернули лодку и, налегая изо всех сил на весла, поплыли обратно — к Парт Галену.

– Вы оставили мне Восточный Ветер, — сказал Гимли, — но о нем я не стану петь.

– Ты прав, — ответил Арагорн. — Когда в Минас Тирите дует восточный ветер, его поневоле терпят, но о вестях у него не спрашивают. Довольно об этом! Боромир ушел в свой путь, поспешим и мы с выбором своего!

Как только лодка ткнулась в берег, Арагорн выскочил из нее и быстро, но тщательно обследовал поляну, часто наклоняясь к самой земле.

– Орки сюда не заглядывали, — проговорил он. — Об остальном с уверенностью сказать нельзя. Наши следы, старые и новые, слишком перепутались. Но я не поручусь, что с тех пор, как исчез Фродо, здесь не побывало ни одного хоббита.

Он вернулся к берегу и осмотрел землю неподалеку от устьица журчащего ручейка.

– Тут есть довольно отчетливые следы, — заметил он. — Сюда наведывался кто–то из хоббитов. Он вошел в воду, а потом вернулся на берег, но давно ли это было, не знаю.

– Как же ты думаешь разгадать эту загадку? — спросил Гимли.

Арагорн ответил не сразу. Сперва он вернулся к лагерю и осмотрел вещи.

– Не хватает двух хоббичьих котомок, в том числе самой большой и тяжелой, — сказал он наконец. — А самую тяжелую нес Сэм. Вот вам и ответ: Фродо забрал лодку и уплыл вместе со своим слугой. Видимо, он вернулся сюда в наше отсутствие. Сэма я в последний раз видел на тропе, что вела наверх. Я позвал его с собой, но он, очевидно, не послушался. Догадался, что на уме у Фродо, и бегом назад, пока тот спускал лодку на воду. От Сэма не так–то просто отделаться!

– Но почему он попытался отделаться от нас, почему не предупредил? — спросил Гимли растерянно. — Странный поступок!

– Странный, но мужественный, — возразил Арагорн. — Сэм был прав. Фродо не хотел вести друзей на смерть, в Мордор, хотя знал, что сам–то всяко должен идти. За то время, что он был один, случилось нечто неожиданное. Это и помогло ему победить страх и неуверенность.

– Может, он встретил орков и бежал? — предположил Леголас.

– Да, бежал, — ответил Арагорн. — Но вряд ли от орков.