Вместе (сборник)

Юля была очень необычной девушкой. Такими «не от мира сего» всегда интересуются парни, но редко с ними дружат, еще реже встречаются и почти никогда на них не женятся. Она была высокого роста и с хорошей фигурой. Лицо красивое, волосы длинные. Но все эти достоинства ставила под сомнение крайняя невнимательность к своему внешнему виду самой хозяйки этих достоинств. У нее всегда не хватало пуговиц на одежде, носки даже новых туфель были сбиты, колготки — со стрелками. Она могла сделать маникюр на одной руке и забыть сделать на другой. Макияж у нее был то чересчур яркий, то какого-нибудь жуткого болотного оттенка. Прически она делала по вдохновению. Они нередко несли определенную смысловую нагрузку, но понять эти закодированные сигналы был в силах только какой-нибудь художник-авангардист.

«С такой неординарной и методы должны быть нестандартные», — думал Гош, смотря на сидящую напротив Юлю, мешающую чай уже несколько минут вилкой.

— Юля, ты тут без меня помечтай пока. Я скоро буду, — сказал Гош и направился на кухню. Там он попросил у поваров немного пищевой соды, которую аккуратно завернул в салфетку.

Вернувшись назад, Гош, придав лицу таинственное выражение, произнес тираду:

— Милая Юля! Увидев тебя несколько часов назад, я понял, насколько пуста и бессмысленна была моя жизнь до встречи с тобой. Тот идеал, который я вынашивал в своих грезах, спустился с небес на крыльях мечты. Я несказанно рад, что всевышний подарил мне возможность лицезреть лучшее свое творение. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе и для этого высыпаю приворотное зелье в твою и свою чашки, — с этими словами Гош достал из кармана салфетку и добавил соду себе и Юле в чай.

— Теперь мы выпьем его и будем вместе до скончания веков.

Гош взял чашку в руку и выпил залпом. Юля, как завороженная, сделала то же самое.

«Ох, и намучаюсь я с ней в жизни, — смотря на нездешние глаза Юли, думал Гош. — А что делать? Наследство ведь надо получить».

Юля была почти готова, но требовался контрольный в голову. Гош снял свитер, расстегнул рубашку, с чувством поковырялся в носу, свел зрачки к носу и начал:

— И был у этой канарейки только один выход — продуть кингстоны и пустить сжатый воздух в балластные цистерны. Все подводники, испугавшись трудностей, покинули лодку через торпедный люк. А Риза, цветастая птица, которую так любил весь экипаж, оказалась в этой стальной сигаре, лежащей на дне морском, совершенно одна. Но грустить не было времени, и она полетела в рулевой отсек. Там уперлась клювиком и лапками и, напрягая все свои птичьи силы, повернула клапан, и сжатый воздух зашипел по трубам. Теперь надо выставить рули на всплытие. Но как это сделать? Она же не училась на штурманском факультете в военно-морском училище — не принимают туда канареек. Горестно щебеча, она скакала по приборной доске и (о, чудо!) случайно нажала нужную кнопку. Могучая субмарина дернулась всем своим железным телом и медленно пошла вверх. Канарейка радостно захлопала крыльями. Если ей и дальше будет везти, она скоро сможет увидеть солнце и небо!

Гош перевел дыхание и отхлебнул чаю с содой. Посмотрев на Юлю, он чуть не поперхнулся — по ее щекам текли слезы! «Переборщил!» — подумал Гош.

Напоследок, уже уходя из кафе, Гош солью написал на столе «Юля», чем окончательно добил девушку.

Провожая ее домой, Гош, все еще желая усилить впечатление, когда они проходили аллею, неожиданно забежал за кусты и стал лезть на дерево. Юля, которая и до этого не могла похвастаться логикой мышления, после встречи с Гошем, вообще потеряла всяческие нити. Она тихо села на скамейку и стала вслух читать стихи собственного сочинения. Это ее немного успокоило и она, подойдя к дереву, на котором сидел Гош, спросила:

— А ты в детстве мел кушал?

— Случалось, — ответил Игорь и спрыгнул вниз.

Взявшись за руки, они пошли дальше.

Простились возле подъезда и договорились завтра же пойти в ЗАГС подавать заявление.

На следующее утро Гош, радостный и возбужденный, с букетом цветов и бутылкой шампанского, позвонил в дверь Юлиной квартиры. Открыла ее мама.

— Здравствуйте, Наталья Петровна. Я — Игорь. Вам Юля, наверное, уже все рассказала.

— Ничего она мне не рассказывала. Да и дома ее нет. Сегодня с самого ранья собрала веши и уехала.

— Куда?!!

— Сказала, что в монастырь. Она записку оставила…

Гош впился глазами в тетрадный листок, но смысл дошел до него не сразу.

«Дорогой Миша (зачеркнуто), Гена (зачеркнуто), Игорь! Я всю ночь не спала и думала. Встреча с тобой показала мне все мое духовное несовершенство и прочее. Я решила, что чтобы быть достойной тебя, я на десять лет пойду в монастырь. Там я очищу свое тело и душу и только после этого мы сможем соединить наши сердца. Не переживай Василий (зачеркнуто), Игорь, десять лет пролетят очень быстро. Твоя Оля (зачеркнуто), Юля».

— Вот, блин! — выдохнул Гош и уныло побрел домой.

«Перестарался!»

Капитализм не пройдет!

Огромная страна, занимающая одну пятую часть суши, долго дремавшая под расслабляющее-зачаровывающим небом социализма, вдруг неожиданно взбодрилась, разбуженная невнятными косноязычными речами Горбачева. Разрешение зарабатывать, хотя и прозвучало в довольно-таки завуалированной форме, но все же наиболее предприимчивые и стремящиеся начали потихоньку нащупывать брод, нарываясь, конечно же, на неприятности. Однако, получив хорошенько по лбу, проявляли баранье упорство, и снова и снова пытались что-то там организовать: то ли кооператив, то ли еще какой «шухер-мухер».

Дядя Боря из четвертой квартиры хорошо уже нам знакомого дома не был ни умным, ни предприимчивым, но все же, прочитав в газете «Закон об индивидуальной трудовой деятельности», ощутив в мозгу легкое потепление и покалывание, лег спать трезвым.

На следующее утро он тщательно выбрился, собрал все свои документы вплоть до характеристик из детского сада и рентгеновского снимка пятого верхнего зуба и пошел в городской Совет народных депутатов. Домой он вернулся через три дня, имея на руках разрешение на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Первоначальная цель была достигнута, и Боря не надолго загрустил — что делать дальше, он не знал. Однако кипучая натура пионера российского бизнеса, привыкшая больше полагаться на интуицию, чем на разум, не дала дяде Боре закиснуть в сомнениях и толкнула его в бой.

Надев свои лучшие штаны, погладив рукой рубашку, помывшись и почистив зубы, он пошел занимать у соседей деньги под свой бизнес-план. Более-менее приличный вид вечного забулдыги настолько поразил людей, не один год знавших его, что многие дали. Еще более удивительным было то, что он эти деньги не пропил сразу, а действительно, как всем и обещал, поехал в Москву и на одном из множества рынков купил двадцать коробок турецких шоколадок.

Привезя товар и выгрузив в своей квартире, дядя Боря приступил к его реализации. Используя наемную рабочую силу — двух школьников из соседнего дома, нанятых за заморские сладости, он транспортировал товар на рынок, где и приступил к осваиванию законов прибавочной стоимости.

Весь этот Борин бизнес взбудоражил дом до крайности. Жильцы тут же разбились на два лагеря. Одни в жесткой форме осуждали появление на многострадальном теле родной страны мелких лавочников. Другие, наоборот, с криками доказывали, что «за такими вот дядями Борями будущее России!». В беседке во дворе теперь каждый вечер происходили парламентские прения, потасовками они не заканчивались, но и к миру тоже не приводили. Под микрофон приспособили пустую стеклянную банку из-под майонеза. Спикером назначили полковника Мопсова, как человека самого соблюдающего дисциплину и способного других призвать, если надо, к порядку. Были образованы две партии: «капи» и «соци». В первую вошли племянник Мопсова Миша (что очень расстроило спикера), Коля из квартиры № 5, бабка Мироновна (не известно, почему) и Гош (редко являвшийся на заседания). В «соци» оказались: фокусник Али Джавадович с сыном Махмудом («потому что за Россию обидно!»), Колина теща Надежда Петровна из пятой квартиры («и по убеждениям и зятю Кольке показать, чтобы не очень-то»), дед Гордей (он симпатизировал «капи», но пошел в «соци» назло своей бабке), токарь Анатолич и его жена Варвара («что ж это получается, мы всю жизнь не в той стране жили?!») На заседания не являлись Ольга, Колина жена и супруги Горкины из третьей квартиры. Если насчет Ольги все было более-менее ясно: ее муж и мать были в разных партиях и она здраво решила быть нейтральной, несмотря на усиленную пропаганду с обеих сторон, то позиция квартиры № 3 была не ясна. Ходили разные слухи, приписывали им широчайший диапазон политических воззрений — от монархизма до анархизма.

Однако, в действительности все оказалось проще. Пока ломались копья в бесконечных спорах в беседке и майонезная банка эхонировала политические эмоции неравнодушных граждан великой страны, Олег и Даша Горкины вели беседы совсем другого толка.

— Ну чего ты боишься?! — визжала Даша.

— А менты? Ты о них забыла?

— Какие менты, ты чего?! У них сейчас своих дел по горло. Будут они еще алкашом каким-то заниматься. И смотри, не забирай все, пусть лучше отдает немного, но каждый день. Тут надо вырабатывать систему.