Властелины удачи

Сравнивая тюрьму в Огайо с луизианской, Мори отмечал, что в чем-то ему было легче, а в чем-то труднее. В ножные кандалы заключенных не заковывали, но собирали их в команды и строем водили из тюремного блока в столовую, на работу, обратно в столовую и назад, в камеры. Только с пропуском, подписанным охранником, заключенный мог в одиночку появиться во дворе, направляясь в лазарет, библиотеку, часовню.

Учитывая возраст Мори, никто не испытывал желания взять его «жены», так что к нему не приставали. И он уже не был единственным евреем на всю тюрьму. Наоборот, их хватало с лихвой, и по воскресеньям рабби читал желающим проповедь в тюремной часовне. Работал Мори на маленькой фабрике, где заключенные изготовляли пластины под автомобильные номера. Шесть часов в день он сидел на жесткой скамье, засовывая пластины в конверты из плотной коричневой бумаги.

Носил он куртку из грубой, колющейся материи, синие джинсы, такие большие, что ему приходилось их подворачивать, шапку и черные башмаки, которые тачали прямо в тюрьме. По правилам куртка застегивалась на все пуговицы. Шапку разрешалось снимать только в камере.

Жили они вчетвером в камере, рассчитанной на двоих. В любой момент охранник мог заглянуть в дверной глазок, в отличие от Луизианы, где на ночь заключенные оставались предоставленными самим себе. Заключенным запрещалось заниматься онанизмом, а потому спать они должны были, положив руки на одеяло. Если охранник замечал, что кто-то убирал руки под одеяло, он колотил в дверь дубинкой, требуя, чтобы тот вытащил руки. Одного из сокамерников Мори застукали мастурбирующим и на десять дней упекли в карцер.

Спустя какое-то время Мори понял, что переживет эти три года. Другое дело, хотелось ли ему этого. Недели и месяцы уходили один за другим, монотонные, потраченные зря, безвозвратно утерянные. Он страдал не от жестокости других заключенных, а от железной дисциплины, отсутствия всякой личной жизни и спартанской аскетичности, действующей даже на тех, кто и на свободе не числился в сибаритах.

Огненная Голова начал отбывать пожизненное заключение. Мори несколько раз видел его, но не смог перемолвиться ни словом, потому что их камеры находились в разных секторах, а работали они в разных командах.

Отсидев год, Мори предстал перед комиссией по досрочному освобождению. Комиссия его прокатила, полагая, что он гангстер. Кроме того, детективы Толидо рекомендовали оставить Мори в тюрьме до конца срока.

Потому-то он и изумился, когда год спустя, в тридцать четвертом, его освободили условно. Комиссия сочла, что негоже держать в тюрьме человека, осужденного по уже отмененному закону.

Выйдя на свободу, Морис Коуэн так и не отметился в полицейском участке. Он сразу поехал в Детройт. Пурпурной банды более не существовало, но это не означало, что освобожденное ею место осталось пустым. В честь Мори устроили званый ужин, где и объявили, что он назначается управляющим нового роскошного ресторана во Флинте. Да и как иначе могли встретить Мори, который не болтал лишнего и даже отсидел два года в тюрьме штата Огайо за то, что держал рот на замке.

Мори тоже было, что объявить. С этого момента, сказал он своим друзьям, его зовут Моррис Чандлер.

6

Звонок Макса порадовал его. Он всегда с удовольствием помогал давнему другу.

За все эти годы они виделись довольно редко. После Флинта Мори работал в разных уголках страны. Восемь лет управлял отелем в Саратога-Спрингсе в сезон скачек, перебираясь на зиму в отель в Форт-Лодердейле. Макс побывал и там и там.

Постепенно сицилийцы прибирали преступный мир под свой контроль. Чандлера это не беспокоило. Новые боссы еще больше уважали человека, не болтающего лишнего. Для них это был вопрос чести, других они просто не терпели. Разумеется, Мори не мог войти в «семью», но его знали как честного и смелого человека, которому можно доверять.

Мори встречался со многими из них. Счастливчик Лучано, самый удачливый. Френк Костелло. Алберт Анастасиа. Джо Профаччи. Карло Гамбино. Френк Нитти. Не все были сицилийцами. Мюррей Хэпмфри из Чикаго. Мейер Лански. Багси Сигел.

Макс не хотел с ними знаться. Близко не подходил к заведениям Мори, если там был кто-то из них.

Глава V

1

Моррис Чандлер заверил Джонаса, что к его приезду все готово: на телефоны установлены скрамблеры, коммутатор в Сан-Диего работает, в двери врезаны новые замки… И он надеется, что Джонас и Невада будут его гостями на вечернем шоу.

Вскоре они сидели за столиком в ложе, выходящей на сцену и отделенной от зала стеклом, установленным под углом. Свет люстр и прожекторов отражался от него, отбрасывая блики в зал, а те, кто сидел в ложе, оставались невидимыми. Столик покрывала скатерть из тяжелого льняного полотна. Хрустальные бокалы, серебряные приборы. Бутылка шампанского в ведерке со льдом. Посередине столика красовались бутылки бербона и шотландского.

Особая бутылка без этикетки стояла рядом с тарелкой Чандлера. Из нее он налил в бокал зеленой жидкости, добавил чуточку воды. Прозрачная жидкость помутнела.

— Абсент, — пояснил Чандлер. — Запрещен в Штатах. Приходится привозить из Азии. Я пристрастился к нему в Новом Орлеане до того, как его включили в список запрещенных напитков. Можете попробовать. Говорят, что он вредно действует на мозг.

— Я его пробовал, — ответил Джонас, — но мне нравится другая настойка. Моя бабушка добавляла ее в булочки. Анисовая.

— Лакричник, — кивнул Чандлер.

— Я тоже воздержусь, — покачал головой Невада.

Ложа, в которой они сидели, напоминала аэропорт, где приземлился их самолет: и то и другое предназначалось для мужчин, которые хотели вкусить удовольствий Лас-Вегаса, оставаясь невидимыми.

Первое действие началось через несколько минут после того, как они сели за столик. Открыли его двадцать девушек кордебалета в костюмах из ярких перьев. За ними на сцену вышла цыганка Роза Ли, которая пела и танцевала, раздеваясь. Оставшись в чем мать родила, она поклонилась публике и под аплодисменты удалилась за кулисы. Сцена погрузилась в темноту, и тут же прожектор осветил мужчину, стоящего в правом углу, сложив руки на груди и опустив голову. То был Джек Бенни, который завладел вниманием публики на тридцать минут. В конце к нему присоединилась цыганка.

— Э… мисс Ли, я хочу вас спросить… Вы не испытываете… Я хочу сказать… вас не смущает пребывание на сцене… перед всеми этими людьми… голой?

— Нет, Джек. А вас?

Закончилось отделение появлением кордебалета.

Подали обед. После бифштекса в аэропорту Джонас заказал рыбу. И съел ее, запивая шампанским. Все его тело ломило от усталости. Если не считать короткого отдыха в доме Невады, он был на ногах больше двадцати часов. А ведь он не мог считать себя стариком. Сорок пять лет, рановато терять форму.

— У вас прекрасное шоу, — похвалил Джонас Чандлера.

— И обходится недешево, — ответил тот. — Но позвольте объяснить, почему такие вот отели-казино делают деньги, какие и не снились прежним игорным салонам. Приезжая сюда, люди проводят у нас не один день. Они играют. Плавают в бассейне. Снова играют. Едят и пьют. Опять играют. Смотрят красочное представление. Вновь играют. Спят несколько часов, и все идет по второму кругу. Это отдых. И, должен признаться, отдыхающие приносят нам куда больше денег, чем те игроки, что не отходят от столов. Они умны. Они умеют играть. Обычно они много не проигрывают. Но вот владелец строительной фирмы из Милуоки привозит в Лас-Вегас свою даму, они поселяются в «Семи путешествиях», и мы начинаем получать прибыль. Она играет на автоматах, он — у столов. Вместе они просаживают целое состояние. Но знаете что? Они уезжают довольные. Потому что хорошо провели время.