Вне конкуренции
Шрифт:
Беспрепятственно войдя в особняк Акиловых, ловлю старшую горничную, уточняю местонахождение хозяйки дома. Сразу же поднимаюсь на второй этаж и двигаюсь предположительно в сторону спальни Ии. Стучу в дверь, но с позволением войти, малышка совсем не торопится. Подавляю своё роптание, усиливаю удар в дверь. Тишина.
Молчание – знак согласия. Нажимаю на ручку, готовлюсь, что в лоб прилетит какая-нибудь туфля и уверенно приоткрываю дверь.
Осматриваюсь, фиксируя взглядом каждую разбросанную вещь. Такое ощущение, что в её гардеробной произошёл взрыв и всю
Идеально, аж трясёт.
Шумно выдыхаю и отбрасываю опасную штуковину на кровать, где навалена целая куча таких же интересных вещиц.
Силком заставляю себя не концентрироваться на разнообразии белья, а лучше найти их владелицу.
– Ия? – прохожу в разгромленную гардеробную. Перешагиваю какие-то сумки и сапожки, и запутываюсь в ремнях. С губ слетает нецензурная брань. Женская обитель страшнее джунглей. Хмурюсь и проверяю ванную комнату.
Так, где моя невеста? Бросила сборы и сбежала?
Снова очутившись в главном коридоре, прислушиваюсь, надеясь определить за какой из ста дверей находится моя потеряшка. Где-то здесь комната Давида, может она там? Стучу костяшками пальцев в первую попавшуюся дверь. Ничего.
Потихоньку начинаю закипать.
Плюю на любые приличия и толкаю все двери, что попадаются на пути.
Прихожу в полнейшее недоумение, нигде не найдя дерзкую брюнетку. Зато знатно напугал парочку девушек, что прибирались в гостевых комнатах.
– Где Ия Владленовна? – свирепеет голос.
– Где-то в доме…
Да ну, вашу мать, серьёзно, что ли?
– Брысь. – шугаю побелевших девчонок.
Что делать? Звоню на пост охраны, требую проследить по камерам. Не сразу, но соглашаются. Им не нравится, что всё командование теперь на мне.
– Она в бильярдной на цокольном. – поступает ответ.
Сбрасываю, плетусь вниз. Когда добираюсь до подвального помещения, настораживаюсь, что выключен свет и слишком тихо. Свечу вокруг фонариком смартфона и нахожу свою пропажу, молча сидящей в углу и обнимающую свои ноги.
Сползаю по стене рядом, оцениваю её состояние. Слёз не видно, истерики вроде нет.
Её не пугает моё внезапное появление, не удивляет. Пришёл и пришёл.
– Бусинка? – начинаю дышать с ней в один такт.
– Что? – отвечает спокойно, голос не слабый.
– Давно сидишь?
Пол холодный, подогрев не включала. Сама в тонком комбинезоне, в коротких носочках. Прибить мало.
Она игнорирует мой вопрос, о чём-то думает.
Снимаю с себя пиджак:
– Ну-ка, давай. – беру её замёрзшие руки, просовываю в рукава, закутываю и, психанув, дёргаю к себе в объятия, сжимая-разжимая слабенькие девичьи мышцы.
Безвольно приняв такое положение, выдыхает через нос, смотрит на валяющийся на полу кий.
Жмусь виском к её макушке, раздумываю как вывести на разговор, но малышка сама нарушает тишину:
– Это любимое папино место в доме…
– Ты, наверное, посчитаешь меня сволочью. – забываю о деликатности и тонкости дочерних чувств, и на миг, выдаю то, что не говорил никому. – Но лучше так. Познать отца
и потерять, зная, что тебя любили, чем быть никому не нужным с самого рождения…Медленное движение головы и девочка поднимает на меня глаза, светящиеся в темноте сочувствием.
– Он не любил вас? – блуждает по моему лицу тоскливый взгляд.
– Нет. Никто не любил. Я слабо понимаю что это.
– А мама?? – охает моя впечатлительная принцесса.
– Мама… - выталкиваю из себя четыре трудных буквы. – Я ей сильно мешал по жизни. Но раз уж я был её ребёнком, то она вносила в свой плотный график и уход за мной… соответствующий её статусу.
– Это как...?
– Это так, что на меня выделяли деньги, но не внимание. – за грудиной всё огнём горит, жжёт рёбра.
– С этим трудно жить? – спрашивает с сокрушённым видом, боится похожего.
– Да, но другого не дано. Привыкаешь. – неосознанно усиливаю объятия, накрываю её незыблемой волной спокойствия, ей больше ничего не грозит.
– Я не знаю как жить без мамы с папой… слишком пусто… как в этой комнате.
– Да, слишком. Знаю по себе. – из самой сердцевины у меня рвётся к ней сочувствие, я стану для неё опорой и лекарем, но не дам образоваться чёрной дыре.
– Я с детства боюсь этой темноты… жалкого одиночного существования. – думаю, что моё признание будет ей нужным, она не одна ощущает падение в пропасть.
– Вы чувствуете себя одиноким, Игнат?
– Теперь нет. Жена не даст сидеть без дела. – иронизирую, мягко щипаю девчонку за щёку, уводя от расспросов.
– Почему вы раньше не женились? – смущается, чувствую лёгкую дрожь в её теле.
– Ну, то есть… столько женщин вокруг!
– И все грязные. – пожимаю плечами.
– Это только ваше мнение!
– пилит мне профиль.
– Ты просто не видишь этого, не понимаешь о чём я говорю.
– повторяю, внушая нужную мысль.
– Я не глупая, господин Розанов! – сквозь темноту пробивается злой блеск в глазах.
– Я так не говорил. У тебя сами по себе корни другие, Ия. Тебе прививали, что ценность – это ты сама, а другие женщины считают, что ценность можно заработать только бабками. Больше денег – больше значимость. И за это они готовы на всё.
– Мне не нужны ваши деньги, Игнат! Даже, если не будет своих!
По-доброму улыбаюсь.
– Видишь. А любая другая, стоя на коленях и с высунутым языком, просила бы меня выразить симпатию «подарком».
– И вы дарили? – кривится.
– Никогда и никому, кроме тебя на твой день рождения.
– И зачем?? – как близко от моих губ её взволнованное дыхание.
– Проверил.
– Что? – моё желание мурашками переползает на её кожу, малышка нервничает, елозит в моих руках.
– Что тебе это не нужно. – удерживаю вблизи, не дам разорвать контакт.
– Тебе не понравилось, что браслет видят другие, ты не демонстрируешь его каждому встречному, не хвалишься, не задираешь нос. Ты… боишься его. И для меня это самый веский показатель, что ты мне подходишь.
– Вы ошибаетесь! Когда всё это закончится, вам стоит поискать в другом месте хорошую девушку! Этот город проклят… - изумляет, когда снимает мою руку со своих плеч, со вздохом отстраняется.