Внимание - чудо-мина !

Он берет пустой стакан с тумбочки, босиком подходит к стене, слушает, пользуясь стаканом как стетоскопом.

"Тик-так, тик-гак, тик-так..."

Он крадется по коридору, входит в гостиную. Там спят на диванах какие-то офицеры, начальник штаба, шеф оперативного отдела... Спят под картиной с эпизодом кровавой Грюнвальдской битвы...

Генерал подходит к окну. По улице проезжает патрульная машина. Лучи ее фар неожиданно выхватывают из мрака дом напротив, трупы повешенных на балконе людей.

Генерал в ужасе отшатывается. Все тело его покрывается холодной испариной.

И мертвые могут мстить. Ведь в городе у них остались друзья, братья, отцы!..

Генерал бежит к комнате Бенкендорфа, стучит, трясясь от страха, в дверь.

– Барон! Барон! Проснитесь! Дом заминирован! Вон, вон _из этого дома, из этого города!.. Мы все погибнем!..

Мельком смотрит он на золотые часы "Лонжин": четыре часа двадцать минут.

Огромный столб пламени встает на месте особняка. Чудовищной силы взрыв четырехсот килограммов тола вмиг уничтожает и особняк и все живое в нем. На месте особняка остается глубокая дымящаяся воронка.

Глубоко в котельной за несколько секунд до взрыва включился радиоприемник. Антенна, проложенная спиралью по стене забитого ящиками минного колодца, приняла радиокоманду, получила "музыкальное письмо". Приемное устройство радиомины мгновенно преобразовало полученный радиосигнал в сигнал электрический, взрывая запал... И в то же мгновение взорвались четыреста килограммов тола, и не стало генерала фон Брауна и восемнадцати офицеров в его особняке.

В доме напротив майор Гендель проснулся, обливаясь кровью от поранивших его осколков оконного стекла, выбитого вулканической силы взрывом. Капитальная стена спасла майора от воздушной волны. Но чудо-мина, стоявшая на столе, погибла безвозвратно, унося с собой свою тайну.

В ужасе Гендель выглянул в окно: особняк исчез. В соседних домах кричали раненые немцы.

Грохот взрыва разбудил весь Харьков. Его гулкое эхо долго носилось по каменным коридорам города. Все новые взрывы сотрясали врага. Решив, что началась бомбежка, открыли пальбу зенитчики, заплясали на тучах лучи прожекторов. Вслепую стреляли объятые страхом патрульные, посчитавшие, что мины взрываются партизанами.

Гендель вышел, шатаясь, на улицу, прошел в распахнутые взрывом ворота. Удушливо пахло сгоревшим кордитом, взрывными газами. Воронка походила на кратер вулкана. Он нагнулся и поднял лакированный сапог. Это был генеральский сапог...

Офицеры и солдаты в панике выбирались под ледяной дождь из всех каменных зданий в городе...

А взрывы продолжались. Снова взлетел на воздух Холодногорскай виадук...

До утра дымился кратер на месте особняка. Когда рассвело, стало видно, что он очень глубок, этот кратер, эта обугленная страшная яма со скрученными останками железобетонного скелета. На опаленном каштане висел изрешеченный генеральский мундир с красными лацканами, золотым шитьем и Рыцарским крестом. Вокруг на все соседние кварталы легла красная пыль от кирпичей, размолотых взрывом. Машины, стоявшие перед особняком, были разбиты вдребезги. Кругом валялось множество Железных крестов, не врученных награжденным.

Фельджандармы оцепили место взрыва. Санитарные машины как приехали, так и уехали ни с чем.

В отместку за гибель коменданта и начальника гарнизона города Харькова СС-штандартенфюрер Вернер Браун приказал повесить на балконах домов на Мироносицкой девятнадцать харьковчан - восемнадцать мужчин и одну женщину. Девятнадцать мирных жителей (у каждого на груди висела надпись: "Партизан") - за девятнадцать гитлеровцев. Сам фон Браун казнил бы в таком случае в сто раз больше харьковчан.

Впрочем, это было только начало. На всех улицах был вывешен приказ: гитлеровцы объявляли, что за взрывы зданий и убийство офицеров и солдат германского вермахта они берут тысячу заложников, из коих сто коммунистов казнят немедленно и по двести человек будут казнить за последующие взрывы.

Все это рассказал полковнику Маринову пленный немец. После того что произошло на Мироносицкой, его отправили в штрафную роту на фронт, где он почел за благо сдаться в плен.

"Да, - заявил пленный, - нас сбила с толку ваша первая, ложная мина в том доме. Она была такой серьезной миной, что нам и в голову не пришло искать под ней, под углем, под подвалом еще одну - настоящую. Ведь ложная мина была МЗД последней конструкции с новейшим ЭХВ!"

"Отдадим королеву, чтобы выиграть партию!" - так сказал Ясенев, придумав "Фросю"...

"За генерала Рундштедт приказал расстрелять группу наших лучших минеров!" - пожаловался пленный.

Вскоре после получения трофейных картин, скульптур и книг из Харькова, семья фон Браунов получила оттуда нежданную посылку: небольшую урну с прахом. Впрочем, это не был прах палача Харькова - от него ведь ничего не осталось. Это была землица, почерпнутая из воронки на месте особняка - дома номер семнадцать на улице Мироносицкой...

Подполковник Ясенев так и не увидел результат трудов своих. Он уехал по командировке на дальний Север и занимался там своим любимым делом, снова изобретал мины, печатал технические статьи в журналах. За свои изобретения он получил благодарность и денежную премию наркома обороны. Жене он писал: "Рисковать по-глупому не рискую, но с учетом всех обстоятельств, конечно, рискую. Без этого нельзя. С мыслью "до тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага" надо свыкнуться..."

Его мины идут в серийное производство, поступают на вооружение армии.

Двадцать седьмого апреля 1943 года подполковник Владимир Петрович Ясенев испытывал новую мину. Раздался взрыв... Минера, мечтавшего о радиоуправляемых космических ракетах, похоронили на кладбище северного села.

В своем последнем письме он снова и снова вспоминал о Харькове. Ему дано было понять, что Харьков - это его судьба, но не дано было узнать, как Кибальчичу, как Циолковскому, к чему приведет вся его жизнь, все мечты... "Сегодня - неприятное известие - на Юге пришлось оставить несколько городов. Но это ничего. Опять вымотаем его там и вернем обратно. Жаль только отдавать, что обильно полито кровью".

В этом последнем, предсмертном письме он спрашивал о дочке Аллочке: "Я до сих пор представляю ее маленькой баловницей с бутылкой в руках.и соской во рту".

В долгую, как вечность, полярную ночь многометровые снега заносят могилу, забытую могилу минера над северной рекой. Уже позабыли все в селе, кто похоронен в этой могиле. И не знали они, кто в ней похоронен. Секрет. И северное сияние расцвечивает снега вечно изменчивым цветным узором, воют неумолчные арктические вьюги над заснеженной могилой хорошего, доброго и большого человека, инженера-творца, изобретателя, минера-мастера.