Вне закона

— Да нам по делу.

— Не велено, — сказала тетя Зина, кивнула в сторону, и Нина увидела стоящих троих милиционеров, они внимательно смотрели на нее.

— Хорошо, — сразу же согласилась она. — Ты, Витя, подожди меня на улице.

Она направилась к лифту, но один из милиционеров шагнул к ней:

— Вас вызывали?

— Да, я из семьсот второй…

— Понятно, — кивнул он. — Поедем.

В лифте милиционер молчал, смотрел безразлично куда-то поверх ее головы, его молчание угнетало, и Нина свободней вздохнула, когда лифт остановился и распахнулась дверь.

Первым, кого она увидела, был Семен Семенович. Он сидел в кресле, стоящем в небольшом холле, обмякший, с опущенными руками. Рубаха на животе его разошлась, синий пиджак был измят, даже бородка, его знаменитая бородка, растрепалась, потеряв свою ухоженность. Глаза красны.

— Ох, Ниночка, — проговорил он с трудом. — Что же это делается?

Но милиционер тронул ее за локоть, показывая, чтобы она шла в свою комнату. Страшно было увидеть трупы Слюсаренко и Климовой… Но она справилась с собой.

Высокий человек со строгим лицом при коротких усиках, в хорошем темном костюме посмотрел на нее, спросил грубоватым голосом:

— Нина Васильевна Самарина? Ну, пройдемте к вам…

Она прошла через узкий коридорчик в свою комнату. Никакого трупа там не было, но на полу что-то было очерчено мелом, и, несмотря на то что комнатка была маленькой, человек умело провел ее к столу, минуя рисунок. Все в комнате было перевернуто, шкаф стенной раскрыт, ящики из тумбочки стола выдвинуты, только с краю лежали стопкой экземпляры ее переплетенной диссертации.

Высокий человек вынул из папочки фотографии, они были свежие, еще чуть влажные, и разложил их на столе:

— Кого вы из этих людей знаете?

Нина взглянула на первую и чуть не вскрикнула: на диванчике лежала обнаженная Климова, лежала на спине, но ноги ее в каком-то немыслимом сплетении падали на пол, лицо выглядело не просто распухшим, но вздутым.

— Климова… моя соседка, — с трудом проговорила Нина.

— Вы были дружны?

— Нет… Жили рядом, а виделись… редко виделись. Утром, иногда вечером… Жизнь у нас такая, все впопыхах.

— Ну, тех, кто к ней приходил, вы знали?

— Да… Слюсаренко.

— Этот?

И на стол легла еще одна фотография. Слюсаренко вытянулся на полу в ее комнате и словно спал, так спокойно было его лицо, руки его были сложены по швам, даже горбика не заметно.

— Он!

— Ну, а вот этот?

Бородатого с заломленными руками она не знала. Высокий человек попросил еще раз вглядеться, бывал ли он все же тут, но Нина категорично сказала: нет, не видела.

Высокий человек положил перед собой лист бумаги, сказал:

— Нина Васильевна, мы давно тут возимся… Трупы эти обнаружила уборщица, да и то потому, что двери были открыты.

— Я свою закрывала, — торопливо проговорила Нина. — Ключ у меня один…

— Нет, — сказал капитан. — Судя по всему, был еще и у Климовой. Вы давали ей?

Она не помнила, может быть, когда-то и давала, да потом забыла, во всяком случае, уверенно ответить не могла. Нина оглядела еще раз свою комнату: все платья, куртки, пальто — все выброшено из шкафа на измятую кровать.

— Вы знали, что Климова и Слюсаренко употребляют наркотики?

— Догадывалась.

— Вам не предлагали?

— Почему же?.. Климова давала сигарету, но… меня от нее вырвало. И больше… Они умерли от этого?

— Да, — сурово сказал высокий.

— У них была самоделка, добыли в лаборатории. Не рассчитали дозу…

— Вот что, Нина Васильевна, мы хотим выяснить, откуда они получали «травку». Ну, самоделку, чтоб колоться… Может быть, вы что-нибудь слышали?

— Нет… Не знаю.

— Но вы же сами сказали — лаборатория… Может быть, оттуда?

— Я… я ничего не знала. В нашей лаборатории ничего такого не сделаешь.

— Три трупа, — сказал высокий человек. — Три молодых трупа. Сами понимаете, Нина Васильевна, как это страшно… Надеюсь, вы не хотите, чтобы повторилось нечто подобное?

— О чем вы?!

— Тогда помогите нам. Не обязательно сегодня. Вы ведь долго лежали в больнице, а Слюсаренко приезжал к вам?

— Да, однажды. Он привозил мать Сольцева. — И тут она вдруг сообразила, что крылось за этим вопросом, и сразу же вскрикнула: — Нет!.. Из больницы ничего не могло быть! Нет!

— Но вам ведь давали морфий?

— Да, сначала, но немного… После операции… Тут же заставляли принимать.

— Вы не волнуйтесь так, — строго сказал высокий. — Мы ни в чем вас не подозреваем. Просто нам надо проверить все. Подпишитесь вот здесь.

Она подписалась, спросила:

— Мне можно собрать вещи?

— Вот эти да, — сказал высокий, — и возьмите папки… бумаги. Это мы проверили, уж не взыщите. Все, что необходимо, возьмите.

Она взяла большую дорожную сумку и начала складывать вещи. Ей помогал милиционер, вернее, он оглядывал еще раз, что она брала с собой. Сначала это показалось неприятным, но Нина тут же смирилась с такой проверкой. Перед глазами все еще стояли фотографии с изображением Климовой и Слюсаренко, и у нее снова начали трястись руки.

— Я могу идти? — спросила она.

Высокий человек вывел ее из комнаты, сказал:

— Вы еще нам понадобитесь, Нина Васильевна. Мы найдем вас. Извините, что потревожили. Но… другого выхода не было.

Сумка оказалась тяжелой, она шла с трудом, опираясь на палку, пока снова не увидела Семена Семеновича. Тот сразу же поднялся, взял сумку, сказал:

— Поедем к нам, Ниночка… Лия Ревазовна ждет. Я вас очень прошу.

— У меня там внизу Виктор.

— Мы захватим его… Да, да.