Влюбленный холостяк
Шрифт:
Люсьен улыбнулся. Такая Эва ему нравится.
В комнате стало холодно. Осторожно, чтобы не разбудить молодую жену, он взял толстое покрывало и укрыл им их обоих.
Она открыла глаза.
— Люсьен.
Он застыл. Она назвала его по имени! Не Блэкхитом, не герцогом, не его светлостью, а Люсьеном. У него защемило сердце.
— Ты назвала меня Люсьеном.
Она положила голову ему на руку и посмотрела на него с мягкой, но дразнящей улыбкой.
— Разве не так тебя зовут?
— Я не припомню, чтобы ты когда-нибудь меня так называла.
— Такого и не было.
Ей
Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке.
— Скажи это еще раз, Эва. Мне нравится, как мое имя звучит в твоих устах.
— Люсьен.
Одного нежного, чувственного тона, которым она произнесла его имя, было достаточно, чтобы вновь возбудить его. Он вытянулся рядом с ней и провел пальцами по густым волосам.
— Ты вселяешь хаос в мое сердце, — пробормотал он.
— Что ж, герцог, если твое сердце такое слабенькое, то с тобой будет проще, чем я прежде думала.
— Ты так думаешь?
Они лежали, прижавшись друг к другу, и наслаждались покоем. Сейчас прекрасные глаза, глядевшие на Люсьена, не прищуривались в гневе и не метали молнии. Рот не кривился в презрительной усмешке, а улыбался почти по-детски. Он вздохнул, когда ее маленькая рука — рука, которая способна одним ударом свалить мужчину вдвое больше ее, рука, которая была столь же сильна, как и женственна, — погладила его по щеке.
— Ты так и не рассказала мне, — тихо сказал он, наслаждаясь ее ласковыми прикосновениями.
— О чем?
— Каким образом ты привела меня в бесчувственное состояние там, в Париже.
Она усмехнулась.
Он в ожидании поднял бровь.
— Ну что ж, хорошо, — сказала Эва и провела пальцами по его шее. — Здесь проходят артерии. Если найти нужное место и слегка надавить, то это на короткое время приведет к потере сознания.
— Ах вот оно как. Это ты узнала на Востоке? Она провела пальцами по его губам.
— Думаю, что должна извиниться за то, что сделала с тобой в ту ночь, но я никак не могла оставить тебя без присмотра, когда эликсир был так близко.
— А я полагаю, это я должен извиниться за то, что натворил с твоей жизнью во Франции. Это было не очень по-джентельменски, хотя я нисколько не сожалею о конечном результате.
Она тронула пальцем его нос.
— Я не знала, что ты так благожелательно расположен к Америке. Из-за тебя я была вынуждена покинуть Париж, мои усилия в направлении окончания войны между нашими странами потерпели крах. Но иногда судьба сдает нам все козырные карты. Я с радостью встречу твое выступление в парламенте, Люсьен, которое принесет независимость и мир моей стране.
— А я могу обещать, моя дорогая, что ради мира между нашими странами я буду работать не покладая рук.
— Да… да, мне кажется, я верю тебе.
— Ты должна мне доверять.
— Я не очень верю людям.
— Значит, для этого потребуется тренировка.
— Но я уже работаю над этим, тебе не кажется? В том смысле, что если посмотреть на нас, прямо сейчас, то создается впечатление,
что мы нравимся друг другу, словно мы друзья, а не настороженные противники.Он улыбнулся, когда ее пальцы прикоснулись к его колючей щеке.
— Моя дорогая Эва, я никогда не воспринимал тебя как противника.
— Как ты думаешь, Чарлз… он сможет когда-нибудь простить меня за то, что я с ним сделала в ночь ограбления?
— Я уверен, что, если ты попросишь у него прощения, он простит. — Он убрал волосы с ее лица. — Это так важно?
— Да, это важно. — Она посмотрела ему в глаза. — Потому что, видишь ли, Люсьен, мне тоже хочется того, что есть у моих своячениц. Счастливого брака. Веселых, озорных детей. Мужа, который лю… — Она вспыхнула. — Заботится и уважает меня.
— Очень возможно, Эва, что со временем и при благоприятных условиях между нами расцветет любовь. Но сначала должно прийти доверие.
— Ты веришь мне?
— Всем сердцем, — улыбнулся он.
Неужели он настолько сильней и смелей ее? Почему она не может ответить тем же?
— Люсьен, — нерешительно проговорила Эва, — помнишь, как ты однажды спросил меня об отце и о том, что он… сделал?
— Помню.
От страха у Эвы забилось сердце, стали влажными ладони. Верить ему было непросто. Труднее даже, чем согласиться выйти за него замуж. Она не была уверена, что сможет.
— Ты хочешь мне что-то рассказать, Эва?
— Да.
Эва закрыла глаза и отправилась в мысленное путешествие в прошлое.
— Я была единственным ребенком капитана, ставшего торговцем, — начала она. — Мы жили в Салеме, штат Массачусетс, городе красавиц. Моя мать была младшей дочерью английского баронета, поместье которого находилось около Бристоля, быстро развивавшегося портового города, как ты наверняка знаешь. Вот там она и встретила отца. Он был высок, красив и любил приключения. В общем, совершенно не подходил для женщины из такого благородного семейства. Родители запретили ей с ним встречаться, однако они, конечно же, находили возможность видеться… и мать вскоре обнаружила, что беременна. Мной.
Отец женился на ней, семья порвала с матерью все отношения, и он взял ее с собой в Америку, где стал одним из самых состоятельных людей Салема. Одним из самых ранних моих воспоминаний является собирающийся в морское путешествие отец и плачущая мать. Эта картина повторялась каждый раз. Дом становился тихим и спокойным. Я не смела заговорить и, стараясь быть незаметной, наблюдала, как отец молча пакует свой сундук, смотрела, как мать сидит и громко плачет с носовым платком в одной руке и с бутылкой в другой… стараясь добиться внимания и не получая его.
Это было великое представление, но он не обращал на него никакого внимания. А когда подходило время отъезда, он целовал мать в щеку — всегда формально, вкладывая в этот поцелуй не больше чувств, чем если бы прощался с собакой, — теребил меня по голове, будто бы любя, и все. Он плавал в Индию и возвращался через недели или месяцы с товарами: пряностями, фарфором.
Эва печально улыбнулась и, перебросив через плечо прядь своих рыжих волос, принялась плести косу. Ей нужно было чем-то занять руки.