Влюбленные
Шрифт:
— Но ты, разумеется, даже не подумал, что ей необходима медицинская помощь.
— У Флоры были слабые легкие. Она и раньше болела, но в конце концов всегда поправлялась.
— Только не в этот раз… — Доусон покачал головой. — Значит, ты все-таки убил ее.
— Я ее пальцем не тронул. Болезнь ее доконала.
— Но ты бросил ее в хижине одну, без всякой помощи. Ты бросил ее умирать, разве не так?
— Мне нужно было уехать, чтобы купить продукты и другие необходимые вещи. Откуда мне было знать, что к моему возвращению она прижмурится?
— Ты знал это, трусливый сукин сын! Знал наверняка.
И снова он больно задел Карла. Выражение его лица стало еще более холодным и жестким, а в глазах появилось обиженное выражение.
— Я никогда не бросал тех, кто не мог сам о себе позаботиться.
— Джереми, конечно, мог о себе позаботиться. Для этого ты и оставил ему пистолет с одним патроном. И Флора тоже…
— Ты закончил?
— Еще один вопрос. Почему мы?..
— Что — почему?
— Почему ты решил убить именно нас? Почему бы тебе не взорвать школьный автобус с детьми или полицейский участок? Мне кажется — я знаю ответ. Ты выдохся. Без Джереми ты не можешь сделать ничего значительного. Конечно, болтать ты можешь, но действовать… — Доусон покачал головой. — Для этого у тебя теперь силенок не хватит.
— Ты действительно так думаешь? — Лицо Карла внезапно исказилось такой ненавистью, что у Доусона кровь застыла в жилах. — В таком случае ты ошибаешься. Сам по себе ты, конечно, мелочь, пустяк, пусть даже ты и знаменитый журналист. Дело тут в другом: убив тебя, я нанесу смертельный удар Хедли. Именно таков был мой план.
При этих словах у Доусона болезненно сжалось сердце. «Нам конец!» — подумал он и все же нечеловеческим усилием воли сумел взять себя в руки.
— Гэри Хедли? — переспросил он. — Агент ФБР, которого ранил Джереми?
Фальшивое равнодушие Доусона не обмануло Карла. Он зловеще ухмыльнулся.
— Сначала я хотел убить его милую женушку, но это был бы слишком очевидный шаг. Хедли наверняка предвидел нечто подобное — во всяком случае, его жену неплохо охраняют… — Тут Карл снова оскалился. — Но в больнице я побеседовал с одной милой медсестрой, и она подсказала мне решение. Оказывается, у Хедли есть крестник, который ему очень дорог. Вот я и подумал, что, если я убью тебя, от этого он никогда не оправится.
— Ты прав. Если ты меня убьешь, Хедли будет меня долго оплакивать, и все же смеяться последним будет именно он.
— С чего ты взял?
— Хедли знает тебя как облупленного.
— Это очень сомнительно, но… допустим. И что с того?
— Хедли изучал тебя много лет. Он посвятил этому всю свою жизнь. Но на самом деле, чтобы узнать тебя как следует, ему могло хватить и одного дня. Одного-единственного дня, Карл! Я имею в виду канун Дня благодарения [48] семьдесят шестого года.
48
День благодарения — официальный праздник США, установленный в память первых колонистов; отмечается в последний четверг ноября.
Карл метнул на него злобный взгляд.
— И?..
Доусон кивнул с удовлетворенным
видом.— Я так и знал, что ты помнишь этот день. После Голденбранча Хедли шел по твоему следу. В тот день, в семьдесят шестом году, ты показал, каков ты есть на самом деле. И надо сказать, что после этого мнение Хедли о тебе нисколько не изменилось.
— Мнение Хедли меня не волнует. И ничье другое тоже.
— Ты хотя бы знаешь, сколько пуль попало в парня, который до последнего патрона прикрывал твое бегство?
— Он все равно должен был умереть.
— Кто знает… — Доусон пожал плечами.
— Он знал. Его тяжело ранили в голову, он уже умирал, поэтому и вызвался нас спасти.
— А пока он отстреливался, ты бежал, спасая свою шкуру.
— Он сам предложил такой вариант, — угрюмо повторил Карл.
— Допустим. — Доусон с удовольствием передразнил его интонацию. — Ну а Флора?.. Она-то наверняка умоляла тебя не бросать ее и Джереми.
— Но ведь я ее не бросил, не так ли?
— Но хотел бросить.
Карл пожал плечами:
— Она едва могла двигаться. Вокруг все было в крови, и кровотечение никак не прекращалось. Мне пришлось завернуть ее в одеяло, и все равно за нами оставался кровавый след.
Доусон внезапно почувствовал, как гнев охватывает все его существо. Сопротивляться ему Доусон не мог, да и не хотел. Напротив, он стремился к тому, чтобы спасительная ярость пропитала каждую мышцу, каждую клеточку его тела.
— Как ты добился, что в Голденбранче Джереми не плакал ни во время осады, ни во время вашего бегства через лес?
— Все дни, что мы находились в доме, я давал ему отвар маковой соломки. Это был единственный способ заставить его молчать.
— Ты давал наркотик своему собственному сыну. Сколько ему тогда было?
— Год или чуть меньше.
При этих словах Амелия вздрогнула от удивления. Ее губы слегка приоткрылись, словно она хотела задать какой-то вопрос, но не осмелилась. Доусон заметил это, но не отреагировал — все его внимание было приковано к лицу Карла.
— А новорожденному и этого не понадобилось. Он так и не издал ни звука, — сказал Доусон спокойно.
Карл презрительно фыркнул:
— Значит, его все-таки нашли?
— Да, нашли. Хедли нашел.
— Я так и думал. Он весь дом разобрал по кирпичику…
— Когда у Флоры начались схватки?
— Около полуночи. И продолжались до самого утра, когда возле дома уже появились легавые. Нужно было что-то сделать, и срочно… Должен сказать — это была та еще работенка. Мне казалось — я никогда не вытащу из нее этого проклятого ребенка.
— Но тебе это удалось.
— Да. Пришлось заткнуть Флоре рот скрученным в жгут полотенцем, чтобы она не кричала.
— А как только ребенок родился, ты затолкал его в дыру в полу.
— Ну да… — ответил Карл, равнодушно пожимая плечами. — Я-то про это почти забыл, да вот ты напомнил…
Его спокойствие было еще более чудовищным, чем то, что́ он совершил много лет назад. Глядя на его безмятежное лицо, Доусон почувствовал, как его рот наполняется горькой желчью. Сглотнув, он заставил себя продолжить: