Вне закона

Крылов дошел до стола, плюхнулся в кресло, взял бутылку боржоми и выпил прямо из горлышка, широко разевая рот, но все же несколько капель упали ему на бороду, жемчужно сверкнули.

— Я звал тебя в семнадцать, — сухо сказал Николай Евгеньевич, — а сейчас мне надо будет уехать.

— Ясно, — глухо сказал Крылов. — Но все же ты мне ответь: за что?

Николай Евгеньевич встал, подошел к окну, растворил его; уличный шум ворвался в кабинет, так вот, стоя у окна, чтобы быть подальше от телефонов, которым не очень-то доверял, как и многие, кто с ним работал, сказал:

— А я, Иван Сергеевич, не люблю, когда мною торгуют, да еще те, кто прикидывается друзьями.

Крылов достал платок, обтер усы, бороду, глаза его стали внимательны и спокойны:

— Ошибка, Николай Евгеньевич. Ошибка… Преданней меня у тебя нет… Ты приказ подписал, согласовал?

— Я все согласовываю, — неопределенно ответил Николай Евгеньевич. — Ну, если тебе твои бобики уже сообщили, куда тебе предстоит, то остается одно, Иван Сергеевич, собираться.

— Ну что же, — с неожиданной покорностью сказал Крылов и огладил бороду, — собираться так собираться. Но все же ты мне отпуск дай отгулять. Ведь два года не был.

Вот это было дешево, от такого, как Крылов, умного и изворотливого, Николай Евгеньевич подобного не ожидал, ведь и начинашке ясно — Крылову нужно выиграть время, чтобы предпринять свои шаги, связи у него крепкие.

— Конечно, — кивнул Николай Евгеньевич, — сдашь завод и гуляй. Потом уж, с новыми силами…

— Когда сдавать? — деловито осведомился Крылов.

— Да хоть сегодня начинай.

И все же эта покорность Крылова насторожила, за ней что-то таилось, не мог этот бородач, прошедший могучую управленческую школу, не держать что-либо про запас.

— Ну, все? — спросил Николай Евгеньевич.

— Возможно, — согласно кивнул Крылов, поднимаясь из кресла, и, теперь уж стоя, сказал: — Насколько я понимаю, ты в этом чепуховом деле с итальянцами углядел подвох. Зря. На такое идут многие и криминала в этом не видят. Я не для себя старался, для тебя. Но… наверное, мы еще к этому вернемся — будь я в Якутии или в другом месте. Вернемся, — убежденно сказал он и, кивнув, неторопливо направился к выходу, видимо ожидая, что Николай Евгеньевич его окликнет, но он дал Крылову выйти из кабинета.

Осмыслить происшедшее он не успел, включился селектор, и голос помощника произнес:

— Николай Евгеньевич, снимите трубку. Вас срочно просит брат.

Он снял трубку, сказал:

— Слушаю, Игорь. Что-то случилось?

— Случилось, Коленька, — встревоженным голосом проговорил Игорь Евгеньевич, — тут мне районный прокурор позвонил, спрашивал, как найти тебя. Понимаешь, какая невероятная история… В общем, Володя арестован, он у нас сидит. Обвинение чудовищное… — Он закашлялся, и Николай Евгеньевич почувствовал, что у него холодеют ноги. Первое, что пришло ему на ум: сын задавил кого-то. Сколько раз ведь предупреждал, чтобы ездил аккуратно, не лихачил! Брат откашлялся. — Ты слушаешь?

— Да, да.

— Так вот, нечто невероятное. Его обвиняют в попытке изнасилования и… представить невозможно… в покушении на жизнь женщины.

— Что за бред! — вырвалось у него.

— Не знаю. Но… Тебе надо быть здесь, ты ведь депутат. Тебе обязательно надо быть здесь.

— Я понял, — сказал Николай Евгеньевич, чувствуя, как у него начала кружиться голова.

И в это время он увидел Наташу. Она стояла в дверном проходе, прижавшись к косяку, руки сжала, подперла ими горло. Наверное, звонили домой, и она примчалась сюда.

— Володя, — робко произнесла она. — Это ужасно… Я боялась… все дни.

— Ты что-то знала?

Тогда она прошла к столу, взяла сигарету, закурила, неожиданно проговорила:

— Я все эти дни в нервном напряжении.

— Да что же происходит, дьявол вас забери! — воскликнул он в сердцах. — Все-таки, выходит, ты что-то знала?

— Выходит, — ответила она с глухим спокойствием и опустилась в кресло.

— Ты можешь объяснить?

Она некоторое время курила, потом встрепенулась, словно очнулась ото сна.

— Да, да, конечно… Но я не могла поверить. Ко мне подошел человек. Понимаешь, я была в… я заезжала к Игорю… мне нужно было… На стоянке подошел человек. Он обратил внимание на наклейку. Это с международного симпозиума по африканским проблемам. Он сказал: ищет человека, у которого в белых «Жигулях» такая же наклейка. Я слышала раньше, там изнасиловали девушку. И у них одна только примета насильника — такая наклейка. Я понимала, это все бред, Володя не способен… Но наклейку подарила ему я, и еще одну — с японкой… Правда, я же и содрала их на всякий случай, хотя Володе это не понравилось.

— Но, может, тут ошибка?

На столе стоял стакан с водой. Наташа потянулась к нему, отпила несколько глотков и опять взяла сигарету.

— Возможно, — сказала она. — А если нет?

— Ты думала, его не найдут без этих наклеек?! — вдруг взорвался Николай Евгеньевич.

— Да, я так думала, — твердо сказала она. — Но с Володей я на эту тему не говорила. Может быть, все разъяснится.

— А если нет?

Тогда она встала и посмотрела на него жестко:

— Тогда ты поедешь туда, и немедленно.

— Хорошо, — ответил он покорно.

Он боялся сорваться окончательно, кончики его пальцев тряслись, он первым вышел из кабинета…

Езды на «Чайке» было не более часа — время вполне достаточное, чтобы обдумать случившееся, прийти в себя. Николай Евгеньевич сидел позади шофера, неторопливо курил. Прежде всего надо было понять, способен ли Володя на такое… Насилие! Да и зачем это ему! Парень спортивный, увлекается теннисом где-то с четырнадцати лет, сам выбрал электронику, пошел в закрытый институт, и вроде дела у него двигались прекрасно. Во всяком случае, Николаю Евгеньевичу не приходилось вмешиваться в жизнь сына, с ним не было особых хлопот. Ну, когда был мальчишкой, вызывали, конечно, в школу. Николай Евгеньевич не сваливал вызовы на Наташу, приезжал сам, чтоб не попрекнули его в чванстве, он таких попреков не любил. Нормальный парень, совершенно нормальный. Наташа тоже с ним не очень-то возилась. Были беспокойства, когда поступал в институт. Но у кого их не бывает? Во всяком случае, Николая Евгеньевича не тревожили, чтобы он на кого-то «давил», с кем-то переговорил. Поступление прошло спокойно.

По настоянию Наташи построили ему кооперативную квартирку на Большой Грузинской, купили «Жигули». Что еще? Нет, у Николая Евгеньевича с сыном не было проблем, ему хватало своих, и он был доволен, что у него растет все понимающий парень, не требующий к себе особого внимания. Ведь был наслышан, как обстоят дела в других семьях. Сейчас неведомо что происходит, особенно среди сынков всяких руководящих: здесь и наркотики, и валютные дела; правда, все это быстро покрывают, но в прошлом году кое-что вылезло наружу. Володя и за границу-то не просился, съездил с матерью, когда еще был студентом, в Карловы Вары. Они, видимо, не произвели на него впечатления. Ну, а как пошел на работу… Из закрытого института не выедешь.