Внук Петра Великого
Шрифт:
– Например? – я поставил локти на тол и положил подбородок на сцепленные кисти рук.
– Например, мы посещаем мануфактуру, и вы воочию видите процесс производства тканей, от начала и до конца, а позже владелец или управляющий посвящает вас в процесс с другой стороны, от закупки хлопка до договоров продажи готовой ткани, – Штелин сказал все это на одном дыхании, набрал в грудь побольше воздуха и продолжил. – Или же возьмем квартирование инженерной роты. Там вам показали бы, как копаются окопы, и строятся защитные сооружения и возводят фортификационные сооружения. Ну, и следом интенданты показали бы вам полковые сказки, где прописано все, вплоть до копеечки.
– Это весьма впечатляюще, и меня, надо сказать, заинтересовал такой подход, – я задумчиво перевел взгляд с него
– Да, ваше высочество, одобрила. Более того и она сама и Алексей Григорьевич сочли подобный подход весьма познавательным, надежным и правильным. Я же не говорил ее величеству про возможное посещение смирительных домов, – не удержавшись, я хмыкнул, у мужика, как оказалось еще и чувство юмора присутствует.
– Наверное, вы поступили абсолютно правильно, не рассказав тетушке о Таких подробностях. Вряд ли в этом случае она сочла бы ваш план приемлемым. Оставьте эти занятия в своих пересматриваемых планах и рассчитывайте на то, что, кроме меня на них будут присутствовать и камер-пажи. И личная просьба уже от меня – наблюдать во время занятий, к чему именно больше склонны они будут, чтобы в дальнейшем усиливать и развивать эти склонности. Вы, Яков Яковлевич, как я посмотрю, человек весьма наблюдательный, поэтому вам не составит особых хлопот выполнить эту мою просьбу. Это было все, что вы планировали делать, или еще чем меня порадуете?
– Чисто академические науки, ваше высочество, – Штелин внимательно на меня смотрел, изучая как меня самого, так и мои реакции на его слова. – Все-таки чисто академические науки никак не представляется возможности исключить из общего обучения, особенно такие как каллиграфия, история государства Российского, на этом ее величество отдельно настаивала, совершенствование русского языка, иностранные языки, математика, и, возможно, кое-что другое, к чему вы можете проявить увлечение.
– А еще танцы, вы забыли про танцы, Яков Яковлевич, – я прикинул, чему меня хотят научить и слегка офонарел, интересно, а мне спать можно будет, я не говорю уже про развлечения. Ведь нормально учить – это не просто оттарабанить лекцию, но и удостовериться в том, что ученик все понял и запомнил, и тот объем, который для меня, приготовили немного напрягал.
– Обучение вас танцам не входят в мои обязанности, – Штелин улыбнулся кончиками губ. – Так же, как и фехтование, и воинская стратегия, этими науками вы будете заниматься с другими наставниками. Но вот искусство ведения переписки, как дипломатической, так и личной, если вы будете писать письма самостоятельно, не поручая данное занятие вашему секретарю, вам знать совершенно точно необходимо. Но, как я уже говорил, сейчас я буду переделывать план наших занятий, потому что старый совершенно не годится, он был слишком прост, теперь я вижу это куда отчетливее, – вот после этих его слов я икнул, ничего себе, он что, действительно хочет еще больше усложнить мне жизнь?
– Хорошо, полагаю, что через неделю мы приступим к занятиям? – он ответил положительно и на этот раз склонился в прощальном поклоне.
– Встретимся через неделю, ваше высочество. Тогда же и согласуем расписание наших занятий. С вашего разрешения я сейчас же переговорю с вашим камергером фон Криббе, который, насколько мне известно, учит вас еще и фехтованию, чтобы согласовать с ним порядок проведения занятий. Плохо, что у вас пока нет личного секретаря, с которым можно было более полноценно составить ваш распорядок дня. Коронация состоится через полтора месяца в конце апреля, не думаю, что надо будет ждать возвращения в Петербург, чтобы начать заниматься.
Тем более, что и в Москве есть на что посмотреть и что посетить.– Я тоже так считаю, – негромко ответив, я отпустил его. Когда дверь за Штелином закрылась, посмотрел на прошмыгнувшую в комнату Грушу, которая с разбегу запрыгнула в стоящее неподалёку кресло и принялась умываться. – Вот так, Груня, есть у меня ощущение, что меня хотят со света сжить, иначе как объяснить желание тетки загрузить меня так, чтобы я в итоге взвыл? Ладно, посмотрим, может быть, все не так уж и плохо, как мне кажется.
Снова раздался стук в дверь, кого там опять принесло? Если память мне окончательно не отшибло, я далек от принятия решений, во всяком случае на этом этапе моей жизни. Что-то у меня просить – бессмысленно, все равно я ни на что повлиять не смогу. Дверь приоткрылась и в щель протиснулась голова Ивана Лопухина.
– Ваше высочество, к вам Бецкой Иван Иванович с высочайшим повелением пожаловал.
– Кто такой Бецкой и что за высочайшее повеление? – я поморщился. Что опять Елизавете в голову взбрело? Может быть меня уже высочайше просят собрать манатки и валить в свое занюханное герцогство? – Пускай заходит, надо же узнать, что там за повеление, да еще и высочайшее. – Дверь сразу же распахнулась, и в классную комнату вошел не один неизвестный мне пока Бецкой, а целых четверо разновозрастных типа. Младший – совсем мальчишка на вид, чуть старше Саши Суворова, нервно оглядывался по сторонам, явно не совсем понимая, что он тут делает. Парень немногим старше меня, лет шестнадцати-семнадцати на вид, наоборот вел себя несколько вызывающе – он усмехался, оглядываясь по сторонам, но на меня старался лишний раз не смотреть, все-таки иногда излишняя бравада может привести к непредсказуемым последствиям. Еще один парень, лет двадцати, был абсолютно невозмутим и спокойно смотрел на меня, не проявляя беспокойства. Чем-то он напомнил мне Штелина, но, если тот был спокойно-сосредоточен, то этот парень спокойно-безмятежен, и я не понимал, как к этому относится. Самый старший из четверки, наверное, приближался к сорока годам, и именно он, скорее всего, и являлся Бецким, поскольку именно у него в руках были зажаты бумаги, которые могли быть высочайшим повелением.
– Здравствуйте, ваше высочество, – предположительно Бецкой поклонился и протянул мне те самые бумаги, которые комкал в руке. Бумаги я взял, но разворачивать не спешил, глядя на него, и ожидая, что же он мне сейчас скажет. – Ее величество Елизавета Петровна назначила меня камергером при вашей персоне, а также приказала ввести в штат этих молодых людей. Если вы позволите, ваше высочество, то я представлю вам их…
– Нет, не позволю, – я смотрел в упор и Бейкому явно было слегка не по себе. – Полагаю, что молодые люди сами в состоянии представиться, а также рассказать, за какие прегрешения их так наказали, приставив ко мне.
– Ну что вы, ваше высочество, – Бецкой улыбнулся. – Не думаю, что каждый из нас воспринимает наши назначения в качестве наказания…
– И уж точно не я, – тот, который мне показался излишне наглым и самоуверенным сделал шаг вперед, прерывая своего патрона чуть ли не на полуслове. – Петр Румянцев, ваше высочество, – он поклонился. – За меня, видимо, просил отец, потому что, когда меня вышвырнули из посольства в Берлине за «мотовство, леность и забиячество», – он поморщился, произнося последние слова, скорее всего, цитируя выписку из приказа, – я мог пойти только в одно место, в действующую армию, но отец решил, что шестнадцать лет – это все-таки недостаточно, поэтому упал в ноги ее величества, и она решила дать мне последний шанс, к исправлению, назначая в вашу свиту.
– И как, чувствуете в себе силы встать на путь исправления? – я хмыкнул, глядя на парня, который лишь пожал плечами, как бы намекая, что и хотел бы, но не уверен, что получится. – Понимаю, нужно время, чтобы это понять, – и, повернувшись к невозмутимому, насмешливо спросил. – А вы что такого натворили?
– Ничего, – парень оставался просто образцом спокойствия. – Надеюсь, что ничего. Ее величество хотела отправить меня в посольство в Париж, но внезапно передумала и приставила к вашей особе.