Властелин колец

Эомер схватился за меч.

– Я знал это! — процедил он в ярости. — За это я и хотел его убить, презрев законы двора! Но, оказывается, я знал не все!

Он шагнул вперед, но Гэндальф протянул руку и удержал его.

– Успокойся! Эовейн вне опасности, — сказал он. — А ты, Червеуст, тоже можешь быть спокоен: ты славно послужил своему хозяину и сделал все, что было в твоих силах. Право же, тебя никак нельзя оставить без награды. Но Саруман не всегда щепетилен с выплатой долгов, так что советую поспешить к нему и напомнить о своих заслугах, а то он, чего доброго, позабудет, как самоотверженно ты служил Орфанку!

– Ложь! — прервал Червеуст.

– Опять «ложь», — поморщился Гэндальф. — Слишком легко это слово слетает у тебя с уст! Мне незачем лгать. Посмотри на этого ядовитого червя, Теоден! И с собой его взять опасно, и оставить нельзя. По справедливости, его следовало бы казнить. Но он не родился предателем. Был и он когда–то одним из твоих подданных и служил тебе в меру своих сил. Дай ему коня, и пусть убирается, куда пожелает! Суди его по тому, какую он выберет дорогу!

– Слышишь, Червеуст? — обратился Теоден к Гриме. — Выбирай! Или ты отправляешься со мной на войну и доказываешь свою верность на деле, или ступай куда хочешь, но если снова попадешься на моем пути — пеняй на себя!

Червеуст медленно поднялся с колен и еще раз оглядел всех по очереди, полуприкрыв глаза. Наконец он посмотрел в лицо Теодену, приоткрыл рот, будто собираясь что–то сказать, — и вдруг все его тело страшно напряглось. Руки конвульсивно задергались, глаза засверкали, а в лице отразилась такая злоба, что все невольно отступили. Червеуст оскалился, со свистом втянул воздух — и неожиданно плюнул под ноги Королю, а сам метнулся в сторону и опрометью помчался вниз по ступеням.

– За ним! — велел Теоден. — Как бы он не причинил кому–нибудь вреда! Только смотрите не покалечьте его и не препятствуйте ему покинуть Эдорас! Если он захочет взять коня — дайте.

– Найдется ли конь, что согласится его нести? — усомнился Эомер.

Один из стражников бросился вслед изменнику, другой побежал к фонтану, бившему у подножия террасы, вернулся с шлемом, полным воды, и омыл оскверненные Червеустом камни.

– А теперь идемте, гости мои! — пригласил Теоден. — Подкрепимся, насколько позволит нам спешка!

Вслед за ним гости направились во дворец. Снизу уже доносились голоса герольдов и звуки боевых рогов: Король повелел выступать, как только соберутся и вооружатся все всадники из города и ближайших селений.

За королевский стол, кроме Теодена, сели Эомер и четверо гостей. Эовейн прислуживала Королю. Трапеза была недолгой. Теоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане; остальные хранили молчание.

– Когда он стал изменником, не знает никто, — говорил Гэндальф. — Саруман не всегда был черен душой. Я не сомневаюсь, что некогда он питал самую искреннюю дружбу к Рохану. Даже когда сердце его стало понемногу стынуть, он продолжал считать вас полезными соседями. И все же знай, о Король: не вчера замыслил он погубить тебя. Маска дружбы, правда, была сброшена не сразу. В те годы Червеуст жил припеваючи — он легко справлялся со своей задачей, и в Исенгарде мгновенно узнавали обо всем, что ты говорил и делал. Ибо границы тогда были открыты, и чужеземцы бродили по вашим краям, как и где им вздумается. А Червеуст все шептал и шептал, отравляя ядом своих речей все твои помыслы, остужая сердце, вливая немощь в твои члены… Твои близкие видели это, но сделать ничего не могли — он завладел тобой всецело. Помнишь, как предостерегал я тебя против Сарумана, когда явился к тебе, бежав из Орфанка? Предатель лишился маски, — во всяком случае, так оно было для тех, кто не пожелал закрыть на это глаза. С тех пор игра Червеуста стала куда опаснее. Он делал ставку на промедление, на бездействие, не позволял войску собраться воедино. Надо отдать ему должное: он умел усыпить тебя — или, смотря по обстоятельствам, подогреть твои страхи. Помнишь, как настаивал он на том, чтобы все непременно ехали к северным границам охотиться на диких гусей, в то время как с запада вам грозила серьезная опасность? Это он потребовал, чтобы ты запретил Эомеру преследовать орочий отряд. И если бы тот не ослушался Червеуста, говорившего твоими устами, драгоценная добыча этих орков была бы уже в Исенгарде. Не этой добычи взыскует Саруман и не на нее возлагает свои упования. Но орки похитили не кого–нибудь, а двух членов нашего Отряда, посвященных в тайну нашей надежды, о которой даже с тобой, о Король, я не могу пока говорить открыто. Страшно подумать, каким пыткам подверглись бы пленники и что мог бы выведать у них Саруман, на нашу общую погибель!

– Я должник Эомера, — признал Теоден. — За горячими и дерзкими речами нередко кроется преданное сердце.

– Добавь, о Король, что, если в глаз попадет соринка, иной раз и правда покажется кривдой, — заметил Гэндальф.

– Мои глаза были поражены слепотой, — молвил Теоден. — Но больше всего я обязан тебе, о гость мой. Ты снова явился вовремя. Я хочу по–королевски одарить тебя, прежде чем мы выступим в поход. Выбирай, что пожелаешь! Мои сокровища — твои сокровища. Одного только не проси у меня — моего меча.

– Вовремя ли я сюда явился, покажет будущее, — ответил Гэндальф. — А что касается подарка, Повелитель, то я выберу то, без чего мне теперь просто не обойтись, — быстроту и надежность. Отдай мне Скадуфакса! Я брал его в долг, если можно так выразиться. Но теперь я отправляюсь навстречу смертельной опасности и ставлю серебро против черного. Я не хочу рисковать тем, что принадлежит не мне. Кроме того, мы связаны со Скадуфаксом узами верной и крепкой дружбы.

– Добрый выбор, — кивнул Теоден. — На этот раз я с охотой уступаю тебе то, о чем ты просишь. Но знай — это неслыханно ценный дар! Другого такого коня в мире нет. В нем возродились могучие скакуны прошлого, но таких, как он, более уже не будет. А вас, мои дорогие гости, прошу выбрать из моей оружейни, что приглянется! Мечи у вас есть, но мы снабдим вас шлемами и кольчугами самой искусной работы — мои предки получили их в дар от гондорцев. Выбирайте, пока у нас есть время, и пусть роханские доспехи послужат вам верой и правдой!

Из королевской сокровищницы принесли груду доспехов, и слуги помогли Арагорну с Леголасом облачиться в сверкающие кольчуги. В придачу оба получили по шлему и круглому щиту, украшенному зелеными, красными и белыми камнями, с золотым умбоном. Гэндальф от кольчуги отказался, а Гимли она была ни к чему — даже если бы в Эдорасе и нашлось что–нибудь на его рост, напрасно искали бы люди в своих оружейнях латы прочнее короткого панциря, выкованного в подземельях Одинокой Горы далеко на севере. Гимли взял себе только подбитый кожей шлем с железными пластинами, который пришелся как раз по его круглой голове, и небольшой щит, на котором красовался белый на зеленом поле конь — герб Дома Эорла.

– Пусть охранит он тебя в битве! — сказал Теоден. — Этот щит сделан был для меня в дни короля Тенгела, когда я был еще отроком.

Гимли поклонился.

– Я горд оказанной мне честью, о Повелитель Марки, и постараюсь не посрамить твоего герба, — сказал он церемонно. — Воистину, лучше я буду носить коня на щите, нежели он меня — на спине! Я предпочитаю свои две ноги четырем лошадиным! Но, может, когда–нибудь я пригожусь и пешим?

– Не исключено, — сказал Теоден.

Он встал, и к нему приблизилась Эовейн с кубком вина.

– Фэрту Теоден хал! [386] — воскликнула она. — Пригубь от этого кубка, о Король! В добрый час! Удачи тебе в пути! Возвращайся невредимым!

Теоден пригубил вина, и Эовейн по очереди поднесла кубок остальным. Перед Арагорном она внезапно остановилась и подняла на него сияющие очи. Арагорн взглянул в ее прекрасное лицо и ответил улыбкой, но, принимая кубок, случайно коснулся ее руки — и почувствовал, как дрогнули пальцы дочери Эомунда.

386

Рох. «Счастливого пути, Теоден!»

– Радуйся, Арагорн, сын Араторна! — молвила Эовейн.

– Радуйся и ты, королевна Рохана! — ответил Арагорн, но лицо его потемнело, и улыбка погасла.

Когда кубок обошел полный круг, Король направился к выходу. Дружина уже дожидалась его; у дверей столпились герольды, роханские князья, полководцы — все, кто оказался в этот день в Эдорасе или жил поблизости.

– Внемлите, дети Эорла! — воззвал Теоден. — Я выступаю в поход, и, может статься, он будет для меня последним. У меня нет наследника, ибо единственный сын мой Теодред убит в бою. Сим провозглашаю своим наследником Эомера, сына моей сестры. Если же и Эомер не вернется — выберите нового короля по своему желанию. Но кому вверю я свой народ, пока меня не будет? Кто из вас останется охранять город?