Во мраке бытия
Шрифт:
человечек с узким лицом и длинным, уныло свисающим носом и чрезвычайно слабым зрением и дрожал от холода.
— Вам холодно? — спросил Хеллер.
— Нет, просто это реакция на то, что мне пришлось пережить в последние часы, — ответил Эпштейн.
— А скажите честно, зачем вы им понадобились? — спросил Хеллер.
У Эпштейна был такой вид, будто он вот-вот расплачется.
— Да видите ли, все началось тогда, когда я понял, что агенты налоговой инспекции устанавливают или меняют правила по своему усмотрению. В один трагический для меня день я сидел в библиотеке и вдруг обнаружил подлинный принятый Конгрессом
— Так что же все-таки случилось? — спросил Хеллер.
— Местные власти через свои органы налоговой инспекции потеряли два миллиона долларов, которые та до этого незаконно взимала с населения. И все премиальные, которые выдавали Мак-Гиру, О'Брайену и Мэлону, дошли до нуля. — Он снова тяжело и прерывисто вздохнул. — Они никогда не простят мне этого. И будут преследовать меня до конца моих дней. Вам не следовало меня спасать. И вообще, заниматься мной — дело безнадежное.
Хеллер тем временем понемногу счистил с себя приставшую грязь. Потом направился к своим вещам и достал из них повестку. Вернувшись, он подал ее Эпштейну.
— Что означает эта бумага? — спросил он.
Эпштейн внимательно прочел документ, перевернул и посмотрел на обороте.
— Да это просто повестка. Вам предписывается явиться в суд для дачи показаний.
— А в чем заключается эта процедура? — спросил Хеллер.
— О, это очень просто. Сошлитесь на пятую поправку к Конституции, что по существу означает, что вы отказываетесь давать показания, которые могут быть использованы против вас. Тогда вас отправят в тюрьму и станут приводить в суд каждые несколько недель, где вы снова будете ссылаться на пятую поправку и снова отказываться от дачи показаний.
— Значит, в ходе допросов не применяют каких-либо средств, которые могут заставить вас помимо воли рассказать о себе все, что вы о себе знаете?
— Нет, это просто один из изобретенных ими методов держать в тюрьме ни в чем не повинных людей.
Хеллер устремил печальный взгляд на воду.
— Бедные парни, — сказал он.
— Кто, какие бедные парни? — заинтересовался Эпштейн.
— Мак-Гир, Мэлон, О'Брайен и еще семь агентов. Они все мертвы. Видите ли, я подумал, что тут может произойти нарушение Кодекса.
— Они мертвы?
— Да. Взорвалась ваша квартира. И все они погибли.
— Так ведь если эта троица мертва, то и дело мое закрыто. В суде нет и не может быть никаких доказательств, кроме их устных заявлений. А это означает, что охота на меня должна прекратиться.
Дело закончено и закрыто!
— Вот и прекрасно, — сказал Хеллер. — Значит, вы совершенно свободны!
Эпштейн некоторое время сидел молча, а потом челюсть у него задрожала, а по лицу обильно покатились слезы.
— Но если вы свободны, — сказал Хеллер, — то что же все-таки вас огорчает?
Однако прошло некоторое время, прежде
чем Эпштейн снова обрел возможность говорить. А слезы продолжали катиться.— Теперь я уже и вовсе уверен, что буквально в следующую же минуту произойдет нечто совершенно ужасное!
— Да с чего вы это взяли? — воскликнул пораженный Хеллер.
— О, — простонал сквозь рыдания Эпштейн, — вы не знаете моего счастья, мне не пройдет даром такая уйма хороших новостей!
— Что? — растерянно спросил Хеллер.
— Новости слишком хороши, чтобы все сошло гладко. Я просто не заслуживаю такого. Скорее всего вот-вот разразится какая-нибудь всемирная катастрофа, и все сразу же станет на свои места. И не надо уверять меня в обратном!
— Послушайте, — терпеливо принялся втолковывать Хеллер, — с вашими бедами покончено. А кроме того, у меня для вас припасены и другие хорошие новости. У меня есть для вас прекрасная работа.
— Да? И вы хотите сказать, что у меня есть шанс погасить студенческие долги и снова попытаться защитить докторскую?
— Полагаю, что именно так, — сказал Хеллер.
— А как вас зовут?
— Джет.
О боги! На сей раз он у меня не отвертится. Тут уже налицо явное нарушение Кодекса. Ведь Хеллер собирается назвать ему свое настоящее имя.
— Но это же не полное имя? — сказал Эпштейн.
— Естественно, — ответил Хеллер. — Полное имя, проставленное в моих документах, звучит как Джером Терренс Уистер. Как видите, инициалы имени «Дж» и «Т». Вот поэтому мои друзья зовут меня обычно Джетом.
Скользкий тип. Он снова вывернулся, хотя и здорово поскользнулся.
— О, Дж. Т. Уистер. Джет! Понятно. Дошло. Но ведь на повестке написаны другая фамилия и другие инициалы. Там стоит «Дж. Эдгар Гувер», и я был уверен, что вы хотите, чтобы я кого-нибудь убил для вас. А я, видите ли, совсем не подхожу для такого дела. Я, честно говоря, даже таракана убить не в состоянии.
— Да ничего такого страшного я от вас и не собираюсь требовать, — сказал Хеллер. — Вам ведь больше двадцати одного года, не так ли?
— Да, мне двадцать три, и, несмотря на это, я уже старая развалина.
— Ну вот, единственное, что мне от вас нужно, — это открыть для меня счет в брокерской конторе.
— А у вас уже есть там кредит?
— Кредита у меня нет, — сказал Хеллер. — Но мне всего-то и требуется, что открыть там счет, чтобы я мог покупать акции — это можно сделать в какой-нибудь фирме вроде «Шорт, Скиддер и Лонг».
Эпштейн снова прерывисто вздохнул:
— Все это не так просто. Для того чтобы вы могли открыть счет в банке, во-первых, необходимо иметь почтовый адрес. Кроме того, следует представить документы о том, что вы можете пользоваться кредитом, а потом уже открыть специальный счет для брокерской конторы. А деньги у вас хоть какие-нибудь имеются?
— Да. У меня выделено сто тысяч долларов на эту азартную игру.
— А имеются у вас какие-нибудь долги, просроченные закладные или обязательства, как у меня?
— Нет.
— Я отлично знаю, что у каждого человека обязательно бывают враги. А как у вас насчет каких-либо особых врагов, которым уж очень хотелось бы навредить вам?
Тут Хеллер на мгновение задумался.
— Ну есть один такой — некий мистер Гробе, адвокат, с которым мне однажды пришлось столкнуться.
— Гробе? Вы имеете в виду Гробса из фирмы «Киннул Лизинг»?