Вне закона

Виктор одернул куртку и с подчеркнутым спокойствием сказал:

— Я не понял, что вы имеете в виду под словом «или»?

— Я ничего не имею в виду. Я спрашиваю.

— А я отвечаю: невеста. Нина Васильевна Самарина — моя невеста, и мы намеревались с ней вступить в брак. Но все это приостановилось из-за того, что ее изувечил Сольцев.

Судья хотела, видимо, его прервать, но он не дал и, чуть повысив голос, сказал:

— Намерения наши не изменились. Мы подали заявление в загс.

Адвокат развел руками и с приторно вежливой улыбкой сказал:

— Примите мои поздравления.

Судья спросила, есть ли еще вопросы, адвокат и прокурор ответили, что нет, и тогда Виктор сел рядом с Ниной. Она сразу почувствовала себя бодрее, ощущала уверенность Виктора. Он улыбнулся ей. И эта его улыбка показалась сейчас важнее всего. Ей все сейчас в нем нравилось: как он держался, как сумел с достоинством ответить адвокату, оградив Нину от какой-либо двусмысленности. «Все-таки он надежный. По-настоящему надежный».

В это время вызвали Поздняка, невысокого человечка, который смотрел на всех испуганно, то и дело приглаживая волосы, и рассказывал, заикаясь, о том, как обнаружил Нину. Ему тоже задавали вопросы, но Нина не вникала в их суть. Затем появилась заправщица автоколонки Клава, бойкая, напористая. А потом и кассир. Но Нина, пока их допрашивали, словно отрешилась от происходящего, словно все, кто находился в этом зале, пахнущем мокрой одеждой, ее вовсе не касались. Она была зрительницей, а может быть, невольной участницей какого-то запланированного, предусмотренного заранее действа, и надо было только ждать, когда оно закончится. И так длилось долго, пока ее не вывел из этого состояния голос адвоката:

— У меня вопрос к потерпевшей.

Нина повернулась к нему, судья показала ей жестом, чтобы она поднялась. Нина и сделала это, опираясь на палку.

— Будьте любезны, — потеребив пальцем губу, спросил адвокат. — Вы сами попросились в машину Сольцева?

— Конечно.

— Он предупредил вас, что ему придется сделать круг, чтобы подвезти вас?

— Да.

— А ведь можно было ехать автобусом. А это для вас удобней. Не так ли?

— Автобуса не было… К этой электричке почему-то никогда не приходит автобус.

— Да, конечно, — согласился адвокат, — но через десять минут автобус бывает. Он идет из Володькова. И как мне сообщили на автостанции, рассчитан, чтобы взять пассажиров с последней электрички.

— Такого автобуса нет.

— Прошу прощения, — приподнялся адвокат, — вот официальная справка о расписании автобусов из Володькова. Кроме того, время его прибытия на станцию указано на таблице, прикрепленной к столбу. Но дело не в этом. Я понимаю, вам хотелось добраться быстрее. И если вы попросились к Сольцеву в машину, то, видимо, он вызвал у вас доверие?

— Вызвал. Иначе я бы к нему и не села.

— Тогда все-таки что же произошло в машине, если вы решились выпрыгнуть на ходу?

— То, что случилось, я показала на следствии. Могу подтвердить и сейчас. Он не только стал ко мне приставать, но когда я оказала сопротивление, вытолкнул меня на ходу. А дальше…

— Вы плохо помните. Не так ли? — помог ей адвокат.

— Да… Я ударилась головой, а потом — нога… Но все это я уже говорила, все это есть в деле… Вы что, не знаете, сколько я пролежала в больнице?

— Видите ли, Нина Васильевна, — мягко улыбаясь, проговорил адвокат, сейчас он ей напомнил мурлыкающего кота. — Экспертиза не подтверждает, что к вам применено было насилие… Более того, есть заключение, что все травмы вы получили в результате падения. Ну, еще машина задним колесом проехала по вашей ноге, а этого водитель мог и не видеть… Если вам тяжело стоять, то, я надеюсь, суд разрешит сесть. Ну, так вот. Нет, подождите, я еще не сформулировал вопроса: не выставили ли вы Сольцеву какого-нибудь требования, а он с ним не согласился, и тогда вы…

Но она не дослушала его вопроса, внезапно все в ней взбунтовалось, она сказала резко:

— Я не видела актов экспертизы! Кто ее проводил? Когда? Я вообще не видела никаких документов. Почему я должна вам верить?

— Мы ведь начали с обвинительного заключения, — сказала судья.

— Значит, я этого не поняла. Вы что-то там читали, но… — Теперь голос ее набрал силу, она явно чувствовала, происходит что-то не то. Сольцев сидел неподвижно и смотрел на нее немигающими глазами, словно внутренне удивлялся ее крику. Она передохнула и выпалила: — Я требую, чтобы меня ознакомили с нужными документами.

Судья склонилась сначала к одному из заседателей, потом к другому и объявила:

— Суд, посовещавшись на месте, решил сделать перерыв, чтобы дать возможность гражданке Самариной ознакомиться с обвинительным заключением.

— И актами экспертизы! — выкрикнула Нина.

— Они будут зачитаны. Перерыв.

Судьи поднялись, и в это же время милиционеры поспешно увели Сольцева. Нину подозвала девушка в красной кофточке, предложила сесть радом и подала ей несколько листков бумаги. Они были подписаны следователем. Нина вспомнила этого человека с унылым, безразличным лицом в очках, стала читать. Написано все было каким-то корявым языком, Нина с трудом понимала, о чем идет речь, потом, когда вчиталась в эти казенные строки, то сообразила: поначалу подробно описывалось, что в таком-то часу, в таком-то месте гр. Сольцев, подвозивший от электрички гр. Самарину, решил сократить путь к месту доставки пассажира, свернул на проселок, и в это время гр. Самарина, решив, что гр. Сольцев сделал это со злым умыслом, вцепилась в руль автомобиля, завязалась борьба, в результате которой гр. Самарина сначала выбросила свою сумку, а затем выпрыгнула на ходу из машины. Гр. Сольцев не оказал помощи пострадавшей, уехал, что является отягчающим его вину обстоятельством, однако гр. Сольцев находился в нервном возбуждении, не мог видеть, по его уверению, какие травмы нанес потерпевшей. Тут же, как бы мимоходом, упоминалось о том, что Нина высказывает другую версию, что гр. Сольцев пытался применить к ней насилие, но расследование на месте преступления, медицинское заключение, обследование машины не подтверждают этой версии. Медицинская экспертиза указывает: в результате сильного сотрясения мозга гр. Самарина могла потерять память и события, изложенные ею, являются плодом этой искаженной памяти.

А во второй части бумаги указывалось, что гр. Сольцев является серьезным научным работником, никогда к суду не привлекался, характеризуется по месту работы с абсолютно положительной стороны, такую же характеристику дали ему соседи по жилью и институт, который он закончил. Исходя из всего этого, ему предъявлено обвинение по статье сто четырнадцатой УК РСФСР, часть первая, что означает неосторожное тяжкое телесное повреждение.

«Вот это да!» — ахнула Нина. Получалось, во всей этой истории виновата она сама, что вовсе и не кидался на нее этот узколицый зверюга, вовсе не он сильным ударом вышиб ее из машины, и она едва увернулась, чтобы не быть раздавленной. «Да он ведь убить меня хотел, сволочь!» Кто составлял эту бумагу? Ах, да, этот самый следователь с потертыми обшлагами пиджака, с вялыми губами и безразличным лицом. Он и приходил-то к ней в больницу раза два, давал подписывать бумаги… Ведь однажды Нина уж задумалась, что Наталья Карловна вполне могла сломать такого простофилю. Да не простофиля он! Обычная суконная рожа, которая, конечно же, может клюнуть на деньги.

Но Нина тут же заставила себя успокоиться, ведь все же следователь не отрицает вину Сольцева, он обвиняетего в нанесении тяжких телесных повреждений… Ну и что? Разве в этом он должен обвинять? А врачи? Как могли они утверждать, столько раз осматривая ее, что на ней не было следов насилия? А синяки от удара кулаком, а исцарапанное лицо?.. Вежливые, серьезные врачи. Они могли ошибаться, но так… Ведь они специалисты. К черту их! Никому нельзя верить! Судья читала бумагу торопливо, проборматывая слова. Почему? Нине, в конце концов, плевать на Сольцева. Пусть он живет как хочет, пусть хоть выйдет с автоматом на дорогу и перестреляет первых попавшихся, если ему это так нужно. Но ведь сейчас вовсе не в нем дело, а в откровенной лжи. «Глобальной лжи», как сказал Слюсаренко. Что же, она должна примириться с нею?