Внутренний Замок или Обители

13. Да удостоит нас Бог часто такой молитвы, ибо она безопасна и преизбыточна; только вот нам самим невозможно снискать ее, она дается свыше. Действие ее может длиться целый день; душа как бы в опьянении, но не настолько, чтобы отрешиться от чувства или уподобиться душевно больному, не совсем потерявшему разум, а плененному навязчивой мыслью. Это очень грубые сравнения, но никак не найду других. Скажу так: ради этой радости душа забывает и о себе, и обо всем, думая и говоря только о том, что ей сродно, то бишь — о прославлении Бога. Поможем же ей! С чего бы нам быть разумнее, чем она? Что больше обрадует нас? Да помогут нам все создания Божий восхвалять Его во веки веков! Аминь, аминь, аминь.

ГЛАВА VII

Здесь идет речь о том, как душа сокрушается о своих грехах, обретая упомянутые милости от Бога. Говорится тут и о том, что, как бы духовны ни были люди, им все равно надо думать почаще о вочеловечении нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа, о Его святейших Страстях, о Его Пречистой Матери и о святых. Глава эта очень полезна.

1. Вот вы думаете, сестрицы: души, с которыми Бог сообщается столь превосходным образом, уверены, что уж они-то в конце концов спасутся, им бояться нечего, нечего и каяться в прошлых прегрешениях. И ошибетесь — ведь так помыслят только те, кто не получил милостей от Бога; а тот, кто их получил, согласится со мной, ибо большей благодати соответствует большее раскаяние. Наверное, сокрушение не оставит нас до тех пор, пока мы не будем там, где нету места для печали.

2. Конечно, эта печаль иногда бывает, да и переживаешь ее иначе, ибо теперь душа мыслит не о наказании за грехи, а о неблагодарности Тому, Кому она обязана столь многим и Кто так достоин нашей преданности. Величие милостей Божиих дает ей уразуметь Его необъятность. Она ужасается былой дерзости, оплакивает недостаток благоговения, прегрешения кажутся ей истинным безумием, и она непрестанно горюет, вспоминая, как променивала великого Господа на такие низменные вещи. Память о своем предательстве заслоняет полученные ею милости, которые я описала и о которых скажу еще. Ей мнится, что память о них уносит полноводная река, тогда как память о грехах стоит перед ней, словно загнивший пруд, и вынести это — тяжко.

3. Я знаю одну особу, которая желала смерти не только для того, чтобы созерцать Бога лицом к Лицу, но и для того, чтобы больше не каяться в своей неблагодарности Тому, Кому она столько задолжала и прежде, и теперь. Ей казалось, что таких злодеяний никто и не творил, ибо она уразумела, что никого, кроме нее, Бог не терпел так долго и никому не оказал столько милостей. Здесь уже не боишься попасть в ад, зато очень страшно потерять общение с Богом, хотя это бывает и не так часто. Страшишься, собственно, одного: чтобы Господь не попустил согрешить, ибо тогда ты вернешься к былому убожеству. На этой ступени уже не мыслишь ни о славе своей, ни о муках, и если хочется поменьше быть в чистилище, то лишь потому, что там ты отдален от Бога, а не потому, что придется пострадать.

4. Как бы душа ни была одарена Богом, по-моему, ей опасно забывать о былом ничтожестве, ибо память о нем хотя и тягостна, полезна во многих отношениях. Может быть, я так сужу, потому что сама была очень уж недостойна и все время об этом вспоминаю. У тех, кто был добродетелен, нет причины печалиться, хотя, пока мы живем на земле, мы непременно грешим. Чтобы утешиться в такой скорби, недостаточно думать, что Господь уже простил нас и забыл наши грехи: доброта Его и благодеяния тому, кто достоин вечных мук, только умножают раскаяние. Наверное, потому так и мучались апостол Петр и святая Мария Магдалина: Господь любил их и миловал, а они понимали Его величие, вот и страдали еще сильнее, хотя и не без умиления.

5. Еще вам покажется, что тот, кто удостоин столь высоких милостей, не станет размышлять о тайнах Вочеловечения Христова, ибо в его душе будет одна любовь. Об этом я уже писала, а мне возражали, что именно так ведет Господь и, пройдя начальные стадии молитвы, надо созерцать Божество, оставляя все телесное; но я не согласилась. Конечно, я могу ошибаться или же мы говорим одно и то же разными словами, но бес пытался обмануть меня именно этим, я получила хороший урок, и вот, повторю здесь, что говорила, дабы вы были очень осмотрительны. Видите, какую смелость я беру на себя, чтобы убедить вас и вы бы не слушались того, кто посоветует вам иное. Постараюсь объяснить получше, чем раньше; хотя хорошо бы, если бы тот, кто уже писал про это, исполнил свое обещание и сказал все подробней, ибо когда говоришь коротко, это может очень повредить тем из нас, кто мало понимает в таких делах.

6. Некоторым кажется, что они не могут размышлять о Страстях Господних, но тогда они совсем уж не могут думать о Пресвятой Матери Божией, и о житиях святых, от которых нам так много пользы и ободрения. Просто и не представлю, о чем же думать — ангелы, свободные от телесных оков, всегда пребывают в пламенной любви к Богу, но это невозможно для нас, живущих в смертном теле. Нам непременно надо общаться с теми, кто, как и мы, одаренный телом, совершили великие подвиги ради Бога, и уж совсем никак нельзя намеренно отделяться от нашего спасения и врачевания наших немощей — Вочеловечения Христова. Я и поверить не могу, что кто-нибудь так делает — должно быть, такие люди не понимают самих себя, вот и вредят и себе, и другим. Во всяком случае, пусть знают, что они не войдут в две последные обители; ведь потеряв Проводника — Благого Иисуса, они не найдут верного пути и спасибо, если они обретут верное пристанище в других обителях. Господь сказал, что Он — путь^[73], а еще — Свет, никто не может прийти к Отцу иначе, чем через Него и кто видел Его, видел и Отца. Скажут, что у этих слов — другой смысл, но я другого смысла не знаю. Душа моя чувствует, что вот — истина, и мне всегда ко благу понимать их так.

7. Немало душ обращались ко мне с этим вопросом. Едва получат они от Господа совершенное созерцание, как желают пребывать в нем постоянно, а этого не бывает. И все же эта милость Господня действует так, что они уже не могут размышлять, как раньше, о тайне Страстей Господних и об Его жизни. Не знаю, в чем тут дело, но обычно разум теряет эту способность. Я думаю, причина вот какая: размышление ищет Бога, а когда мы нашли Его, у души остается привычка идти к Нему путем одной воли, разум не работает. Еще, мне кажется, когда воля воспламенилась, душа как-то может обходиться без содействия разума. Само по себе это не плохо, но порой мешает дойти до последней обители или хотя бы задерживает, ибо разум часто необходим для воспламенения воли.

8. Обратите на это внимание, это важно, так что постараюсь объяснить получше. Душа хочет целиком посвятить себя любви, не думая ни о чем ином, но это невозможно, как бы она ни хотела — воля жива, но огонь, который ее воспламеняет только теплится, надо его раздувать. Неужели душе оставаться в сухости, ожидая огня с неба, чтобы тот спалил жертву Богу, то есть ее самое, как было с пророком Илией?^[74] Конечно, нет! Нельзя уповать только на чудеса; Господь сотворил их, когда Ему угодно, так бывало и будет, но Он желает, чтобы мы признавали себя недостойными и делали все, что можем. Я думаю, какой бы возвышенной ни была наша молитва, мы должны это делать до конца жизни.

9. Правда, в молитве, относящейся к седьмой обители, разум участвует очень редко, а то и просто никогда, по причине, которую я разберу, если вспомню; однако душа все равно в постоянной и непостижимой близости ко Господу нашему Христу — Богу и Человеку. Когда же воля не воспламенена этим огнем и мы не чувствуем присутствия Божия, надо искать Его, как невеста в Песни Песней^[75], ибо такова Его воля, или спрашивать у всего творения, как пишет блаженный Августин, то ли в Размышлениях, то ли в Исповеди^[76]. Так что не будем неразумно терять время, ожидая того, что уже дано нам; может случиться, что Господь пошлет нам это снова через год и даже через много лет. Ему причина известна, и не нам узнавать ее, да и нет у нас нужды в этом. Мы знаем, как угождать Богу, исполняя Его заповеди и Евангельские советы, вот и будем исполнять их, памятуя о Его жизни и смерти и о том, как мы обязаны Ему, а в остальном — на Него и положимся.

10. Тут некоторые скажут, что они не могут думать об этом, и будут правы, я уже говорила, почему. Вы же знаете, одно дело — рассуждать, другое — припоминать те или иные истины. Сейчас вы скажете — меня уж совсем не понять, а может, я и сама толком не понимаю, вот и не умею объяснить, а все же постараюсь, объясню, как могу. Размышлением я называла мысли, которые идут одна за другой. Например — мы размышляем о милости Божией, когда Он нам отдал Единственного Сына, а потом остановимся и думаем о тайнах всей Его жизни на земле. Или начнем с Гефсиманской молитвы, а потом думаем обо всем, что потом было, до самого Распятия. Или выберем что-то из Страстей Христовых, скажем — как Его увели воины, и думаем об этом, вспоминая подробности, которые нас особенно трогают, например, предательство Иуды, бегство апостолов или еще что-нибудь. Молиться так очень хорошо и полезно.