Внутренняя война
Шрифт:
Волна надвигается, сейчас она обрушится на него и скроет с головой. Она подступает и несет с собой его вранье, досадные промахи, ошибочные решения.
Кто-то другой сумел бы уклониться от этой волны. Но сможет ли — он? Да и хочет ли?
Возможно, сейчас в руках у Пакса — дальнейшая судьба Алексиса. До этого признание ничего не давало, оно не помогало установить истину. Но его потенциальный мучитель арестован, второе его преступление доказано. Если это действительно тот тип — лысеющий широкоплечий блондин, то показания Пакса помогут его уличить. Надо проверить, тот ли это человек, — но тогда сразу запустится спусковой механизм и жизнь разлетится вдребезги.
Он берет в руки карточку с телефоном офицера полиции, который проводил с ним беседу, — с тех пор прошло уже больше пятнадцати месяцев. Карточка обтрепалась
В нем все дрожит, он не находит себе места. Если он заговорит, если облик, отпечатавшийся в памяти, поможет установить связь подозреваемого с нападением на Алексиса, — сомнениям наступит конец, Алексиса перестанут преследовать кошмары: мальчик узнает имя своего мучителя и будет уверен, что тот больше никому не причинит вреда. Он перестанет шарахаться от любой тени, подстерегать любое движение, вслушиваться в звуки шагов на лестнице. Он обретет надежду, а Эми — мир. Но какой ужасной ценой.
Прежде чем принять окончательное решение, он долго раздумывал. А как бы отреагировал он сам, оказавшись в иной роли? Он пытался взглянуть с позиций Эми, Алексиса, Кассандры — и чувствовал лишь ярость, ужас, омерзение.
Он отчетливо понимает, что теперь все увидят без прикрас: он трус, лжец, эгоист.
В уме мелькает: а может, смолчать? Он перечисляет доводы в пользу такого решения:
— Лица нападавшего он не видел. Не надо быть полицейским или адвокатом, чтобы догадаться, насколько это снижает ценность его показаний.
— Пусть в процессуальном отношении не все доказано, но сходный почерк преступления подтверждает вину этого изверга. И раз он уже задержан, Алексис может чувствовать себя в безопасности — это же главное.
— И даже если все будет доказано и нападавший с точностью установлен, исцелит ли это мальчика, как думает Эми? Пакс сомневается. Избиение изуродовало Алексиса — в прямом и переносном смысле. Теперь ему придется всю жизнь помнить о том, что в мире существует немотивированная агрессия.
— Пакс навсегда потеряет тех, кого любит. Он потеряет их навсегда, навсегда, навсегда.
Он потеряет их.
К горлу подкатывает тошнота.
А что он чувствовал, когда летел вперед на мотоцикле, а мальчик крепко держался за его ремень. И как у него горели глаза.
И поцелуи Эми, ее волосы, упавшие на затылок, ее поэтичность — и ее мужество.
Улыбка Кассандры, любовь в ее голосе, «Я так горжусь тобой, папа».
«Нет, — думает Пакс. — Я не смогу добавить еще одну ложь ко всему, что было. Еще можно объяснить, почему так вышло в то двадцать третье сентября: я не хотел видеть, закрыл глаза, была нервотрепка из-за Свеберга, и эта кинокартина „Don’t“, единственный в жизни шанс… Но теперь отговариваться нечем, нет ни борьбы за роль, ни самоутверждения. Просто две чаши весов, на одной — голая правда, честная совесть и жизненный крах, а на другой комфорт, внутренний позор и предательство».
Что станет с нежностью и любовью Эми, доверием Алексиса, восхищением Кассандры, если вскроется, что он — фальшивка?
Что станет с его жизнью и с ним самим?
Личность заявителя
«В рамках исполнения служебных обязанностей […] и в продолжение следственных действий по делу […] зафиксированы показания г-на […] о нижеследующем:
— Личность заявителя: „Меня зовут Эмиль Моро, профессиональный псевдоним Пакс Монье, родился […], проживаю […]“.
— О сути случившегося: „[…] В субботу 23 сентября 2017-го между 16.25 и 16.35 я находился у себя в квартире. Период времени могу определить с точностью, потому что готовился к встрече с Петером Свебергом, которая была назначена на 17.00 в отеле «Лютеция», и по минутам распланировал весь маршрут от офиса, где работал до 16 часов включительно, и до дома, где хотел успеть переодеться перед «Лютецией». Я услышал подозрительные звуки из квартиры третьего этажа, но я испытывал стресс, боялся опоздать и убедил себя, что там ничего страшного не происходит, и вышел из квартиры. В этот момент я увидел со спины мужчину, который поспешно спустился по лестнице и покинул здание. Мужчина был крупный, широкоплечий, одет в коричневую кожаную куртку. Волосы светлые, довольно короткая стрижка, явная залысина полукругом в нижней части затылка. Я обратил внимание на эту деталь,
потому что обычно мужчины начинают лысеть спереди и на макушке. Когда меня вызвали как свидетеля в понедельник 25 сентября 2017-го, я подумал, что если я видел мужчину только со спины, то не смогу точно опознать его как преступника, я боялся ошибиться и погубить невиновного человека, я не хотел, чтобы были проблемы, и боялся, что меня упрекнут в том, что я не вмешался, — и я пошел на поводу у страха. Поэтому в заявлении офицеру полиции я сказал, что заходил домой в 16 часов, чтобы ко мне не было претензий. В дальнейшем я узнал, что расследование не дало результата, потому что пострадавший в результате травмы страдал амнезией, а материальных улик оказалось недостаточно. Для меня это подтвердило правильность принятого решения: мое свидетельство ничего бы не изменило.Сегодня я снова обратился к вам, потому что мне стало известно, что задержан мужчина. Он подозревается в преступлении, обстоятельства которого в сильной степени напоминают те, что сопровождали избиение Алексиса Винклера. Я узнал про него от матери пострадавшего, с которой познакомился в ходе совместной работы. Я подумал, что если данное мной описание мужчины соответствует задержанному, то его можно обвинить и в нападении на Алексиса Винклера. Я сожалею о своем поступке и испытываю чувство глубокой вины за то, что не вмешался тогда, когда услышал громкий шум“».
— Это не залысина, — негромко произносит полицейский. — У него лишай. Нет сомнений: это он.
«Save me from eternity»[9]
Интересно, как больнее воспринимается предательство: если предали тебя одного или обманули еще несколько человек?
Пакс сейчас это проверит. Он позвал Кассандру вместе с собой к Алексису: дескать, после того, что случилось у его отца, вокруг мальчика должны быть близкие люди. Теперь, когда все они в сборе, он переводит глаза с одного на другого. Рассматривает свое богатство, которое через несколько мгновений растает: он опустил руки, он бессилен спасти загоревшийся дом.
На Эми синее платье из смеси шерсти и шелка, ее убранные назад волосы сдерживает заколка из лакированного дерева, на шее тонкая золотая цепочка, на ногах — туфли с перепонкой. Глаза чуть подведены коричневым карандашом, щеки тронуты бледно-розовыми румянами, чтобы как-то приукрасить себя, скрыть физическую и моральную усталость. Она подает чай, налитый в белые фарфоровые чашечки, старательно держит улыбку, осторожно поглядывает на сына: он согласился выйти из комнаты, когда узнал о визите Пакса и Кассандры, а ведь до этого не выходил три дня.
Эми не подозревает, что правда — здесь, она совсем близко: скоро ее сын сбросит оковы неопределенности и сумеет по-новому шагнуть в будущее. И она тоже — пройдя через острую боль, которую ей придется испытать и преодолеть. Через несколько часов она составит заявление об увольнении. На следующей неделе пойдет на прием к руководителю кадровой службы и скажет ему, что не считает больше работу в Demeson своим истинным призванием. Он выразит искреннее сожаление и скажет в ответ, что она прекрасно справлялась с работой, особо отметит то, что она сделала после несчастного случая, когда придумала этот театральный тренинг. Она предложит перестать заменять в служебных записках имя Кристиана Перро инициалами, а также внести изменения в политику предприятия в части предпенсионной финансовой и психологической поддержки сотрудников (и по вежливому кивку собеседника поймет, что это для него пустые слова). Уходя, она сдаст все дела — и только то самое архивированное электронное послание удалит из компьютера. Предсказание Кристиана Перро сбудется: она забудет его не скоро. Сомнения насчет его смерти прочно пустят корни в душе. Иногда они будут отступать на второй план, а иногда — из-за какой-нибудь новости по телевизору, разговора на работе, события в обществе — вдруг возвращаться бумерангом и бить под дых. Если бы Эми открыла этот мейл до того, если бы успела принять Кристиана Перро и выслушать его претензии, она бы поняла, что он вовсе не собирался расстаться с жизнью. Его терзала не депрессия, а гнев, мрачный и глубокий гнев, и он хотел выложить все начистоту, ему было что сказать про недочеты в работе предприятия, он не боялся встретиться с ней и верил, что заставит их пойти на попятную, добьется справедливости, нормальной работы. Он не удержал руль — и лишил себя возможности взять реванш: так даже самые твердые решения человека способна изменить слепая случайность.