Внуки

Даже с этим злом Фрида Брентен примирилась, не говоря ни слова, не сердясь. Ей теперь действительно все было безразлично. Единственной ее опорой оставалась Эльфрида и единственной радостью — внучек Петер. Когда они, навестив ее, уходили, Фрида провожала их со слезами на глазах.

Но наступил день, когда она собралась с духом и сразу положила конец всем мучениям.

V

Стоял прекрасный, теплый летний день. Фрида Брентен широко распахнула окно. Ветра не было, и, значит, не наметало пыли с развалин. Вдруг раздался сильный стук в дверь.

Это пришла соседка. Широко раскрыв глаза, она шепнула с таинственной миной:

— Фрау Брентен, включите радио, — и тут же побежала обратно к себе.

«Неужели опять какая-нибудь победа?» — подумала Фрида и, войдя в столовую, подошла к приемнику.

Мрачный серьезный голос говорил что-то странное, и Фрида не сразу поняла, в чем дело. Адские машины… взрыв… фюрер ранен… воззвание правительства.

Вот оно наконец! Фрида опустилась на диван. Покушение на Гитлера! Она слышала имена, ничего не говорившие ей, слышала об арестах, о положении в войсках… У Фриды была только одна мысль: «Кончилось! Войне конец… Налетов больше не будет».

Кто-то вошел в квартиру. Должно быть, Гермина. Да, вот и от Гермины можно наконец избавиться. Знает ли она уже, что случилось? Фрида решила очень осторожно выбирать выражения, ведь для Гермины фюрер божество.

Фрида вышла на кухню. Было совершенно тихо. Но ведь кто-то пришел? Вдруг она увидела Гермину, та сидела на стуле, в углу, вся уйдя в себя. Фрида хотела с ней заговорить, но когда Гермина подняла глаза, Фрида онемела. Это был взгляд дикого, разъяренного зверя. Гермина завизжала:

— Вон!.. Вон, большевичка! Ты виновата, что убиты мои сыновья!.. Ты хотела, чтобы убили фюрера!.. Вон, или я тебя прикончу!

Медленными, кошачьими движениями она двинулась к Фриде; в глазах у нее горело безумие.

В первое мгновение Фрида оцепенела. И вдруг — впоследствии она сама не могла себе объяснить, из страха или из ненависти, — она схватила кочергу, подняла ее, готовая, если придется, ударить Гермину, и во всю силу своих легких закричала:

— Только подойди, подлая!

Гермина с пронзительным криком попятилась и грохнулась на пол. Фрида Брентен стояла с поднятой кочергой. Без тени сострадания смотрела она на лежавшую на полу золовку.

Поставив на место кочергу, Фрида вышла из кухни.

VI

— Она хотела меня убить! Да, это чистая правда, — жаловалась, захлебываясь слезами, Гермина. — Кочергой хотела меня убить!

— Ты преувеличиваешь, Гермина, — пытался утихомирить ее Людвиг. — С чего ей убивать тебя?

— Спроси ее сам! Посмотрим, хватит ли у нее наглости отпираться.

— Но это же вздор!

— Ни часа больше я не останусь с этой убийцей под одной кровлей! Ни одной минуты!.. Пусть убирается отсюда! Я требую, чтобы ты ее вышвырнул!

— Да что ты! Она моя сестра. И квартира-то ее…

— Так! Квартира ее, говоришь? Мы еще посмотрим, чья квартира. Мы потеряли обоих наших сыновей. Они пали за фюрера и Германию! А у этой бабы, твоей сестры, сын — коммунист и находится у наших врагов! Жилец ее сидит в тюрьме… — Судорожная гримаса передернула лицо Гермины, и она заорала: — Вон ее, вон! Если еще и ты будешь защищать эту коммунистку, я покончу с собой! — Она крикнула изо всех сил: — Я выброшусь из окна!

— Мы поищем себе другое жилье, пусть где-нибудь в подвале даже. Или на Хайлигенгайстфельд. Так действительно дальше продолжаться не может.

— Она должна убраться! — надрывалась Гермина. — Ты потерял двух сыновей — и не смеешь выгнать эту коммунистку. Тряпка!.. Трус!

Каждое слово было слышно Фриде, сидевшей в комнате, где прежде жил Амбруст. «Почему, — думала она, — не взяла меня погибель при том налете? Хорошо умершим. Но, наверное, всем нам скоро придет конец, как сыновьям Людвига… Может быть, Вальтера и Виктора уже тоже нет в живых. И Пауль, видно, не вернется. Для чего же нам, старикам, жить? Да и что это за жизнь?.. Отто было всего восемнадцать… Мальчик… А Герберт?..» Ей вспомнилось их прощанье. Как тяжело ему было идти в армию! Видно, предчувствовал, что домой не вернется.

В соседней комнате Гермина опять разоралась. Фрида качала головой. Фурия, да и только!

Людвиг Хардекопф вошел к сестре, взглянул на нее и опустил глаза. «Бедный старик, — подумала Фрида. — Старые мы с тобой стали, и обоим нам приходится тяжко».

— Людвиг, — начала она. — Я… я знаю… Я не нахожу слов, чтобы…

— Оставь, — перебил он ее. — Я пришел сказать тебе, что дальше так продолжаться не может.

— Ты прав, — тихо согласилась она, не отводя от него взгляда.

— Я поищу где-нибудь другое жилье. Этак Гермина долго не выдержит.

— И я не выдержу, Людвиг.

— Те несколько лет, которые нам… — Он не договорил, постоял в нерешительности и пошел.

У дверей он сказал через плечо:

— Я хотел только, чтобы ты знала…

Фрида Брентен закрыла лицо обеими руками. «Это конец, — думала она. — Это конец».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

I

— Уверяю вас, Венер, заговор подготовлялся уже давно. Теперь, когда идут решающие бои на севере Франции, преступники решили, что час их настал. Не хватает слов, чтобы выразить… как это все гнусно… Но мы, дорогой мой, мы здорово попали впросак. Мы ничего не видели. Заговор изменников опутал сетью весь рейх и даже войска на фронте, — а мы ничего не видели… Последствия еще скажутся. Бог ты мой, об этом лучше не думать.

Статс-секретарь Дим, толстяк с совершенно голым черепом, понурился и засопел.

Венер подумал: «За меня тоже возьмутся… Обвинений, упреков не оберешься… Но я уж сумею ответить». И вдруг — еще несколько минут назад это не приходило ему в голову — Венера осенило: судьба дарит ему великий шанс. В этом водовороте он не потонет. Он — нет. Но Баллабу он заткнет его дерзкий рот. Этот Баллаб не только циник, разлагающий все и вся вокруг себя, это злостный сплетник.

Венеру передавали, что государственный советник позволяет себе гнусные шуточки, намекая на отношения между его женой и Рафаэлем. Негодяй! Копии, которые Венер сначала собирал для самозащиты, теперь послужат ему орудием наступления против гнусного клеветника Баллаба и его подголоска толстяка Рохвица. И — против Берингхаузена. С быстротой молнии промелькнули эти мысли в голове Венера, и он сказал:

— Разрешите, господин статс-секретарь, сделать одно замечание. Меня удивляет, что кое-какие высокопоставленные лица остались нетронутыми, хотя существует сильнейшее подозрение, что они участвовали в заговоре против фюрера.

— Как?.. Что вы сказали?

— То, что есть! К сожалению, это так.

Статс-секретарь Дим вытаращил глаза.

— У вас есть… доказательства? Улики?

— Да, господин статс-секретарь.

Дим откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с Венера. Его мясистое лицо побледнело. Он не решался спрашивать, как бы боясь ответа.