Внутренняя война

Она угадала очень точно. Алексис обретает в музыке такую мощную свободу, о которой он и не подозревал. Он перенес в нее свое пылающее тело, лихорадочно стучащее сердце, сбивающееся дыхание, перевернутый мир, туманные блуждания разума, неотступный страх и опиумное блаженство. Вот откуда идут эти мелодии, дыхание, раскаленные ритмические пассажи. Алексис надевает наушники — и укрощает свой ад.

— Это потрясающе, Кассандра. Но он только начал выходить из дома, а тут — записи, концерты, гастроли?

— Папа, надо верить в лучшее. Он так быстро движется вперед! И все благодаря тебе!

— Мне?

— Папа, мотоцикл! Он восстановил контакт с внешним миром, и это только начало. И успокойся, о гастролях пока нет речи. Это дальняя перспектива. И вот это — самое главное! Иметь перспективу, цель. Кто, как не ты, понимает, насколько это важно, правда? Вспомни о Свеберге!

Пакс обращает к ней лицо с грустной улыбкой.

— Кассандра, не будет ни Свеберга, ни фильма. Он вырезал мою роль при монтаже.

— Ох, папа…

— Теперь это не имеет значения. Подобное случалось и с большими актерами, правда?

— Год назад ты говорил о фильме, словно это вопрос жизни и смерти.

Когда две или три недели назад Пакс выслушивал неловкие объяснения Гаспара, он думал не о своей карьере, а об Алексисе. О пламенных мечтах и о железобетонной реальности. Расстроился ли он? Немного. Меньше, чем предполагал. Он все думал, как воспринимать свое удаление из фильма, — была ли это заслуженная кара или дурацкая трата сил.

На следующий день, в воскресенье, он встретился с мальчиком, и они поехали кататься на мотоцикле. И несбывшиеся мечты унесло прочь, развеяло по ледяному асфальту.

«Бывает, что какие-то события меняют наши приоритеты. Кстати, ты сказала Алексису про этот договор?

— Я послала мейл, но он не ответил. Наверно, празднует Рождество с родственниками.

— Позвоню-ка я Эми, — отвечает Пакс, активируя телефон. — Вот она обрадуется.

На разблокированном экране телефона шесть пропущенных звонков и одно сообщение на автоответчике.

— Похоже, она уже в курсе, — улыбается Пакс и включает прослушивание аудиосообщения. И тут же лицо его мрачнеет.

«Ты мне нужен, Пакс. Ты мне очень нужен».

Волна

Никогда раньше Эми Шимизу не произносила этих слов. И даже теряя почву под ногами, никогда не рассчитывала на постороннюю помощь. К тому же к Ланглуа она обратилась не по собственной инициативе, а потому что таковы были рекомендации больницы, и она не доверила ему ничего важного. Эми очень рано научилась строить вокруг себя оборонительные валы и с горечью сознавала, что родители, друзья или когда-то давно Кристоф любят ее, но не понимают. До этого дня прошедшие годы только подтверждали ее правоту, но пришло цунами, и остановить его не сможет даже морфий. Гигантская волна сбивает ее с ног, она сейчас поглотит и ее, и сына, — и тут она думает о Паксе.

Вспоминает все, что он уже сделал для них. Ослепительную силу их любви. Он нужен ей — или ее утащит волной.

— Конечно, я сделаю все, я с тобой, я всегда буду рядом, — успокаивает он ее по телефону.

— Я еду к тебе, — отвечает она.

Она подсовывает записку под дверь Алексиса, чтобы предупредить, что уходит на несколько часов, и бежит в гараж за старой машиной: сегодня немыслимо дожидаться пригородной электрички. Пакс просит Кассандру оставить его, ничего не объясняет, но дочь поняла, что он чем-то озабочен, и деликатно исчезает.

Он ждет, минуты тянутся веками.

Вот наконец и Эми. Она бросается к нему на грудь. Они стоят обнявшись, без единого слова, она полна тоски и душевной смуты, он волнуется за нее. Потом рождаются фразы и выплескиваются наружу, описывая приступ ярости у Алексиса, его непонятный взгляд, когда он снова заперся в своей комнате: они отброшены назад, а Эми думала, что наконец-то стали выкарабкиваться. Какая глупость: разве она не знает, что из капкана неопределенности невозможно освободиться?

Вот оно, их настоящее проклятие. Невозможно узнать правду. Вот что их убивает: знать, что правда есть, и не иметь возможность к ней пробиться.

— Я твердо верил, что ему становится лучше, — шепчет потрясенный Пакс. — Все указывало на положительную динамику, он собирался сдавать на права! А музыка! Твой сын необыкновенно одаренный человек, Эми. Кассандра только что мне сказала, что его поддерживает крупная фирма звукозаписи.

— Все это чудовищный самообман. Алексис никогда не излечится, и мне тоже не станет легче. Вот что я сегодня поняла. Мой сын так и будет жить с этой дикой, варварской, неконтролируемой яростью в душе, со слепым страхом к другому человеку и ощущать гнетущую угрозу, где бы он ни находился.

Пакс прижимает ее к груди. Нежное тело Эми словно все состоит из слез.

— Вы с ним справитесь, Эми. Время лечит все раны.

— Это… Это все сказки, — возражает она. — Иногда кажется, что ты прочно стоишь на ногах, и вдруг все катится в тартарары. Я лечу вниз, Пакс. Мне не хватило запаса устойчивости, и мой сын сломлен навсегда. И знаешь, что хуже всего? Что его мучитель, возможно, уже задержан. Еще бы каплю везения — и все бы пошло по-другому. Алексис зажил бы спокойно.

— О чем ты?

— Несколько месяцев назад был арестован один человек. Он совершил нападение на другого мальчика, и тоже у того дома, и тоже бил его смертным боем. То же отсутствие мотива, та же ситуация и то же оружие — довольно редкий кастет. На этот раз полиция очень тщательно расследовала дело, потому что жертва нападения погибла. Найдены отпечатки пальцев. Он сейчас под следствием и ждет суда.

Воздух вокруг Пакса вдруг словно разрядился. Он встает и, несмотря на холод, открывает окно.

— Следствие провело аналогию с нашим делом. Все совпадает, абсолютно все. Но Алексис ничего не помнит, свидетелей нет, и нет никаких улик, никакой зацепки, так что они оставили версию о двойном преступлении. А нас по-прежнему мучит неопределенность.

Она оборачивается. Пакс перегнулся за перила ограждения окна.

— Пакс?

Он выпрямляется и медленно, шатко возвращается к дивану, на котором она сидит.

— Иди ко мне… дай мне тебя обнять, — шепчет он, — ты права: жизнь ужасно, ужасно несправедлива.

Она утыкается в его плечо, и тут же сочувствие, утешение волной согревают сердце.

Шанс всей жизни

В Паксе все взрывается, все содрогается — плоть, клетки, органы, мысли. Глаза готовы выскочить из орбит — наверное, чтобы не увидеть снова то, что он хранит с 23 сентября 2017-го: широкая мужская спина, коричневая кожаная куртка, короткая светлая стрижка и на черепе — довольно уродливая проплешина, как бы полукруг в нижней части затылка.