Властелин колец

Прежде всего — еще даже новую мельницу не успели снести — были расчищены Холм, Котомка и Отвальный Ряд. Свежевырытый песчаный карьер засыпали и разровняли, а на его месте разбили большой зимний сад. В южном склоне вырыли новые норы и выложили их изнутри кирпичом. Старикан Гэмги водворился в норке под номером три и с тех пор частенько повторял, не заботясь о том, слушают его или нет:

– Плох тот ветер, который никому не приносит ничего хорошего. Я всегда это говорил! Но все хорошо, что кончается лучше, чем начиналось!

Разгорелся небольшой спор — как лучше назвать эту новую улицу? Думали о Цветущем Битвище и о Лучших Смайлах, но в конце концов, не изменив хоббичьему здравому смыслу, улицу назвали просто — Новая. Ну а что до известного прозвища Тупик Шарки, то это не более чем шутка, бытовавшая одно время в Приречье.

Больше всего пострадали засельские деревья: по приказу Шарки узурпаторы оставили Заселье совсем без зелени. Во всех Четырех Пределах деревья были безжалостно вырублены, и хоббиты переживали эту утрату тяжелее всего. Беда была в том, что такие раны долго не заживают, и Сэм понимал, что теперь, наверное, только его правнуки увидят Заселье таким, каким оно было прежде.

И вдруг в один прекрасный день — раньше Сэм был слишком занят, чтобы вспоминать о своих путешествиях, — он подумал о шкатулке, которую подарила ему Галадриэль. Он достал подарок, показал остальным Путешественникам (так их теперь называли все) и спросил их совета.

– А я все думаю — когда ты про нее вспомнишь? — сказал Фродо. — Открой же ее поскорее!

В шкатулке серела пыль, мелкая и мягкая, а в пыли лежал одинокий серебристый орешек.

– И что теперь? — спросил Сэм.

– Выбери ветреный день, развей пыль на все четыре стороны и дай этой штуке сделать свое дело, — предложил Пиппин.

– Тогда мы не узнаем, что из этого получилось, — вздохнул Сэм.

– Выбери какое–нибудь одно местечко и проверь на нем, — посоветовал Мерри.

– Госпоже Галадриэли вряд ли понравится, если я потрачу ее подарок на свой собственный сад, — рассудил Сэм. — Не один ведь я пострадал — по всем ударило.

– Тогда работай головой! Пусти в ход весь свой опыт! А когда сделаешь все, что сможешь, — используй подарок Владычицы. Пусть он поможет тебе и улучшит твою работу, — предложил Фродо. — Но не будь транжирой. Здесь не так много пыли, а ведь, наверное, каждая пылинка очень важна!

Тогда Сэм поступил так: там, где раньше стояли особенно красивые или особенно дорогие засельчанам деревья, он посадил по саженцу, оставив у корней каждого по драгоценной пылинке. Он обошел все Заселье, но никто не обижался на него за то, что больше всего времени он проводил в садах Хоббитона и Приречья. Когда работа была закончена, в шкатулке еще оставалась щепотка пыли; с ней Сэм отправился к Межевому Камню, который стоял, считай, в самом центре Заселья, и, благословив остатки пыли, развеял их по ветру. Ну а серебристый орешек он посадил на Праздничной Поляне перед входом в Котомку, на том самом месте, где росло некогда знаменитое дерево. Что–то теперь здесь вырастет?.. Всю зиму Сэм воспитывал в себе терпение, стараясь не бегать туда по три раза на дню, высматривая, нет ли чего новенького.

То, что случилось весной, превзошло самые смелые ожидания Сэма. Саженцы все до единого принялись и пошли в рост, да так быстро, словно в один год хотели вместить все двадцать. А у порога Котомки из зеленой травы поднялось красивое молодое деревце с длинными листьями и серебристой корой. В апреле оно покрылось золотым цветом. Это был самый настоящий маллорн! Чудесному дереву дивились все. Со временем этот маллорн превратился в удивительного красавца и стал знаменит на все Средьземелье. Некоторые отправлялись в далекое путешествие только ради того, чтобы взглянуть на него, — ведь это был единственный маллорн к западу от Гор и к востоку от Моря, и к тому же один из самых красивых в мире!

Вообще говоря, 1420 год в Заселье выдался исключительный. Мало того, что солнечных дней выпало вдоволь, что дождь проливался только в нужное время и шел ровно столько, сколько требовалось, — в самом воздухе, казалось, разлиты были щедрые животворящие силы, и на все месяцы этого необыкновенного года лег отблеск красоты, о какой в землях смертных обычно не имеют и понятия. Все дети, рожденные или зачатые в этот год, — а было их великое множество — росли красивыми и крепкими, а на головенках у большинства из них вились густые золотистые волосы, что вообще–то встречается у хоббитов крайне редко… Урожай собрали преизобильнейший. Юное поколение просто–напросто купалось в клубнике с молоком, а слив съедалось так много, что в траве после набега хоббитят оставались целые груды косточек — ни дать ни взять пирамиды из вражьих черепов. Весь год никто в Заселье не болел, и каждый радовался жизни, как никогда, — кроме тех, на ком лежала забота подстригать траву.

В Южном Пределе виноградные лозы, увешанные гроздьями, чуть ли не лежали на земле, урожай курительного зелья превзошел самые смелые ожидания, амбары ломились от пшеницы, а севернопредельский ячмень так удался, что пиво 1420 года надолго вошло в пословицу. Даже спустя поколение случалось, что какой–нибудь старикан, опрокинув заслуженную кружечку пива, с размаху грохнет ею об стол и довольно крякнет: «Уфф! Доброе пивко! Прямо как в четыреста двадцатом!»

Поначалу Сэм поселился вместе с Фродо у Хижинсов, но как только на Новой Улице закончились работы, переехал к отцу. В добавление к остальным заботам Сэм руководил расчисткой и ремонтом усадьбы Бэггинсов; впрочем, это у него получалось лишь урывками — он часто отсутствовал, разъезжая по всем концам Заселья и навещая посаженные им деревья.

В начале марта он как раз уехал и не знал о болезни Фродо. Тринадцатого марта старый Хижинс нашел хозяина Котомки в постели. Рука Фродо крепко сжимала камень, который обычно висел у него на шее. Фродо не то спал, не то бредил.

– Оно ушло, ушло навсегда, — бормотал он. — Вокруг темно и пусто…

Приступ, однако, миновал, и к возвращению Сэма — вернулся он двадцать пятого марта — Фродо выздоровел. Рассказывать он о своей болезни не стал никому. Надо отметить, что к этому времени работы в Котомке закончились. Мерри с Пиппином перевезли из Крикковой Лощинки мебель и вещи Фродо, и нора стала выглядеть почти как в добрые старые времена. Когда все было готово, Фродо спросил Сэма:

– Ну что, скоро ты ко мне переедешь?

Сэм слегка смутился и не нашелся что ответить.

– Если не хочешь, можешь, конечно, не торопиться, — удивился Фродо. — Но до твоего отца от Котомки рукой подать. Вдова Рамбл [677] прекрасно могла бы за ним ухаживать…

– Я не поэтому, — замялся Сэм, сильно краснея.

– Почему же?

– Все дело в Рози. В Розе Хижинс, — признался Сэм. — Бедняжке совсем не по душе пришлось, что я пропадал столько времени. Я с ней сразу не успел поговорить, и она, конечно, тоже смолчала. А потом я опять с ней не поговорил, потому что навалилась работа и надо было сначала разобраться с делами. Но теперь я улучил минутку и все сказал, а она вдруг и отвечает: «Ты и так уже потратил впустую целый год, куда ж еще тянуть?» — «Впустую? — спрашиваю я. — Не сказал бы». Но я ее понимаю. Я просто надвое разрываюсь, господин Фродо.

677

В современном английском слово rumble означает «громыхание, грохот». Однако в Рук. (с.185) Толкин указывает, что переводить это имя не следует, так как для хоббитов оно было темным по значению. Переводчик повиновался, отдавая себе, однако, отчет в том, что за строгим наказом автора кроется улыбка.

– Вот оно что, — понял наконец Фродо. — Ты собираешься жениться, а с другой стороны, и в Котомке пожить не отказался бы. Верно? Но эта задача решается проще простого! Женись как можно скорее — и перебирайся ко мне вместе с Рози. В Котомке даже самому большому семейству тесно не будет!

На том и порешили. Сэм Гэмги женился на Розе Хижинс весной 1420 года (этот год прославился еще и бесчисленным множеством свадеб) и поселился в Котомке вместе с молодой женой. Сэм считал, что ему крупно повезло. Но Фродо понимал, что на самом деле повезло не столько Сэму, сколько ему самому: во всем Заселье не сыскать было хоббита, о котором заботились бы с такой любовью, как о Фродо. Когда работы по восстановлению были расписаны по дням и часам и стали претворяться в жизнь, Фродо зажил тихо и спокойно, без помех продолжая книгу и разбирая записи Бильбо. В День Преполовения, на Свободной Ярмарке, он сложил с себя бремя власти, и старина Уилл Белоног еще семь лет председательствовал на всех засельских торжествах.