Внуки

— Твой отец при смерти.

— Что ты, дядя Густав? Не может быть! Ведь его, говорят, выпустили?

— Да, умирающего! Почки. Я-то знаю, что это за страдания.

— Собаки!

— Он лежит в бармбекской больнице.

— А я не могу его даже навестить!

— Тебя тоже били?

— На одиннадцать недель засадили в карцер.

— Один-над-цать недель?

— Да, семьдесят семь дней. Тысяча восемьсот сорок восемь часов. — Вальтер схватил руку, тонкую, костлявую руку старика. — Ах, дядя Густав, как я рад снова видеть тебя! Той долгой ночью я много думал о тебе. И о Бетельгейзе, и о созвездии Кассиопеи.

На болезненном лице Штюрка мелькнула улыбка. Он сел на край кровати и взглянул на стоящего перед ним племянника.

— У меня побывал твой товарищ.

— Что? Кто у тебя был?

— Женщина.

— Зачем она приходила?

— Я знаю, как связаться с ней.

— Замечательно, дядя Густав. Ты молодец. Значит, спустился с неба на землю?

— Ты думаешь, это приятно? Земля мне уже давно наскучила.

Вальтер оглядел комнату. Такая же точно, какой он оставил ее. А ведь Штюрк, по всей вероятности, не все время болел. Вальтер спросил дядю, не бывал ли он здесь в его отсутствие.

— Да, бывал, но не часто.

— Дядя Густав, а знаешь ли, по чьей милости я попал в руки гестапо?

— Откуда мне знать?

— По милости тети Мими! По милости Вильмерсов!

Штюрк уставился на Вальтера широко раскрытыми глазами. Он покачал головой.

— Нет, тут какое-то недоразумение.

— Комиссар гестапо показал мне визитную карточку Меркенталя. Дело было так…

И Вальтер рассказал, как его арестовали.

— Ты не ошибаешься? — все еще недоверчиво спросил Штюрк.

— Нисколько! Я ж тебе говорю, что мне это сказал комиссар, тот самый, который меня допрашивал; он показал мне карточку Стивена Меркенталя. Меркенталь-то и донес!

Старик хотел встать, и не мог. Вальтер вскочил и помог ему подняться.

— Так. Ну, теперь ложись-ка и как следует выспись.

— А ты, дядя?

— Я тоже лягу.

И старик ушел. Вальтер с удивлением посмотрел ему вслед. Эта честная душа, должно быть, все еще не может поверить. Как внезапно он оборвал разговор. Пожалуй, не следовало говорить ему.

Все было на старом месте: постельное белье, одеяло, пижама… И опять нахлынуло счастливое чувство: свобода! Ушел от живодеров и убийц… Ах, как обрадуется Брунс, как обрадуется Хембергер… То есть, конечно, в том случае, если и ему удалось бежать. Как будут рады отец и мать…

Вальтер лежал без сна и глядел в темноту; привычное состояние… Отец умирает? Что они с ним сделали? Он не молод, болен… Да, дорогой ценой пришлось расплачиваться за все упущения. Вальтер опять вспомнил долгие ночи, долгие черные, как ночь, дни… Но это уже в прошлом! Он бежал… Он опять на своем чудесном чердаке… То в подземелье, то под самой крышей…

Шаги. Вальтер своим обостренным слухом тотчас узнал шаркающую походку Штюрка. Зачем он поднялся? Не грозит ли откуда-нибудь опасность?

Штюрк вошел в комнату, зажег свет. Он положил на стол большой сверток.

Вальтер сел на кровати.

— Что ты принес, дядя?

— Еду и питье. Завтра рано утром я уйду и не знаю, когда вернусь.

— Куда ты собрался?

— Повидать твоих товарищей.

— Правильно, дядя Густав. Это нужно сделать.

«И побывать у Вильмерсов», — про себя подумал старик. Но об этом он ничего не сказал племяннику.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

I

Густав Штюрк стоял перед угловым домом, выходившим на Фельдштрассе и Гласхюттенштрассе. Он прочел: «Мужская и дамская парикмахерская». Нет, это не здесь. Вот маленькая вывеска у подъезда: «Массаж. Клара Пемеллер, дипломированная массажистка. Второй этаж, справа». Он вошел в дом.

Во втором этаже на его звонок вышла молодая девушка.

— Я хотел бы видеть фрау Пемеллер.

— Вы из больничной кассы?

— Нет.

— Вы не могли бы прийти завтра от восьми до двенадцати?

— Нет.

— Но фрау Пемеллер занята.

— Мне необходимо видеть ее сейчас.

— Подождите минутку.

Штюрк остался ждать на площадке. Когда дверь вторично открылась, он увидел на пороге Клару Пемеллер. Она чуть-чуть вздрогнула, но овладела собой и сказала:

— Ах, это вы, дорогой…

Имя она проглотила.

— Как ваше здоровье? Ванны вам помогли? Но прошу вас, войдите… Нет, сюда, пожалуйста, в гостиную.

Штюрк вошел. Фрау Пемеллер вполголоса строго выговаривала девушке:

— Вы же знаете, что в неприемные часы меня нет дома. Больше никого не впускать. Поняли?

Она заперла дверь, задернула портьеру и повернулась к Штюрку.

— Случилось что-нибудь?

— Да. Но нечто отрадное. Пришел мой племянник.

— Не может быть! Даже не верится!.. За много, много времени — первое радостное известие. Его выпустили?

— Он бежал.

— И он у вас?

— Да.

Клара Пемеллер подошла к Штюрку и взяла его руку.

— Разрешите пожать вам руку. Присядьте, пожалуйста.

— Нет, нет, мне нужно сейчас же идти, у меня еще дело есть. Знаете, как он попал в их лапы? На него донес муж его двоюродной сестры, некий Стивен Меркенталь. Есть же такие мерзавцы… Ну, я иду. Что передать Вальтеру?

— Привет, разумеется, и скажите, что все мы, его товарищи, несказанно рады. Теперь только — терпение и терпение! Ведь малейшее легкомыслие — и… Ради бога, побольше выдержки, пусть просидит несколько недель у вас на чердаке. О дальнейшем позаботится партия. Деньги вам нужны?

— Деньги? Зачем?

— Ну, на питание, на другие расходы.

— Денег мне не нужно.

II

После ухода Штюрка Клара Пемеллер тоже собралась в город. В этот день она не принимала, но нужно было навестить нескольких пациентов на дому. Однако прежде всего она постарается передать секретарю парторганизации добрую весть. Вряд ли она застанет его, но так или иначе найдет возможность сообщить ему о бегстве Вальтера.

«Вальтер Брентен на воле… Кто мог надеяться? А мы считали, что его нет в живых… До чего ж обрадуется Эрнст Тимм!..» Но как сообщить ему? Адрес его Кларе известен не был, она только знала, что в Гамбурге Тимма уже нет. Так Вальтера, значит, предали. Родственники… А они-то перевернули тогда вверх дном всю организацию, сменили кадры… Кто мог предполагать, что на него донес родственник?