Влюбленные

Джереми оскалился в жуткой пародии на улыбку.

— Ерунда, пап. Это просто царапина.

* * *

— …На парковке позади брошенного офисного здания мы обнаружили тело патрульного из полицейского управления Саванны и его автомобиль. В него стреляли дважды; первая пуля попала в живот, вторая… — Такер покосился на Амелию, сидевшую рядом с Доусоном на коротком диванчике в приемном покое городской больницы. — В общем, вторая пуля оказалась смертельной, — закончил детектив, решив опустить травмирующие подробности. Амелия, однако, все равно поморщилась. Доусон никак не отреагировал. Он был слишком потрясен тем, что случилось с Хедли, и еще не успел полностью прийти в себя.

Детектив Уиллс, сидевший рядом с Такером, слегка откашлялся. При этом его выступающий кадык заходил под кожей вверх и вниз, и Доусон подумал, что он чем-то похож на старую черепаху: маленькая голова и тощая, морщинистая шея, которая торчит из слишком широкого воротника рубашки.

Подобные отвлеченные мысли были единственным способом выдержать колоссальное напряжение и остаться в здравом рассудке. Если бы Доусон начал думать о том, что случилось — о том, что пока он сидит здесь, Хедли, умирает в палате, — он бы точно сошел с ума: что-нибудь сломал или кого-нибудь убил.

Доусон и без того балансировал на грани помешательства — перейти эту грань ему мешало только то, что, когда вызванная кем-то «Скорая» примчалась к зданию тюремной канцелярии, Хедли был еще жив. Иногда Доусон думал, что крестный умер по пути в больницу или на операционном столе и что никто из врачей просто не осмелился сказать ему об этом. Он гнал от себя эти мысли, но они упорно возвращались. Доусон знал, что такое возможно, тем более что оба детектива держали себя с ним так, словно не доверяли его внешнему спокойствию и каждую минуту ожидали взрыва неконтролируемой ярости.

Уиллс снова откашлялся.

— Вы были правы, когда указали направление, откуда велся огонь…

— Я не зря провел девять месяцев в Афганистане, — резко ответил Доусон.

— В общем, благодаря вам мы знали, откуда следует начать поиски злоумышленников. Они заняли позицию на крыше заброшенного офисного здания.

— Они? — Доусон пристально уставился на помощника шерифа.

— На крыше мы нашли следы двух пар ботинок. И отпечатки на ручке входной двери. Они принадлежат Джереми Вессону. Это мы уже установили.

— Значит, с ним был Карл, — уверенно сказал Доусон. — Карл Уингерт.

— Этого мы не знаем, — возразил Такер.

— Зато я знаю! — Доусон крепко сжал кулаки. — Карл давно хотел поквитаться с Хедли!

После довольно-таки напряженной паузы Уиллс чуть заметно кивнул:

— Мы не знаем, кто из двоих нажал на спусковой крючок, но…

— Конечно, это был Джереми! — перебил Доусон. — Ведь он — снайпер-профессионал.

Уиллс кивнул.

— С этой позиции, имея в своем распоряжении современную винтовку с мощной оптикой, подготовленный стрелок, разумеется, мог бы… — Он оборвал себя на полуслове, решив не развивать мысль дальше в присутствии Амелии. Вместо этого Уиллс заговорил о другом: — Отпечатки, которые мы нашли…

— С их стороны это не было небрежностью или ошибкой, — снова перебил Доусон. — Просто им было наплевать, если кто-то вдруг узнает, что это были именно они. Карл, я думаю, даже хотел, чтобы убийство… чтобы покушение на жизнь Хедли приписали ему.

— Черт побери, Доусон, — вмешался Такер, — вы делаете умозаключения, которые…

Тут младший детектив довольно сильно толкнул напарника локтем, чтобы тот заткнулся. Будучи достаточно опытным полицейским, Уиллс прекрасно понимал, что сейчас любого неосторожного слова может оказаться достаточно, чтобы журналист взорвался, как пятисоткилограммовая бомба. Дергать спящего тигра за хвост Уиллс всегда считал как минимум неблагоразумным.

Выждав еще пару секунд, он продолжил:

— Погибший патрульный дежурил в заброшенной промышленной зоне, так как в последнее время там участились случаи вандализма. Вероятно, он застал преступников в тот момент, когда они собирались, так сказать, сделать ноги… — Уиллс слегка пожал костлявыми плечами. — Его рации мы так и не нашли. Это объясняет, как преступникам удалось уйти. Вероятно, они слушали переговоры на полицейской волне и выбирали безопасные пути отхода.

— Кроме того, мы понятия не имели, какую машину искать, — снова вмешался Такер. — Автомобиль, который Берни, то есть Карл, бросил на стоянке, все еще находится на прежнем месте.

Доусон наградил старшего детектива презрительным взглядом.

— Так вы наконец убедились, что Берни и Карл — одно и то же лицо? Мои поздравления, детектив. Вы делаете успехи!

К счастью, Такеру хватило соображения изобразить смущение, да и Амелия успела взять Доусона под локоть. Это помешало последнему броситься на детектива, который посмел усомниться в опыте и знаниях Хедли. Доусон, правда, все же произнес в адрес Такера несколько нелестных слов, но слышала их только Амелия.

Некоторое время назад Доусон пытался убедить ее вернуться на берег, к детям. Он знал, что там она будет в безопасности, однако ей не хотелось оставлять его одного, и в глубине души Доусон был этому рад. За последние часы он окончательно убедился, что не ошибся, когда утверждал, что у Амелии есть прочный внутренний стержень, который не позволяет ей склоняться перед обстоятельствами, какими бы тяжкими они ни были. Глядя на нее сейчас, Доусон и сам чувствовал себя сильнее. Пока она была рядом, он мог с легкостью выдержать все, что бы ни выпало на его долю в ближайшее время.

Амелия все же потратила минут пятнадцать, чтобы побеседовать по телефону с полицейскими, которые на протяжение всего дня присматривали за ее детьми. Как только выдалась минутка, она сообщила Доусону, что Хантер и Грант провели день в играх и забавах, а вскоре после ужина (на ужин была пицца — на большее полицейским просто не хватило воображения, но тут она была сама виновата, так как не оставила им готового обеда и никаких инструкций, ибо планировала вернуться раньше) счастливые и усталые отправились спать. Что не помешало им поинтересоваться, приедет ли «дядя Доусон», чтобы почитать им на ночь.

Полицейский, с которым разговаривала Амелия, также заверил ее, что дети нисколько не встревожены и даже не обратили внимания на охрану коттеджа, которая с наступлением вечера была удвоена по личному распоряжению Кнуца.

В целом этот разговор успокоил Амелию. Окончательно убедившись, что детям обеспечены должный уход и безопасность, она решила остаться в Саванне и поддержать Доусона. Журналист готов был разнести по камешку и здание Шерифской службы, и больницу. Она была уверена, что Доусон сумеет взять себя в руки, как только получит более или менее достоверные и полные сведения о состоянии здоровья Хедли. Правда, Доусон несколько раз говорил ей, что больше всего на свете боится, что его крестный может умереть, но Амелия отлично понимала, что на самом деле Доусона страшит неизвестность.

Что ж, ее она тоже пугала, и ничего удивительного тут не было.

Несколько раз Амелия пыталась поблагодарить Доусона за то, что он спас ей жизнь, но сделать это как следует ей каждый раз мешали подступающие эмоции. Тот, впрочем, все понял без лишних слов и ответил, что ей вовсе не нужно его благодарить и что он прекрасно понимает ее чувства.

Так ли было на самом деле? Амелия не знала. Зато она действительно понимала его состояние и его мысли. И когда страх за жизнь Хедли заставлял Доусона впадать в подавленное, угрюмое молчание, Амелия даже не пыталась утешить его пустыми словами и обещаниями. Вместо этого она делала все, чтобы выразить ему свое сочувствие взглядом, жестами, иногда прикосновениями. Каждый раз, когда Доусону хотелось что-то сказать, она слушала его так внимательно, словно впитывала сердцем каждое его слово, и он был тронут и благодарен ей за это.