Властелин Сонхи

Они устроились под оградой с барельефными урнами и плакальщицами. Город тонул в дождевом тумане, где-то вдалеке – на другом конце кладбища – размеренно били в храмовый гонг.

– Спасибо, – сказал Крысиный Вор, после того как умял половину угощения. – Я был не прав насчет гнупи. Вы не хуже людей. Вернее, многие люди не лучше вас. Дай им возможность, так напакостят, что вам за ними не угнаться.

На это Шнырь малость обиделся:

– Ты много, что ли, видел людей, которые покруче нас пакостят?!

– Сейчас их как мух на помойке развелось. Такое впечатление, что за недолгое время в гильдию Шаклемонга вступило несколько сотен человек, а то и больше. Этот Незапятнанный – выдающаяся мразь.

– Уж это да, истинная гнида, – поддержал собеседник. – Гнупи, говорит, надобно по всему городу истребить, как глистов ядовитых! Сам он глист ядовитый… Как думаешь, рыжий, ежели я съем шаклемонгову печенку, я не траванусь?

– Не траванешься, – буркнул Крысиный Вор.

Помолчал, глядя в туман, и добавил:

– Главное, не обожрись на радостях.

Вот на это Шнырь обиделся всерьез: ты за ним без устали бегаешь, еду ему носишь, а в благодарность – «не обожрись!» Обозвал его ворюгой-подлюгой и убрел прочь, напоказ ссутулившись, понуро опустив голову. Украдкой оглянулся: рыжий знай себе догрызал сухари.

Завернув за угол, соглядатай помчался во всю прыть, на бегу размышляя о том, как он станет всем жаловаться на Крысиного Вора.

Благодарение Ланки, Нинодия все-таки выцарапала у Чавдо свои денежки. Она хранила сбережения на черный день в Королевском банке – «самом надежном банке просвещенного мира», который этот проныра нынче прибрал к рукам. Вышел указ, что ввиду государственной необходимости вклады пока выдаваться не будут, зато потом владельцы получат их с хорошими процентами – его величество гарантирует. Ага, как бы не так. Нинодия сразу смекнула, откуда растут ноги у «государственной необходимости» и чего стоят королевские гарантии.

Прощелыгу Мулмонга она знала с той поры, когда он был начинающим магом Ложи. Еще тогда у него была заветная мечта – тема для шуток и присказок: ограбить Королевский банк.

Раньше он не раз снимал деньги с чужих счетов по фальшивым документам, но это дело хлопотное и рисковое, а теперь ему преподнесли главный банк Ларвезы на золотом блюдечке. Так он и станет делиться с теми, кого облапошил!

Нинодию выручила королевская протекция: Дирвен позапрошлым летом спас ее, выкрал из овдейской тюрьмы, а такие, как он, обычно великодушны с теми, кто им по гроб обязан и не устает выражать свою благодарность. Она добилась аудиенции, попросила о милости, и Повелитель Артефактов распорядился, чтобы ей вернули накопления, ничего не урезывая.

– Только не болтай об этом, во имя Ланки, – благодушно и доверительно посоветовал Мулмонг, зазвавший ее поужинать в «Бешеном поваре». – Ты ведь у нас девочка понятливая.

– Обижаешь, Чавдо, я не из болтливых, особливо в таких вопросах, – в тон ему отозвалась Нинодия «Плясунья» Булонг, бывшая танцовщица и дама полусвета, отставная шпионка Светлейшей Ложи. – Мне своя шкурка всего дороже. Сам видишь, в каком я положении – ноги не ходят, брюхо растет, за душой ни гроша, а жить на что-то нужно…

Она прибеднялась: выхлопотанную Крелдоном пенсию ей сохранили, не зря подавала прошение, хороший мальчик Дирвен пошел навстречу. Наверняка Чавдо в курсе, да только для него это мелочевка, ну и хвала богам.

Нинодия опять жила в своем уютном домике на улице Хрустальной Синицы. Резиденцию Ложи разгромили, загадили и разграбили, а овдейских агентов можно не опасаться, не до того им теперь. Шаклемонг знал о том, что она заручилась высочайшим покровительством, и его оглоеды к ней не цеплялись, даже лепную розетку у нее на фасаде не тронули. Хотя, судя по трещинам, булыжником с улицы однажды кинули. Но по мелочам они даже в королевском дворце декор попортили – «из демоноборческого усердия», как объяснял это Незапятнанный – а новоявленному королю было плевать.

Чавдо остался все тем же хитрованом, которого Плясунья знавала в молодости, с ним держи ухо востро: а ну, как набьет брюхо и сбежит, предоставив даме самой платить за ужин? Мало ли, что он подгреб под себя Королевский банк и стал богаче всех в Ларвезе – с него станется… Сама она тоже не бедствует, спасибо воровскому богу Ланки и славному мальчику Дирвену, однако же запихнула в рукав, под манжету с жемчужно-рубиновой пуговицей, пару блестящих ложечек. Незаметно утянуть приглянувшуюся вещицу, а то и чужой кошелек – это была ее тайная страстишка, на этом ее и поймала когда-то Светлейшая Ложа.

Если Чавдо по всем статьям остался верен себе, то другая старинная знакомая Нинодию изрядно удивила. Стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд, подпольная торговка артефактами, зельями и ценным антиквариатом. Что она заявилась, не таясь, в модную ресторацию – ничего странного, Ложи-то больше нет, и никто не кинется задерживать нарушительницу закона. Другое дело, в каком виде она заявилась: элегантная дама в черно-красном туалете, на руках кружевные митенки и перстни, в ушах рубиновые серьги, на шее черный с блестками газовый шарф, темные волосы зачесаны назад, закреплены драгоценными заколками и распущены по плечам.

Пораженная Нинодия разинула рот и не сразу его закрыла. До чего иной раз люди меняются: Ламенгу она помнила неряшливой особой в заношенной мужской одежонке, этаким сморчком неопределенного пола, который вызывал у кого жалость, у кого раздражение, а коли знаешь, что перед тобой ведьма немалой силы, и вовсе диву даешься. Зато теперь красотка хоть куда: не первой молодости, черты лица грубоватые, но сколько вкуса и шика!

Ламенга подсела к ним за столик. Стараясь на всякий случай подольститься к ведьме, Нинодия не скупясь отсыпала ей комплиментов, но, похоже, не угодила. Поджав ало накрашенные губы, та процедила, что-де останется в чужой коже, несмотря на отравленные внутренние шипы, до тех пор, пока не взыщет должок. Что она хотела этим сказать, поди пойми, ясно только, что с кем-то у нее жестокие контры, и нынешний наряд напоминает ей о мести.

Плясунья украдкой вздохнула: все вокруг разыгрывают свои спектакли, а ей с искалеченными ногами осталось сидеть в зрительном зале, и хорошо еще, если в бельэтаже, а не на галерке.

Попрощалась да отправилась домой. Главное – до темноты. С фонарями в Аленде стало совсем худо, вдобавок на каждом шагу разбой: грабят лавки и богатые дома, нападают на прохожих. В закоулках вокруг «мусорных домиков» громоздятся кучи отбросов, а иные из горожан повадились прямо из окон всякую дрянь выбрасывать. В прежние времена Ложа следила за чистотой и штрафовала нарушителей, но теперь никто этим не занимается.

Здания с отбитой лепниной выглядели, как после пушечного обстрела. Возле тех продуктовых лавок, которые в этот сумеречный час еще не закрылись, хвостами стояли очереди: цены подскочили, однако народ все равно делал запасы.

«Эх, Дирвен, Дирвен, что же ты натворил, – вздохнула про себя Плясунья. – И что теперь по твоей милости с нами будет…»

На бульваре Костюмеров наперерез ее коляске выскочил человек – встрепанный, растерзанный, лицо в крови.

– Помогите! Прошу вас, заберите меня отсюда!