Вновь домой вернутся журавли

Долго думать Нинг не пришлось, дело шло к выписке и переводе Шена в другой город. Думая о благополучии и безопасности ребёнка, Нинг дала своё согласие.

Русский врач, увидев их вместе, обрадовано пожал руку Шену.

– Молодцы ребята, – сказал он, – живите в мире и радости. Хотя радостного, я, так думаю, будет маловато, но вы держитесь.

Вскоре все русские врачи исчезли из госпиталя, как и из города.

Шен обрадовался, когда родился мальчик, ещё больше обрадовался тому, что он родился похожим на мать. Чёрные волосики торчали на его маленькой головке, как иголки у ёжика, только были мягкими, а сам малыш часто хмурил брови, делая забавные рожицы.

Шен полюбил мальчика, как если бы это был его кровный сын. Да и к Нинг он относился совсем не так, как с давних времён привыкли относиться к своим жёнам китайские мужья, основываясь на догмах Конфуцианства. Новое время, новые отношения. Да и Мао учит другому. И Нинг не забыла об уговоре. Она стала Шену честной и верной женой. Она была ему очень благодарна за отношение к сыну. К сыну Сергея.

– Ты не понимаешь, один неосторожный шаг и моя карьера… А ты разговариваешь с подданным чужого государства. Хорошо, что мне удалось выкрутиться из этого положения и только потому, что нас уже ждут в Пекине.

В Пекине Шена ждало не только повышение по службе, но в скором времени в начале «Культурной революции» арест и снятие всех воинских званий. И только после долгих тяжёлых лет мытарства по стране и унижений, после осуждения и признания ошибочными результатов проведения этой странной и жестокой революции, названной «культурной», его восстановили в звании и вернули все награды. К этому времени Джиану исполнилось тринадцать лет и только благодаря наставлениям и воспитанию отца, Джиан не примкнул к «красной молодёжи» – хунвейбинскому движению, которое отличалось крайним пренебрежением к традиционной культуре, жестокостью по отношению к людям и неуважением к правам личности. Как ему самому, к тому времени преподавателю военной академии, удалось избежать издевательств разбушевавшейся молодёжи, Шен сам удивлялся.

Джиан слышал, как однажды в шестьдесят седьмом году, отец зачитывал речь нового министра общественной безопасности.

– Нинг, ты только послушай, что он заявляет перед собранием сотрудников милиции: Мы не можем зависеть от рутинного судопроизводства и от уголовного кодекса. Ошибается тот, кто арестовывает человека за то, что он избил другого… Стоит ли арестовывать хунвейбинов за то, что они убивают? Я думаю так: убил, так убил, не наше дело… Мне не нравится, когда люди убивают, но если народные массы так ненавидят кого-то, что их гнев нельзя сдержать, мы не будем им мешать… Народная милиция должна быть на стороне хунвейбинов, объединиться с ними, сочувствовать им, информировать их…». Нет, это что творится вокруг?

– Я боюсь выходить на улицу, Шен. В прошлый раз я видела, как издевались над одной женщиной: они раскрасили её лицо чёрными чернилами, заставляли лаять по-собачьи, потом приказали ей идти, нагнувшись, а потом ползти по улице.

– Они разобрали часть Китайской стены на свинарники! Что с народом случилось? Что с нашей молодёжью происходит?

И только к шестьдесят девятому году в стране стали происходить перемены, но Шен уже не мог, ни работать, ни преподавать. Сказались осложнения после тяжёлых ранений. Шен с достоинством ждал своего часа. Он решил не уносить их с Нинг тайну с собой.

– Нинг, мы с тобой прожили тяжёлую, но счастливую жизнь. Я старался исполнить, данное тебе обещание. Я как мог, оберегал вас с сыном от беды, нагрянувшей на нашу страну. Я решил, что Джиан должен знать всю правду о своём рождении, и не хочу оставлять тебя одни на один с недосказанностью. Наверное, твой Сергей был хорошим человеком, раз у нас с тобой вырос такой замечательный сын. Времена меняются, кто знает, что вас будет ждать в будущем.

– Шен, зачем ворошить прошлое? Ты стал достойным отцом, и я тебе очень благодарна за воспитание Джиана. Да и Джиан может по другому отнестись к такому сообщению.

– Поэтому, позови сына и оставь нас одних.

После долгого разговора с сыном, так и оставшегося тайной для Нинг, ночью Шен спокойно заснул, чтобы уже никогда не пробудиться на рассвете.

Глава 3

Россия. Ростов-на-Дону. 1953 г.

Вернулся Сергей домой, на радость матери, осенью. Он долго не мог успокоить совсем поседевшую женщину, целуя её заплаканные глаза. Почти до утра они сидели, обнявшись и всхлипывая от давивших её слёз, мать слушала рассказ сына о своей службе и невозможности писать ей письма.

– Ты же знаешь, мама, дружба между народами. Мы помогали китайским строителям возводить новый завод. Не переживай, ничего опасного там не было, но лучше не распространяться о моей командировке в Китай. Сама знаешь, как у нас с чересчур болтливыми обходятся. А я тебе подарки привёз, – сказал он, стараясь перевести разговор с запретной темы на более приятную.

Сергей достал из чемодана шёлковый отрез с красивым рисунком. На темно-зеленом фоне ярким цветом красовались большие пионы с извивающимися между ними золотыми драконами.

– Это мамочка тебе отрез на халат. А это зонтик из соломки.

Мать стояла, прижав руки к груди, растерянно глядя то на отрез, то на сына.

– Серёжа, да как же из такого шить можно? На это только любоваться надо.

А вот что ты носить будешь? Я-то, из твоих брюк юбку себе сшила. Мне её теперь до конца моих дней хватит.

– Не переживай, мамуль, я и себя не забыл. Вот костюм себе купил, бостоновый, ему сносу не будет. А это вот чашка такая тебе. Сюда чай насыпай, водой заливай и крышечкой накрывай. Ты же любишь чаёвничать.

– А это что за чашка такая, – мать взяла в руки другую фарфоровую чашку. На одной стороне высокой чашки красовался портрет Мао Цзэдуна, на другой иероглифы.

– А это в благодарность за службу. И вот ещё, – Сергей передал ей грамоту, на которой стояла подпись Мао и медаль, – только пусть хранится подальше от чужих глаз и молчок об этом.

Коробочку с подарком Нинг он положил в шкаф на свою полку, и доставал её только тогда, когда оставался один. Тогда он долго смотрел на маленькую фотографию любимой, стараясь не забыть её черт лица, шелковистых чёрных волос и мягкого спокойного голоса.

Мать давно заметила перемены в характере сына. Всегда весёлый, подвижный, любящий шумные компании Сергей, как бы ушёл в себя. Часто она видела его нервно курящим, постоянно о чём-то думающем, после того, как повертит в руках привезённую из Китая маленькую коробочку. Однажды увидев глубокий шрам на его предплечье, она тихо заплакала, прикрыв лицо рукой, чтобы не выдать своих рыданий.

– Всё-таки достала проклятая война и Серёжу. Свою страну защищать по малолетству не мог, так в чужой стороне отметину на всю жизнь получил, – подумала она, гладя сына по шраму.