Влечение. Истории любви
Шрифт:
Вряд ли Ким ее слышал. Рухнув на колени перед картиной, он поглаживал пальцами разрезанное полотно. Его бессвязное бормотание постепенно перерастало в тонкий, захлебывающийся, истерический плач.
Каблуки черноволосой девушки гулко процокали по галерее. Входная дверь оказалась не заперта. За воротами ее ожидала ночь. Жадно вдохнув летний горячий воздух, она быстро пошла прочь, прочь. Минут через пять рядом с ней остановилось маршрутное такси, и грубоватый водитель в клетчатой рубашке, расстегнутой наполовину, открыл автоматическую дверь.
– Эй, красотка! Хорошая погодка! На таких каблуках поди до города не доковыляешь!..
– Спасибо, – расплакалась черноволосая девушка, –
– Садись давай, – ответил шофер, – поехали уже. Не надо только реветь. Пожалуйста.
Но черноволосая девушка плакала долго, и в маршрутном такси рядом с веселым клетчатым водителем, и в собственном нечистом подъезде, и в квартире. Не зажигая света, она плакала в чисто убранной комнате. Потом она снова плакала, плакала и снова плакала, потом перестала и даже немного забыла. А потом просто жила.
«Иногда любовь как-то совсем по-особенному проявляется в таланте, и не всегда нам дано ее понять. Поэтому мы выбрали другой путь – мы осуждаем ее...»
Сажусь на корточки, прислоняюсь спиной к больничной стене, выкрашенной желтой масляной краской. Ужасная усталость, и откуда? Еле заставляю себя открыть глаза. Хотя сегодня мне, по всему, надлежит испытывать счастье, близкое к эйфории, – я забираю домой сына, последние исследования показали стойкую ремиссию. Вместо того чтобы прыгать от радости и целовать медсестер, я с усилием поднимаюсь и разлепляю губы, чтобы произнести необходимые слова благодарности доктору. До него надо еще дойти.
Делаю шаг. Другой.
Ординаторская.
Стучу.
Минуточку, говорит лечащий врач, не отрываясь от бумаг, одну минуточку.
Поднимает голову, улыбается мне, встает с места, протягивает руку, хвалит сына за стойкость, потом морщит лоб и немного даже виновато признается, что не успел оформить документы, рекомендации для поликлиники и что там положено еще.
Это еще часа полтора-два, предупреждает он, а то и больше, учитывая надвигающийся обход. Итого, примерно к двум часам дня будет готово. Подождете? Или позже заедете?
Пожимаю плечами, мечтаю о том, что упаду сейчас на голую панцирную сетку больничной кровати и посплю, укрывшись пуховиком, а сын пусть читает себе «Пятнадцатилетнего капитана», караулит выписку.
И тут звонит телефон, диспетчер Танечка жалобным голосом: «Знаю, все знаю, что в больнице, но тут вызов буквально по соседству, на Крестовском, и никого на районе, представляешь? Вызов-то пустяковый, минималка, может быть, возьмешь? А я тебе не забуду...»
Я вздыхаю, растираю лоб ладонью, отгоняя сонную одурь, соглашаюсь со вздохом. С диспетчером нужно дружить, это закон.
Захожу в палату, сын вскидывается навстречу, ловлю его лоб в ладонь, дую в затылок и обещаю вернуться через час.
Вот оно, счастье. Его личико порозовело, и мне на душе тоже становится светло.
Есть такое хорошее время не только летними днями, но и зимними, когда каждый предмет подсвечен солнцем так ярко, что и сам кажется источником света.
На кровати лежат наушники, плеер, надкусанное яблоко, все переполнено оранжевым свечением и теплом.
Диспетчер Танечка нисколько не обманула, нужный дом располагается действительно ровно в трех минутах езды, требуется отвезти пожилую осанистую даму к Приморскому парку Победы – прекрасный день для прогулки, и через час ровно мы уже выходим с сыном из больницы, ничего не забыли, десять раз проверили – такая примета, чтобы не возвращаться.
ПРОСТО
ЖИТЬ«Вера, – говорит мне по телефону непосредственный начальник, – Вера, ну вот что ты со мной делаешь? У меня людей нет, некого в смену сажать. А ты что надумала? Не могу я тебе отпуска дать. Неделю максимум. Неделю».
«Две», – торгуюсь я, балансируя на одной ноге, надеваю сапог. Начальник громко стонет и чем-то стучит, неужели головой о стол?
«Хорошо, – горестно соглашается он, – хорошо, только сегодня возьми клиентов? На четыре часа хотят, или даже шесть, по городу, отличный заказ!»
Я соглашаюсь, все-таки умудряюсь застегнуть молнию. Быстро надеваю пуховик, застегиваю молнию, поднимаю воротник, сегодня минус двадцать два градуса, экстремальные морозы для Питера, чего уж там.
Сейчас очень смеялись, сын с небольшой оравой друзей в коридоре натягивает шубы-шапки и пальто, один мальчик громко выкрикивает:
– Ну, психи! Ну, психи!
Другой отзывается, выныривая из-под завалов одежды:– Ты меня звал?
Мальчишки уже носятся по двору и ждут, когда я вывезу их кататься на лыжах, санках, ватрушках и коньках – кому как больше нравится. Хорошее зимнее утро, солнце, и снег приятно скрипит. Спускаюсь и немного огорчаю их, сообщая о некоторой отсрочке: поездка состоится завтра, так даже и лучше, поскольку будет несколько теплее, а сегодня мне придется поработать.
Ожидаю клиента в неухоженном еще дворе нового дома в паре кварталов от Ледового дворца, несуразная детская площадка, редкие скамейки, многие автомобили, мешки из-под цемента, битый кирпич и почему-то старая чугунная ванна, полная песка.
Проходит добрых пятнадцать минут, соединяюсь с диспетчером Юлечкой и ябедничаю:
– Юля, никого нет!
Юлечка отвечает, чуть запыхавшись:
– Вера, прости, только что хотела тебе сообщить, да тут воду в офис привезли, расплачивалась. Клиент звонил, сказал, чуть опоздает. Что-то там с дверью входной, то ли не открывается, то ли не закрывается. Чуть ли не МЧС вызвали. Я ему сказала, пусть не торопится. Время-то пошло. И ты не переживай. Отдохни, поспи.
Включаю новый диск Бреговича, салон наполняет великолепное цыганское многоголосье, закрываю глаза и настраиваюсь на длительное ожидание. Передняя дверь вдруг открывается не с первой попытки, и я вижу девочку лет десяти – двенадцати в смешной шапке с заячьими ушками, более уместной на ребенке помладше.
– Здравствуйте! – звонко говорит девочка и громко чихает. – Ой, простите! Это ведь вы – наше такси? Папа велел спуститься и сказать, что мы сможем стартовать уже через несколько минут. Он сейчас быстро меняет замок. Мы на прошлой неделе только переехали и сначала даже не могли смотреть телевизор, потому что какие-то перепады напряжения и не было электричества, а я нечаянно сломала в нем ключ. То есть в замке, конечно, сломала. Не в электричестве.
С удивлением рассматриваю незнакомую общительную девочку-зайчика. Она в ярко-красном пальто с большим воротником, горло укутано полосатым шарфом ручной вязки, на ногах высокие сапоги и шерстяные ярко-зеленые брюки. Она следит за моим взглядом и вздыхает:
– Знаю! Знаю! Дурацкие зеленые штаны! Папа заставляет надевать, для тепла! Папа, кстати, всегда говорил, что в Санкт-Петербурге мягкая погода и не бывает морозов, а тут просто какой-то Северный полюс...
– Ага, – соглашаюсь я, – это зима совсем нетипичная для города. Ты бы садилась сюда, погрелась. У меня хорошо, даже жарко.