Влечение

В тот вечер мы простились навек. В небе плавали серебряные облака; толпа на тротуаре постепенно редела. Я ушла и ни разу не оглянулась. Не из малодушия, а из страха. Моя большая любовь. И моя врожденная трусость.

Я вернулась домой, уже зная о своей беременности. Если я психовала, страдая от внутренней борьбы, ты, наверное, относил это на счет моей досады оттого, что каникулы подошли к концу. Оказалось нетрудно скрыть последствия. Небольшая подтасовка дат — и мой Дэнни официально стал также и твоим Дэнни.

Я поступила непорядочно. Но не прошу тебя о прощении, потому что я его не стою.

Предупреждаю твой вопрос, виделась ли я с Тонио когда-нибудь еще. Нет. Однажды он прислал мне на старый адрес открытку из деревеньки на западе Ирландии. Новые жильцы любезно переслали ее сюда.

Обратного адреса не было — только название деревни, а текст содержал лишь нейтральные упоминания о погоде и живописных окрестностях. Последняя фраза была такая: «Вот где нужно жить!»Он подписался полным именем — Тонио Форнази. Как будто я могла забыть, кто это.

Я часто фантазировала, что он женился на толстушке Виттории и они произвели на свет целый выводок пухлых маленьких итальянцев.

Вот и все, Йен. Как говорится, от и до».

* * *

Разумеется, Джесс не отправила это письмо, так же как и другие, полные самобичевания. Кончилось тем, что она ограничилась коротенькой констатацией факта. Ее терзали стыд и чувство вины.

Двадцать лет она хранила тайну, и вот теперь, после гибели Дэнни, тайное стало явным. Ее секрет перестал быть секретом для Бетт и Лиззи; было бы несправедливо оставить Йена в неведении.

* * *

Среди счетов и приглашений оказалось письмо из Англии. Мишель оставила для Йена почту на кухонном столе — посмотрит, когда придет с работы. Он нахмурился и первым делом вскрыл белый конверт.

И потом долго читал и перечитывал.

— Это ты, зайчик? — крикнула из ванной Мишель. Минутой позже она показалась в кухне, с одним махровым полотенцем, закрученным тюрбаном на голове, а другим — обернутым вокруг туловища. Поправив выбившуюся прядь волос, она обняла мужа за талию. Пальцы начали проворно расстегивать на нем рубашку. Йен отстранился. Мишель удивленно посмотрела на него.

— В чем дело?

— Который час в Англии?

— Понятия не имею. Это ты у нас англичанин. Должно быть, раннее утро.

— Мне нужно срочно поговорить с дочерью.

В гостиной он задержался у окна, глядя сквозь щели в жалюзи на их маленький сад. Потом подошел к телефону и стал накручивать номер.

Мишель последовала за ним.

— Что все-таки случилось?

В трубке послышались длинные гудки.

— Не знаю. Но я дознаюсь.

* * *

— Папа, если ты из-за меня, незачем было приезжать.

— Я сам захотел. Трудно разобраться во всем с другого конца земли.

Они сидели рядом перед газовым камином в квартире Бетт. Снаружи сочился тусклый весенний свет.

Весна в этом году была ненастной, с частым дождем и ветром; Йен, двадцать четыре часа назад вылетевший из Сиднея, страдал от холода. Бетт усадила его в самый удобный уголок дивана, который обычно занимал Сэм. Она позволила отцу обнять ее за плечи и по привычке пожалела, что рядом сидит не Сэм. И тотчас отогнала эту мысль, отметив: с каждым разом это становится легче. Или все дело в самовнушении?

— Ничего себе новость, а? — с горечью выговорил Йен. — Твоя жена всю жизнь сохла по другому. Твой сын — не твой сын, причем это выясняется после его смерти. Я как будто потерял Дэнни во второй раз.

Бетт упорно смотрела в огонь.

— У меня было то же чувство, когда я узнала. Но от этого Дэнни не стал другим, ведь правда? Все равно что мама — уже не твоя жена, но осталась тем же человеком. Ты предпочел бы не знать?

— Я бы не возражал, если бы мне оставили мои воспоминания. А что теперь?

Он все больше расходился. Бетт знала: любые неприятности в первую очередь вызывали у отца злость. Он привез свою злость с другого конца земли, и она требовала выхода.

— Не нужно, папа, — прошептала Бетт. В ней шевельнулось недоброе предчувствие. — Не сердись на маму. Просто я сунула нос не в свое дело. Вот и нашла, что искала.

— Искала? Почему?

— Я всегда чувствовала разницу между мной и Дэнни.

Она чуть не сказала: «Как будто он — золото, а я — так себе железяка», но вовремя спохватилась.

— Никакой дерьмовой разницы, — возмутился Йен. — Вы оба были нашими детьми. Все остальное — бред собачий, что бы твоя мать ни плела.

— Пап…

Бетт положила ему на красноватую руку с отчетливыми синими жилками свою ладошку. Отец казался намного старше Джесс. Между ними не было ничего общего. Чужие, совсем чужие…

— Не суди маму слишком строго.

Его лицо сморщилось от боли и отвращения.

— Вечно ты ее защищаешь. Даже не рассказала мне о том, что разнюхала.

— Я считала себя не вправе раскрывать мамин секрет. Не хочу становиться на чью-то сторону.

При этом она думала: «Да, защищаю! Хотя в этом и нет никакой логики, ведь в лицо я все время говорю ей гадости».

Ради Бетт Йен прилагал бешеные усилия, чтобы сохранить объективность.

— Да, конечно. Имеешь право. Просто мы с Джесс… думаешь, я не переживаю из-за того, что у нас так вышло? Ради Бога, мы столько лет прожили вместе!..

— Она знает о твоем приезде? Или ты хочешь застичь ее врасплох?

— Я ей позвоню. Пусть готовится к встрече.

В нем снова начал закипать гнев.

— Будь осторожен, папочка! — взмолилась Бетт. — Очень тебя прошу!

* * *

День выдался на редкость напряженный для будней. Машины ползли сплошным потоком, плюс три кортежа.

Джесс последней покидала питомник — в семь часов, спустя час после закрытия. За день запасы сеянцев существенно сократились, а отдельные виды были полностью раскуплены. Придется возить пополнение — тележку за тележкой. Обычно Джесс делала это сразу же, но на этот раз решила оставить на утро. Шла ее последняя рабочая неделя. Чувство ответственности постепенно сходило на нет.