Властимир

— Имя мне — Властимир сын Улеба, я князь города Резани, — спокойно сообщил Властимир. — Мой спутник — гусляр из Новгорода, Буян.

Толмач перевел вождю. Выслушав, Шаркань сокрушенно покачал головой и зацокал языком. Он не сказал ни одного слова, но толмачу этого и не надо было.

— Светлейший и сильнейший вождь не верит чужеземцам, — сказал он. — Вы осквернили нашего бога, нарушили священный ритуал, что оставался неизменным от прадеда отца нашего вождя. Вы могли быть подосланы теми, кто хочет смерти нашему народу, а посему вы должны немедленно назвать свои настоящие имена или доказать, что вы не лжете.

Услышав такое, Властимир вскинул голову и гордо посмотрел на вождя мадьяр.

— Я князь! Считаю, что этого достаточно. Я не собираюсь этого доказывать.

Буян обратил в его сторону полный ужаса взгляд. Толмач весьма красноречиво покачал головой и стал переводить слова князя. Вождь насупил брови — ответ резанца заставил его задуматься. Было видно, что это занятие ему непривычно и он не любит, когда его заставляют это делать.

Буян это понял и отчаянно бросился на выручку князю.

— Вождь, выслушай, — зачастил он, — и сам рассуди. Мы ехали по степи, никого не трогали и ушли с кургана, чтобы не мешать твоим людям. Мы только оборонялись, когда на нас напали, а что убили многих, так то удача, не более. Никто нас не подсылал, сюда по своим делам едем. Мы все немного ошиблись, так давайте мирно разойдемся — степь большая, места всем хватит.

Он замолчал, потому что по знаку недовольного его болтовней хана один из охранников зажал гусляру рот ладонью, а другой сильно ударил его в живот, так что Буян задохнулся.

— Ты будешь говорить? — через толмача обратился к Властимиру вождь Шаркань.

— Я все сказал, — буркнул князь.

Буян в ужасе закрыл глаза. Он боялся, что гордость князя до добра не доведет. Степной же вождь думал иначе. Ему нравился бесстрашный славянин. Шаркань что-то сказал, и толмач перевел:

— Ты горд, резанский князь, — услышали славяне его слова, — но ты глуп — взял себе в попутчики болтуна с душой женщины…

Обиженный Буян вскинул голову. В толпе кто-то засмеялся.

— Тебе мы верим, — продолжал толмач переводить. — Но твой спутник не заслуживает веры — от страха любой говорит не истину, а то, что хочет услышать победитель. Тебе будет сохранена жизнь, но он умрет.

Властимир перевел взгляд на Буяна — тот побледнел от страха. Охранники достали сабли.

— Я гусляр, певец! — вскрикнул Буян, когда ему накинули веревку на шею и потянули в сторону — Хотите спою?

Он нетерпеливо уставился на толмача, ожидая, когда тот переведет его слова вождю. Но толмач не торопился. Шаркань поправил подушки под собой и вдруг изрек на ломаном славянском наречии:

— Пой. Понравишься — сохраню жизнь.

Властимир был удивлен, что вождь знает их язык, но Буян обрадовался. Ему развязали руки. Властимир же пока оставался связанным. Буян принялся растирать затекшие запястья — предстояло выдержать серьезное испытание: своим пением он мог спасти себе жизнь. По знаку Шарканя один из рабов принес мешки новгородца. Вынув гусли, Буян на краткий миг прижал их к сердцу и мысленно обратился к Велесу: «Как отца тебя почитать стану и потомкам своим накажу, коли поможешь…»

Толпа затихла, и в этой тишине гусляр ударил по струнам, и полился его высокий сильный голос:

То не облако в лес хоронится,не туманы полезли с реки —проскакала по лесу конница:все русалки да все лешаки.Сказку слушали, да не до конца —разбежались, кому невтерпеж…Старый конь просил добра молодца,наточившего свой острый нож:«Не губи меня, добрый молодец,я тебе еще пригожусь!Я в жару воды дам колодезной,с чародеем вмиг подружу.Не губи меня понапрасну ты —это наговор, это ложь…»

Когда его голос стих, в стане долго стояла точно наколдованная тишина Молчали все — даже лошади притихли, опустив головы. Люди словно ждали, когда вернется эхо голоса гусляра, Сам Властимир был поражен — до этого Буян только что-то напевал себе под нос или насвистывал, но пел только в Ласкове. Князь сам не ожидал, что его так очарует песня гусляра.

Наконец вождь Шаркань пошевелился и встряхнул головой, отгоняя оцепенение.

— Проси, — молвил он на ломаном славянском.

Буян пал на колени.

— Отпусти ты нас! — воскликнул он. — Не простые мы путники, не за золотом в путь отправились. Ждет нас дело, и дело немалое…

Вождь прикрыл один глаз.

— Вы вместе? — обратился он к Властимиру. — Да.

— Хорошо. — Вождь немного помолчал, потом кивком головы указал на князя одному из стоящих позади него людей. Тот вышел вперед и молча освободил резанца.

— Князь пусть едет, — услышали славяне на этот раз через толмача решение Шарканя — Я отпускаю его, а гусляр останется. Петь нам будет.

Два воина встали рядом с гусляром, обнажив сабли.

— Погоди, вождь! — воскликнул Властимир. — Нельзя так! Он свободный человек! Что ж, ты его клеймить, как раба, будешь? Коли так — я тоже остаюсь. Не пойду никуда без Буяна.

Гусляр вздрогнул — он не мог поверить услышанному. Вождь внимательно посмотрел на них обоих и наконец сказал:

— Я понял тебя, князь. Вы осквернили нашего бога, вы преступники. Но мне жаль убивать тебя, Властимир, потому что ты равный мне, и жаль убивать Буяна, потому что он хорошо поет. И вот мое решение! — Он махнул рукой, и толмач послушно отступил в сторону. — Певец останется здесь, пока князь будет выполнять свой долг. Потом он должен вернуться за своим спутником… Я много слышал о славянах, об их честности. Я хочу проверить — так ли верны славяне слову, как говорит о них молва? Если ты, князь из Резани, — он с трудом выговорил название города, — вернешься за ним, я отпущу вас обоих. Но если ты скроешься — он будет принесен в жертву нашему светлому и могучему Архмаздре! Я сказал!

Князь и гусляр переглянулись. Оба понимали, что дело им предстоит нешуточное. Без помощи и подсказки Буяна Властимиру будет трудно, почти невозможно выстоять против Змея. Он наверняка погибнет, а это означает смерть гусляра. Но даже если князь и победит, Шаркань в любой момент может перестать ждать.

— Ничего, — шепнул Буян. — Я что-нибудь придумаю.

— Не надо, — остановил его князь. — Я сделаю все и приеду. Вождь не успеет с тобой расправиться. Положись на меня.

Их разговор был прерван толмачом.