Внизу наш дом

В заключение добавлю, что уехал комдив недовольным, если не сказать — сердитым. Но, всё-таки, пообещал майору Марченко, что записке его даст ход, и даже наложит одобрительную резолюцию:

— На безрыбье и рак рыба, — пробурчал он в заключение. — А что я могу сделать, если вся авиапромышленность выдаёт в войска целый один истребитель в день? Эти-то недоразумения хотя бы выпускаются в ощутимых количествах.

Да, завод уже вплотную подошел к рубежу шесть машин в день. Чуть-чуть не дотягиваем.

Причин недовольства генерала мы с Колей Марченко так и не поняли. Хотя обоим нам показалось, что удручающее впечатление на него произвели смешные самолётики и пилоты — юнцы. Или он воспринял мечту о включении истребительных эскадрилий в штурмовые полки как несбыточную? Хм! У меня другое мнение. Я уже оценил, что если прибавить к шестёрке командированных лётчиков на хорях второй «сундук» и посыльный У-2, то можно будет направлять подобные эскадрильи куда пожелаю, даже в ближнебомбардировочные полки к Сушкам. Скажете — заправщик-бензовоз ещё нужен? Неплохо бы. Но и канистрами не так уж трудно натаскать горючего в баки — мы ведь не столько кушаем, сколько правильный истребитель.

Москитам выгоднее как раз работа по прикрытию, потому что тогда имеем дело именно с истребителями. Если быть до конца циничным, можно ведь повернуть дело так, будто мы ловим на живца.

***

Люди из штурмовых полков часто появляются на заводе — они тут получают самолёты. А мне нужно вывозить слушателей на практику в реальную боевую обстановку. Дело за малым — формировать подразделения и оправлять в командировки во фронтовые части. Командиры для них теперь подготовлены — мои бывшие пионеры.

Да, выросли парни. Пришёл и их черёд. Вопросы же со званиями вполне решаемы — у военного учебного заведения имеются кое-какие возможности. Правда, комэск в звании старшины — это пока непривычно. Ну да — стерпится — слюбится. Валили бы мессеров. То, что командировки продлеваются по инициативе принимающей стороны — это ожидаемо. Думаю, скоро фронтовые авиаполки наших ребят вообще начнут присваивать — найдут какой-нибудь ход, позволяющий решить формальные вопросы — нужда она и пляшет сама, и на дуде дудит и валенки подшивает.

***

— Товарищ капитан! Группа заключённых доставлена! — смотрю на лейтенанта, на вооружённых винтовками конвойных и на построенных в одну шеренгу прибывших. Никто их в форму не переодел — выглядят, словно прямо с лесоповала. Вещи у всех при себе — вещмешки в основном. Но не в рванье. И запущенности внешнего вида не ощущается.

Беру у сопровождающего список. Скорее всего сейчас полагается провести перекличку. Но мне некогда.

— Где расписаться в получении? — спрашиваю. — И давайте, уводите уже караульных. То есть — вы свободны. А вам, товарищи слушатели следует отправиться в баню, это туда, — показываю рукой. Потом — в столовую, — следующий жест. — Доктору покажетесь в рабочем порядке в перерывах между уроками. Ступайте, — поворачиваюсь к шеренге спиной и следую в канцелярию — случай непростой. По лицам вижу, что подогнали мне не рядовых летчиков, а недавних командиров. Как этим распорядиться — это ещё покумекать надо.

С одной стороны требуются комэски, штурманы полка, руководители аэродромных служб и начальники штабов. С другой — выше старшинского звания им присвоить не удастся. Опять же для штабной работы мы кадры не готовим — словом, придётся посидеть над личными делами.

Глава 24. Очень тяжелая осень

Лето давно завершилось — наступила осень. Она не радовала нас добрыми вестями. Слушатели курсов переставляли флажки на развешенной в Красном уголке карте — немцы давили повсюду. Вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады. Харьков находился в угрожающем положении. Я же не был настроен так пессимистично, как остальные — судя по сводкам уже заметно продвижение немцев к Москве — но оно, на мой взгляд, развивается как-то слишком вяло.

Зато на юге дела приняли самый суровый оборот — после длительных кровопролитных боёв наши войска оставили Запорожье. И, что меня несказанно удивило, продолжалась оборона Перекопа. Нет, я не помню старого графика развития событий, но в прошлый раз в это самое время сообщалось о боях на Ишуньских позициях — о них шла речь довольно долго, потому и отложилось в памяти это обстоятельство. Тем более, как раз тогда завершилось моё ускоренное обучение в лётном училище и я был направлен в строевую часть.

Мусенька перебралась в Воронеж. Полк она покинула по той же самой причине, что и Шурочка — беременность. Однако, находясь долгое время в самой гуще событий, о делах на юге знала хорошо. По крайней мере в том, что касалось действий авиации. В последний месяц бомбардировщики работали буквально на износ. Работали в основном по одиннадцатой армии немцев и по группе Клейста. Оба москитных полка в этот период непрерывно занимались их прикрытием с воздуха — так что знают об этом не по-наслышке.

В принципе, потери в самолётах были невелики, но всему есть предел — ресурс моторов оказался выработанным. И это в период, когда промышленность находится на колёсах — огромное количество предприятий эвакуируется. Лучшей иллюстрацией наступившему самолётному голоду является то, что «сундуки» велено переоборудовать в бомбардировщики. Это уже явный жест отчаяния. Ведь даже У-2 лучше годится на такую роль… хотя, ТС-41 несколько тихоходней, что позволяет лучше прицелиться. И бомб везёт больше. Но ведь неуклюжий он до крайности. Хотя для ночных действий это не так страшно.

Я крепко призадумался, а потом помчался в Москву на моторный завод — нужно было предусмотреть хороший глушитель, потому что планирует грузовоз не намного лучше утюга — то есть подобраться к цели бесшумно у него не получится. А это, считай, приговор в первом же вылете.

— А-а-а! Рад вас видеть юноша, — Конструктор Бессонов с явным удовольствием окинул взором награды у меня на груди. Так с глушителем никаких проблем давно уже нет — военные моряки давненько попросили для себя это устройство. Причём, им нужно было переключение с беспрепятственного выхлопа, когда требуется полная мощность, на совсем тихий, чтобы не побеспокоить мирных жителей.