Вмерзшие в S-T-I-K-S

Танк помог мне уложить его на подстилку из хвороста. Воронцов облил все бензином, а Сугудай уложил сверху вязанки дров. Мы все отошли, я достал СПШ-44 и выстрелил в воздух. Красная ракета пролетела вверх по дуге и упала прямо на середку кучи.

Пламя взметнулось вверх. Занявшийся хворост затрещал. В небо поползли клубы густого черного дыма.

***

После операции мы с Воронцовым завалились в бар. Звали Психа с Якимурой, но они были все в делах. Сугудай с Танком тоже обживались, но все же заскочили пропустить с нами по стаканчику. А потом я с напарником остался один и напился так, как никогда не напивался. Мы обсуждали прошедший рейд, а потом как-то незаметно сбились на тему женщин.

– Вот, что этим бабам надо? – спросил я Воронцова, пьяно уставившись на него.

– Да просто книжек все начитались и фильмов насмотрелись. – сказал он, уронив сухарик в бокал с пивом. Вот и грезят о какой-то великой настоящей и чистой любви. А что если ее не существует? Что если сраться с Маринкой каждый вечер и пощечины ей лепить по пьяни, когда она права, а ты ее переспорить не можешь – это твой предел. Это твоя настоящая чистая любовь, мать ее за ногу. – подвел он итог, опрокинув остаток содержимого стакана, вместе с сухариком.

А потом началась уже окончательно вошли в стадию пьяных философов.

– Вот мы с тобой идиоты. – сказал Воронцов. – В нас столько раз стреляли. У нас друг на больничной койке. А предложи кто, ни за что не захотим вернуть время назад. Даже Салагу спроси. Он скажет, что это все того стоило. А ведь столько моментов было, когда чуть портки не обгадили.

– Понимаешь, в чем дело. – язык у меня уже изрядно заплетался. – Это человеческая природа. Нам с самого детства нравится пугаться. Мы тайком выглядываем из-под одеяла, чтоб подсмотреть ужастик, который смотрят родители. И знаем, что будем бояться. Быть может даже полночи потом не уснем, а ведь все равно выглядываем.

Мы прячемся за стенкой и выпрыгиваем на маму с криком «Бу!». Знаем, что она выронит тарелку, и мы огребем по полной, но не можем удержаться. Наш организм словно потихоньку заставляет нас получать адреналин таким нехитрым способом. Словно сознательно подсаживает нас на наркотик.

Мы генетически запрограммированы на выживание. Ты не задумывался, почему в цивилизованном обществе так популярны фильмы, книги и игры о преступлениях и убийстве?

– Мы живем в обществе лицемеров. – ударил Воронцов кулаком по столу. – Наши предки тысячелетиями на зависть как умело и лихо резали друг друга. Это жестокость въелась нам в подкорку. Все мы латентные убийцы. А здесь все по-честному. Если хочешь убить. Берешь и убиваешь.

– Мне кажется тут другой момент. – не согласился я. – Любой сюжет – это конфликт. Сюжет про жестокость, если его максимально упростить – это борьба между убийцей и жертвой. Когда ты читаешь про чье-нибудь выживание, ты подсознательно обучаешься. Ты ставишь себя на место героя и думаешь, а смог бы я выжить в этих обстоятельствах? Когда ты смотришь фильм про Рэмбо, ты восхищаешься его способностями, думаешь. Да, это круто, я хочу также.

– С убийствами похожая история. Любой чертов маньяк из фильма вызывает у тебя невольный трепет и восхищение. – гнул свою линию Воронцов. – Он может то, чего не можешь ты. Он свободен, захотел убить начальника убил. Кинул партнер по бизнесу – вальнул. Людей привлекает естественность их поступков. Они убивают искренне. Они свободны. Пока обыватель тихо ненавидит всех, кто его когда-либо обидел.

– И что мне теперь всех подряд крошить? – спросил Марли принесший нам бутылку водки.

– А тут уже два варианта. – ответил я. – Либо прощай. Либо обустрой свою жизнь так, как мечтаешь. Чтоб ни к кому претензий не осталось.

– Легко говорить. – парировал Бармен. – Сколько ты счастливых людей знаешь? Или даже не так, скольких ты знал?

– Лично.

– Да.

– Ни одного. А ты?

– Одного.

– Невозможно достичь состояния перманентного счастья. – снова вклинился Воронцов.

– Ну почему же. – не согласился я. – Один единственный раз можно. Передоз называется.

Тут я разлил еще по одной и теперь уже трезвым умом пасую перед тем хитросплетением мыслей, что тогда закрутил на пьяную голову. Потом мы пошли за добавкой. С кем-то чуть не подрались. А может и подрались. После чего меня понесло к Лисе, но Воронцов сказал, что в такой час меня там прирежут. Я с ним согласился. А вот, что было дальше не помню. В общем, хорошо так посидели. Душевно.

Наутро меня разбудил звонок телефона.

– Ну что пьянь еще спишь? – раздался в трубке голос Алисы.

– Я все-таки до тебя вчера дошел?

– О, дошел еще как. И весь район об этом известил. Районный патруль амазонок вас придурков сдал на руки СБ, а те уже доставил тебя до дома.

– И что я наговорил?

– Не знаю. Я ни слова не поняла. Но судя по интонации, что-то очень важное. Мне на работу пора. Если будешь трезвый, звони после восьми вечера.

– Да я вообще почти не пью, вчера как-то все из-под контроля вышло. – выпалил я, но в ответ раздались лишь гудки.

Я привел себя в порядок. Воронцова будить не стал. Бедолага даже до кровати не дополз. Я подсунул ему под голову подушку. В очередной раз подивился тому, как из вполне культурного человека можно с помощью всего нескольких литров алкоголя превратиться в действующие на автопилоте полуразумное существо. Зарекся больше никогда так не пить и вышел из комнаты.

Один вопрос все еще остался не закрыт, почему именно я, чем я так помешал сектантам? В поисках ответа я направился к Жердю. Он с коллегией знахарей просвечивали меня во всех возможных диапазонах. Мне оставалось только сидеть смирно и любоваться Алисой, которая смущалась каждый раз когда натыкалась на мой взгляд. Но увы, все знахари Цитадели так ничего и не обнаружили.

– Я тут бессилен. – развел руками главврач. – Я бы хотел быть великим знахарем, но все же, я пока не он.

– Чем мне может помочь великий знахарь? – спросил я.

– Почему по-твоему великие знахари уходят от людей? Когда они переходят на новую ступень, им открывается слишком многое. Представь, идешь ты по стабу, а у тебя в башке постоянно образы. Судьбы людей. Их будущее, прошлое, мысли, чувства.

Так и свихнуться можно. Вот, чтоб научиться это все контролировать, они уходят от людей подальше. А потом, они уже учатся жить одни, чувствуют Улей. Видят словно нити, которые связывают, пронизывают весь этот мир. Зависимости и цепочки событий, о которых ты даже не подозреваешь.

Некоторые из них находят себе предназначение и тратят десятки лет на подготовку к неким великим свершениям. Другие же все-таки не выдержав потока информации, съезжают с катушек и бегают за одними им видимыми демонами и призраками. Третьи идут в пекло. Четвертые в Центральный Кластер за золотой жемчужиной, если он существует.

Вот и получается, что знахарем может стать один на тысячу. Великий из знахарей станет еще один на тысячу. А сохранит рассудок при этом еще один на тысячу. Теперь ты понимаешь, почему великий знахари такая редкость.