Внук Донского

В каждом доме свои порядки. Вступили в трапезную все вместе. Чета Чешков села во главе стола. Меня посадили по правую руку от хозяина. Возле матери присел Глеб. Пришли и заняли свои места за столом четверо служивших Даниле детей боярских, мужчин, далеко не молодого возраста.

Холопы в расшитых рубахах подали первую перемену блюд, состоящую из жареных кур, начинённых кашами с кусочками репы. В стеклянных фужерах оказалось дорогущее бургундское вино. Боярин улыбнулся, видя мою реакцию, и подтвердил:

— Несмь коегождо сваго званца угощаю сей лепостью, а токмо воистину дублия. Не мнил, иже ты тако преобразишься из чада полошна, тиха в мужа разумом обильна, речьми вместна.

Выпили за здоровья гостя, то бишь моё. Следующим тостом я предложил выпить за красоту боярыни Елены, напомнив сюжет из Троянской войны Гомера. Не знаю, попал ли я в струю традиций, но Даниле были приятны мои слова. Далее на столе появилась курячья уха с лапшой, затем пироги с потрохами гусиными. Под каждое новое блюдо провозглашался какой-нибудь тост. Разговорились о древней истории, об Александре Македонском, о Пунических войнах. Я этими эпохами не особо интересовался, но кое-что помнил, чтобы поддержать разговор. Глеб пялился на меня с завистью. Я даже начал бояться, что он всё-таки признает во мне беглого холопа.

Мне был больше интересен средневековый период с рыцарями, турнирами и прекрасными дамами. Я мог по памяти продекламировать "Песнь о Роланде", но поэма была слишком длинна. Описал слушателям только самую суть произведения. Неужели Димон смог заучить где-то этот средневековой шедевр? Оказалось, я наделён скиллом помнить из своего времени любой текст, если хотя бы один раз его прочитал. Уфф, даже в пот бросило от этого открытия.

Боярин Данила прекрасно знал "Илиаду" Гомера, читал на языке оригинала "Божественную комедию" Данте и других итальянских авторов, что-то слышал из "Роланда" и был ошеломлён моими обширными знаниями в литературе.

Творческий вечер нужно было заканчивать. Боярин хотел остаться со мной наедине. Появились слуги с подносами, на которых располагался радующий глаз натюрморт с напитками, пирожками, фруктами и прочими сладостями — последний сладкий аккорд ужина. Домочадцы попрощались со мной и хозяином поклонами и вышли из трапезной.

— Благодарен вельми те за Варфоломея, — с улыбкой произнёс боярин, — Зрю, яко ты явился из монастыря, Единец согнан из доводных управцев. Речи теи вельми разумливы и вселадны. Князь к те сеи ушеса клонит. Воззрел ты неси по леты. Благочинно тя княже наш Юрие даровал княжество удельны. Рад есмь сему.

— Ты, боярин Данила, мне тоже сразу понравился. Многие люди хорошими словами о тебе отзываются. Говорят, что ты верен данному слову, — вежливо ответствовал ему.

— Правы те мужи. Честь родшая наипаче дельма ми, — согласился вельможа, — Варфоломей дьяк друже ми со Звениграда. Тяжко ему на новой стезе. Пособи ему пред отичем в претыках мочных.

— Ладно. Сколько смогу — помогу. Пусть тогда дьяк Варфоломей расследует все обстоятельства обвинения покойного Фокия Плесни и причастность к этому делу Морозова и Единца с их подручными. Дьяки, им пособляющие, пока что многие на своих местах остались.

Слуга принёс игральный комплект в таврели.

— Не откажи, благий Дмитрие, сотворити с ми игру сию зеломудрую, — обратился с просительным тоном боярин.

Он предложил ту же ставку в три рубля, которые раньше мне продул, и право первого хода. Сам расставил фишки на доске и налил в фужеры вино. Сделаны были первые ходы ратниками. Через несколько ходов на доске построилась сложная позиция с обоюдными шансами на успех. Боярин решил дать мне решительный бой и поддаваться, как отцу, не собирался.

Разговор дальше касался моих откровений по событиям в Литве на трапезе и думе. Даниле Ивановичу пришлось их обсуждать наедине с князем. Подтвердилось, что мой отец участвует в заговоре князя Свидригайло против великого князя Витовта и людьми, и денежными средствами. Имперских послов с коронами заговорщики предполагали перехватить на границе под видом конвоя и увести в замок, принадлежавший одному из сторонников. Государю Литовскому тогда же должно быть направлено послание с требованием признать своим наследником Свидригайло в обмен на получение королевских регалий. В случае его отказа заговорщики намеревались пойти дальше и вообще отстранить Витовта от власти, используя преобладающее большинство потенциальных сторонников из числа приехавших на коронацию православных вассалов Витовта. Статус короля сильно настораживал многих. Боярину Даниле очень желалось узнать, как я проведал про такой тщательно законспирированный план. Заверил его, что никто кроме меня про этот секрет не знает и дал понять, что свои источники раскрывать вовсе не намерен.

Ещё желал со мной встречи иностранных дел управитель, чтобы прямо предложить быть заедино с ним и с его сторонниками, среди которых преобладали выходцы из Смоленска и прибывшие из дальних мест искатели счастья. Чтобы вместе быть против всяких морозовых, жеховских и их приспешников.

— Боярин Семён из вятшего рода московских Морозовых, вышед от ближника благоверного князя Александра Ярославича Невского — Миши Прушанина. Дед Иван Мороз при князе великом Иване Даниловиче Калите пришед из Новугорода и стал одним из первейших бояр, — поведал боярин Чешок предысторию, — Сам он с детства дружен с нашим князем, егда житили купно на Москве. Вслед за ним ушед на удельное княжение в Звенигород, оставив двор великого князя. Мнится ми, иже сносится он со сея московскими родичами, тайно пособляя Василею Московску. Чуешь, яко он в думе ратовал противу брани за велико княжение? Мнозе он с сеим приспешником Единцом мужей достойных в очах князя безвинно облядил. Плесню в израде обвиниша и в узилище сверзиша. Супостат он Галицкому княжеству, токмо не видит княже Юрие оное. Очи застит ему стразь плоцка к дщери морозовской Евпраксии. Люди глаголяша, иже зелием любны они князя опаяша. Годом ране детищ ею рожден от князя Юрия, рекомах Симеон Юрьевич. Тщится боярин Морозов сей руди путь проторити на стол владельны, пороча всех сынов старших, — продолжил вводить меня в придворную жизнь боярин Данила и очень удивился, что эта новость меня не поразила.

— А отец мне говорил, что со старшими сыновьями поссорился из-за боярина Всеволожа.

— Тако они деют сеи ряды заедино. Боярин Всеволож зеломудр и злохитрен. Многажды злохитренней старой лисы Софьи. Егда с ним прялся, проигрывал овогда, — честно признался один из самых хитроумных в нашем княжестве боярин.

— Люди говорят, что боярин Единец раньше разбоем занимался. Обыкновенным татем был. Правда ли это?

— Истинно сие есть, — подтвердил боярин, — Татьбу творил до ныне.

— Это как? — не понял я.

— Он с боярином Морозовым людей лихих подлых наимаша и по дорогам в уделах овых порытиша. Людишки те мзду с гостей проезжих сбирали и с ними делились. В наших краях такожде они деяли. Гостям рекоша наимати людёв оружны у них, ноли тех не трогаша.

— Что же ты князю не рассказал про махинации этой парочки, боярин Данила? — раздосадовано высказался, — Их давно пора высокого положения лишить и в узилище поместить.

— Князь лишче внимае боярину Семёну, да паки князю Жеховскому Борису. Я несмь паче ближен к государю, — признался с грустью боярин, — Прошу токмо не сказывай отичу, иже сведал от ми.

Млин, положеньице! Два субчика ураганят тут, как хотят, и никто им ничего сделать не может. Ну, батя… Упал ты в моих глазах. Царство боголепное он вздумал строить. Кадры научись сначала подбирать, а потом строй.

— Поговорил бы с князем Борисом, — неуверенно посоветовал.

— Жеховской такожде супостат отаен, — уверенно заявил главный дипломат, — Радеет интересам Новгорода и негли Твери. Желает страстно вернуть се стол Галицкий, посему сверзнуть хоче князя Юрия на Москву.

Как-то всё уж очень категорично получается по словам уважаемого Данилы Ивановича. Долгое время названные персонажи находились на вершине власти. Могли бы давно что-нибудь непоправимое сотворить. Делиться своими мыслями с боярином не стал. На таврельной доске мои башни неуклонно додавливали противника. Огорчённый боярин Данила сдался и объяснил, что не смог как следует сосредоточиться для игры при важном диалоге. Позже спохватился и начал расхваливать моё необычайное умение в такой премудрой мастроте.