Влюбись за неделю

– В больницу!

Рывок, темнота, несколько мгновений дезориентации и мучительной тошноты – я успела запаниковать, вообразив, что в чем-то ошиблась, и нас прямо сейчас размажет по защитному куполу – никакого проклятия не понадобится. Но тут по глазам ударил свет, и мы втроем беспорядочной грудой выпали на кафельный пол.

Я почему-то оказалась лежащей на Дугале, а сверху меня придавило, наверное, рыжим бедолагой. По крайней мере, никого больше я с собой не тащила, и вряд ли на нас на радостях упал принимающий пострадавших врач.

Что за ерунда лезет в голову?!

– Какого… черта… вы творите? – выдавил Дугал и уставился на меня, пожалуй, со злостью? Или нет?

Но ответить я не успела. Наверное, наше появление в виде беспорядочной кучи на полу стало для персонала чем-то вроде сигнала тревоги и общего сбора – поднявшуюся вокруг кутерьму и суету я не смогла бы описать словами. Любые привычные клише, гарантированно берущие за душу «нашу аудиторию», перед этим бледнели и меркли. Нас растащили по… смотровым? приемным? Не знаю, как это здесь называется, и не знаю, что делали с Дугалом и с рыжим, а меня мгновенно раздели, осмотрели, ощупали, залечили ушибы, диагностировали легкое сотрясение мозга и тут же вылечили и его. Правда, посоветовав несколько дней не напрягаться. После чего позволили одеться – причем мою одежду кто-то успел почистить и даже, кажется, продезинфицировать, напоили какой-то микстуркой – или зельем? И наконец-то спросили, что произошло. Почему не сразу, хотела бы я знать?!

Пока я, тщательно подбирая цензурные слова, рассказывала о случившемся, появился Дугал. Я обернулась на звук открывшейся двери, встретила его взгляд. Абсолютно нечитаемый.

– Мистер Стенли? Мне сказали, моя ассистентка у вас. Надеюсь, с ней все в порядке?

– Теперь – да, – удовлетворенно сообщил врач.
– Но, раз уж это ваша ассистентка, потрудитесь обеспечить ей два-три дня щадящих нагрузок.

– Что у нее было?

Почему он говорит, будто меня здесь нет?! Неужели так обозлился за то, что я вытащила его из этих проклятых подземелий?

– Из серьезного – сотрясение мозга. Ушибы, следы недавнего магического истощения.

– Мелочи. Вы закончили, или остались еще какие-то процедуры?

– Все необходимое лечение мисс Блер уже получила.

– Тогда мы можем идти?

– Идите, - милостиво согласился мистер Стенли, посмотрел на часы, воскликнул: – обход! – и умчался, даже не попрощавшись.

Дугал, проводив его взглядом, удовлетворенно кивнул и наконец посмотрел на меня.

– Я сказал бы, что вы проявили склонность к необоснованной панике, если бы не мистер Уайтли. Он, в отличие от меня, нуждался в помощи врачей.

Я встала.

– Когда в ней начали бы нуждаться вы, было бы поздно. Фатально поздно. Вы не можете позволить себе двух суток беспамятства на больничной койке. Не сейчас.

– Это ваши предположения, или я чего-то не знаю?

– Не знаете. Я расскажу. Но, - я вздохнула, - давайте не здесь. Терпеть не могу больницы.

– Я тоже. Идемте.
– Дугал стремительно развернулся и вышел. Я заторопилась следом. Наверное, он знал, куда идти, где здесь открытая для порталов зона, я же – понятия не имела. И, основательно напуганная последними событиями и открытиями, совсем не хотела исследовать окружающий мир вслепую. Еще одна «показательная попытка самоубийства»? Нет уж, спасибо!

Мы вышли в больничный дворик, небольшой, замощенный светлым кирпичом и, кажется, накрытый климатическими чарами – здесь было тепло и сухо, стояли лавочки, а на круглой клумбе цвели астры и георгины. Дугал взял меня за руку, сжал…

В следующее мгновение мы оказались в незнакомой мне комнате.

Просторной и довольно светлой. По стенам – книжные шкафы темного дерева. Небольшой круглый стол в центре, мягкие кресла приятного оливкового цвета и огромное окно за не полностью задернутыми портьерами того же оттенка. Я осматривалась, не скрывая любопытства. Мы у Дугала? Он вот так взял и припорталил меня к себе домой?!

– Садитесь, - Дугал кивнул на кресла.
– Кофе не предлагаю, после сотрясений не рекомендуется. Будет чай. Со смесью номер две тысячи восемьсот девять, если вам снова станет интересно название.

Я подошла к окну. Второй этаж. Внизу лужайка, усыпанная палой листвой. Вдалеке – лес или парк. Никаких соседей в обозримом пространстве. Почти необитаемый остров, если бы не проступающие сквозь туман башни Академии на холме вдали. Тихо. После воя и хохота призраков тишина особенно радовала.

– Ваш чай, мисс Салливан.

– Спасибо.

Я села, взяла чашку. Вдохнула аромат. Пахло земляникой.

– Итак?

Сделала глоток – вкусно. Дугал в нетерпении буравил меня взглядом. На то, чтобы пересказать разговор с Призрачным Медведем, хватило пяти минут. Но потом пришлось объяснять и то, откуда я вообще о нем знаю, а он – обо мне, Дугале и проклятии. И о нашем знакомстве с Сабеллой. Я даже призналась, что видела его детские фотографии.

– Не слишком справедливо, – заметил он, - я не видел ваших.

– Я на них ужасно смешная. И нелепая, честно говоря. Нет, я бы показала, но… сами понимаете.

– Да уж. Непреодолимые обстоятельства.

– Я белобрысая, – призналась я.
– И стриженая. Совсем коротко, под мальчишку. У меня нет Шарлоттиной гривы, а то что есть – не имеет смысла отращивать. Но в детстве из меня пытались сделать правильную девочку. Эти ужасные тощие хвостики. Я их ненавидела.

– А косички? Знаете, две такие… тоже тощие, но с пышными бантами.

– Все равно что завязать бант на крысином хвосте. Кошмарно.

– Самокритично, – фыркнул Дугал и прищурился. – Вы говорили вчера на берегу о хорошем. ? что вы сами считаете хорошим в себе? С меня начинать бессмысленно, потому что ничего, кроме умения сопоставлять очевидное и, пожалуй, некоторой одаренности в отдельных научных отраслях, я вряд ли назову. Да вы и сами успели заметить. Не считать же, в самом деле, личной заслугой то, что большую часть времени я могу общаться с людьми, не называя их в глаза идиотами.

– На той лабораторной… ну, пока не рвануло… меня подмывало попросить у вас мастер-класс по обращению со студентами. Я не умею вот так… красиво. Хотя, казалось бы, профессия обязывает. То есть это другие так считают. На самом деле хороший журналист должен лучше уметь слушать, а не говорить.

– И, полагаю, в верном порядке составлять из букв слова, а из слов – предложения.

– Разве это стоит считать чем-то особенным?

– В некотором роде. Я был бы совсем не против наблюдать что-нибудь похожее в работах отдельных индивидуумов. Причем не всегда студентов.

Я хмыкнула и пожала плечами.

– Если судить по худшим исключениям, то, наверное, и мистер Эпплстоун покажется гением от поэзии – без иронии.

– Мистер Эпплстоун – несомненно. С ним все не настолько плачевно, как могло бы показаться. Ему я об этом, разумеется, не скажу даже под пытками, но с фактами не поспоришь. Вытрясти ребяческую дурь из головы, засадить за книги и запереть в каком-нибудь подвале без маячащих перед глазами соблазнов, и может выйти что-нибудь сносное. А вот некоторых «состоявшихся авторитетов» уже ничего не спасет. Вам повезло позавчера. Вы только слушали герра Вольгера. А я, к моему большому прискорбию, его читал. И даже рецензировал.