Во власти инстинктов

Казалось бы, любовь к детям, существам беспомощным, требующим опеки, надзора и воспитания, любовь, освященная инстинктами, обязана быть абсолютной. Но суровая обстановка жизни первобытного общества вносила свои коррективы. У некоторых народов убийство лишних детей считалось едва ли не святой обязанностью матерей. То же относилось к убийству стариков, больных, калеченных.

Велика сила изменчивости поведения! Наряду с заботой общества о детях появляются как отцы, так и матери, калечащие, избивающие детей, прививающие им отрицательные черты характера. Жестокость к детям — крайняя степень безнравственности и подлости.

И самое отвратительное, когда выродки общества, развращенные негодяи, достойные самого тяжкого наказания, высшей меры — уничтожения, удовлетворяют половые похоти таким чудовищным и позорящим общество явлением, как педерастия и детская проституция, и они процветают при молчаливом и гадком равнодушии власть имущих.

Немногим детям в мире обеспечено безопасное и счастливое детство. И какой нелепостью выглядит общество, где наряду с расточительным богатством существует нищета, а по городам, сверкающим шикарными магазинами, барами и ресторанами, бродят голодные дети улицы, бездомные, ведущие калечащую души борьбу за выживание. Отряды беспризорных детей пополняются за счет тех, кто покидает сельские районы в надежде на лучшую жизнь в городе. Громадное количество детей оказывалось беспризорными, родители которых погибли на войне или были репрессированы по политическим мотивам или, что печальнее всего, из-за падения нравственности своих родителей: видный политический деятель юга Африки Мандела недавно заявил, что из-за гибели родителей от СПИДа остались беспризорными около полутора миллиона детей.

Арест и содержание в заключении беспризорных детей вместо того, чтобы пытаться возвратить им счастье, — позор для правительств. Бич цивилизации — бездомные дети. Только в одной Бразилии их насчитывается 12 миллионов. Беспризорность детей — тяжкий упрек богатым странам.

А насколько ужасающе избиение детей в ненормальных семьях или эксплуатация детского труда, нередко принимающая массовое явление в некоторых странах! В настоящее время развитой цивилизации в мире насчитывается около 250 миллионов детей, которых заставляют тяжело работать, многих весь рабочий день, за ничтожное вознаграждение. Этим пороком отличаются Латинская Америка и Африка.

Казалось бы, цивилизованный мир распростился с рабством. Ничего подобного! В Судане, да и, наверное, в некоторых других странах, свободно покупаются и продаются за 50 долларов в рабство и собственность девочки с двенадцатилетнего возраста в наложницы, к тому же подвергаются насильственному, так называемому женскому обрезанию.

Недоедание губит больше детей, чем эпидемии. По отчету чрезвычайного фонда помощи детям при ООН за 1997 год, из 12 миллионов детей в возрасте до 5 лет ежегодно умирает 55 процентов из-за недостатка еды. В Африке от недоедания страдает каждый третий ребенок. Даже в США, такой богатой и сытой стране, каждый четвертый ребенок в возрасте до 12 лет питается неполноценно.

И, наконец, почему в нашем современном обществе, так далеко ушедшем от примитивной жизни народов, значительное число детей умирает от нищеты, недоедания, голода и непосильного рабского труда! Такова одна из репрессивных особенностей современной цивилизации.

Сколь же неблагополучна система воспитания, принятая в школах, если многое способствует появлению у детей пороков взрослых и цивилизации. Почему у детей не воспитываются чувство достоинства, чести и порядочности, катастрофически исчезающие из нашего современного, с экономическими невзгодами общества? Почему вбиваются в головы наших юных потомков вещи, которые нельзя преподавать в школе? Отчего стали процветать в школах сквернословие, хамство и эгоизм? Не поэтому ли, как сообщает газета «Казахстанская правда», за последнее время заболеваемость сифилисом среди подростков увеличилась в десять раз, а 70 % школьников страдает нервно-психическими заболеваниями.

И еще один тяжкий порок современного человечества: все больше и больше детей вовлекается в войны, и ныне число принимающих непосредственное участие в военных действиях приблизительно достигает сотни тысяч. Мальчиков вооружают, нагружают наркотиками и бросают в бой. Создается особенная подростковая культура профессиональных воинов и убийц. Правители развивающихся стран с низкой грамотностью используют детскую психологию — надежду на жизнь и неверие в возможность гибели.

Ничего подобного не существует в мире животных, любовь к детям — непременная обязанность всего живого. Человек, обладатель разума, искажает инстинкт любви к детям и заботы о них. Какими нелепыми кажутся подобные пороки, не имеющие никакого оправдания, оскорбляющие святую обязанность и святой инстинкт любого человека, вооруженного разумом, обязанность, взращенную многомиллионной эволюцией органического мира!

Инстинкт семьи, рода, племени, государства

Инстинкт семьи, стада сильно развит у общественных животных и выражены также у человекообразных обезьян. Чужака всегда встречают если не настороженно, то враждебно, не говоря о постоянных стычках между различными стадами в борьбе за территорию. В пределах стада сильно развит инстинкт родственности, особенно по линии матери.

У человека также развит инстинкт родственности. Когда я, горожанин, по окончании средней школы стал работать учителем в большом селе, это было в 1928 году, то был поражен, как все его жители четко разделялись по близким и дальним родственным связям. Об этом свидетельствовало множество слов, обозначавших степень родства. Кроме матери, отца, братьев и сестер, дядей и теток, внуков, существовали невестки, свекрови, мачехи, шурины, девери и множество других. В городе с его пестрым населением это крепкое и в какой-то мере инстинктивное кровное чувство родственности размывается и теряется.

Чувство родственности сохраняется не только по всему поселению, но и по своему району, краю и, конечно, по национальной принадлежности, и далее — по государственности.

Помню, в небольшом городке — Хабаровске, насчитывавшем в двадцатых годах двадцатого столетия всего лишь 48 тысяч жителей, мы, мальчишки, делились на своих и чужих по проживанию на разных улицах. Ребята с другой улицы уже считались не своими. Подобное разделение было повсеместным по всей стране, и еще не ушли из памяти кулачные бои: стенка на стенку, слободка против слободки, село против села и т. д. ради удовлетворения дремлющих древних инстинктов, сохранившихся от далеких предков.

В каждой нации существует и всячески поощряется чувство превосходства над другими нациями, что порождает национальную ограниченность. Одновременно этот инстинкт подогревается прославлением своих выдающихся личностей, к сожалению, нередко проявляющийся, когда они уже ушли из жизни. К таким выдающимся личностям, которым полагалось поклоняться для подкрепления чувства национального превосходства, причислялись и лидеры-тираны, приносившие величайшие бедствия народу. Такими личностями были в России Сталин, в Германии — Гитлер, в Монголии — Чингисхан, в Узбекистане — Тамерлан…

Инстинкт возвеличивания своей нации способствовал борьбе за существование и выживание нации. Но одновременно в этот инстинкт вклинивалась и своеобразная поправка: стремление к сотрудничеству с другими нациями, подражание их положительным особенностям, органической целесообразности.

Разделение человечества идет не только по территории проживания, но и по нации, языку, этносу, лаконичное определение которого выражалось буквально тремя словами: другой этнос — «это не мы».

Инстинкт социальности во всю длительную историю человечества сопровождался вооруженными конфликтами в основном за среду обитания. Он подогревался чувством принадлежности к этносу, намерением повысить свое моральное превосходство и унизить другие этносы.

Любовь к родине проистекает из древнейшего инстинкта защиты ее от врагов. У цивилизованного человека она приобретает определенную степень своего развития.

В жизни можно подметить одно, почти неукоснительно соблюдаемое правило. Чем слабее и малочисленней в обществе нация, чем она менее образована, тем у нее сильнее развит инстинкт патриотизма или национализма, скромно именуемый правительствами «национальным сознанием». Этот инстинкт как бы оправдывается коллективным инстинктом-подсознанием необходимости выживания, сохранения жизни своего общества.