Во власти мракобесия
Шрифт:
Трошин поспешно вышел из комнаты. Позади возобновился прерванный разговор.
– Они, наверное, думают, что народ не понимает, что происходит? Подонки… Все эти Чубайсы, Грачёвы, Березовские… Стрелять таких надо…
– А Ельцин твой, что ли, лучше? Продался с потрохами. Срать он на нас хотел с кремлёвской стены…
Одинокий парень всё еще стоял на лестничной клетке, погружённый в свои мысли, и задумчиво смотрел в потолок. Трошин звякнул связкой ключей и отпер дверь. Подобрав оставленный на полу пакет с продуктами, он поспешил на кухню, на ходу сбрасывая куртку и поглядывая на часы.
«Ничего
ГЛАВА ПЯТАЯ. 16–31 ЯНВАРЯ 1995
Утро выдалось ясное.
Сергей, обернув бёдра махровым полотенцем, выбежал из ванной.
– Женечка?
Из кухни вышла стройная девушка, одетая только в вязаную шерстяную кофту, и отхлебнула кофе из кружки.
– Я здесь.
Женя повернула голову, демонстрируя Трошину вдетые в уши длинные серьги, сделанные из мелких ракушек. Её густые золотистые волосы соскользнули, открыв мягкий изгиб шеи.
– Что это у тебя? – Сергей коснулся ракушек.
– Каури. Речные раковинки.
– Что-то туземное.
– Угадал. Это индейские подвески. Сюзан Блэктэйл подарила. Этнолог из Оклахомского университета. Она к нам в институт с лекциями приехала.
– И что – ты вот с такими штуковинами на улицу выйдешь?
Женя повернулась к нему и коснулась губами его рта.
– К сожалению, не выйду – одежды у меня соответствующей нет. А так бы продефилировала с большим удовольствием.
– Никогда не видел, чтобы ты носила серьги.
– Ну, это не серьги, это совсем другое. Ты же знаешь, я к золоту равнодушна, к бриллиантам и вообще к драгоценностям… А вот ракушки, костяшки – это по мне… Ты уж извини, что я у тебя такая… – Она нежно погладила его по обнажённому плечу.
– Какая?
– Этнограф я, и этим сказано всё… – Она отстранилась от него, повернулась спиной и пошла в комнату, демонстративно покачивая бёдрами. – Люблю первозданность… и первобытность… От этого, так сказать, не отмыться. Это образ жизни, образ мыслей… Придётся тебе мириться с моими странностями. Люблю дым костра и шитьё бисером, а не рестораны с золотыми канделябрами…
– Это хорошо. На канделябры у меня денег нет…
Женя снова повернулась к нему и игриво приподняла подол кофты.
– Я дикая сердцем и необузданная в желаниях. – Она театрально вздохнула и развела руками. – Меня навек околдовала культура древних племён…
– Слушай, дикарка, ты оденься, не то у меня всё… бр-р-р…
– Что у тебя «бр-р-р»? – невинно улыбнулась девушка и потрясла подолом кофты.
– Женька, я завожусь от одного взгляда на твои ноги. Не маячь, пожалуйста, передо мной.
– А может, нам, дикарям, нравится маячить, – улыбнулась она. – Туда помаячу, сюда помаячу… Я профессиональная маячница…
– Женечка, я на работу опаздываю.
– Лично у меня сегодня библиотечный день. А завтра я уезжаю на конференцию, на целых три дня, между прочим. – Она подошла к нему, пристально глядя ему в глаза, и поцеловала в плечо. – Мне, конечно, там будет очень интересно, однако кое-чего будет недоставать.
– Женька, я обожаю тебя. Выходи за меня замуж.
– Зачем? Ты ревновать меня станешь.
– Не стану.
– Так-таки
не станешь? Ты же правильный, почти зануда. А если тебе скажут, что я провожу время в объятиях другого мужчины?– Почему это?
– Ну вдруг… – проговорила она тоном избалованной девочки. – Мало ли что у меня в голове. – Она нежно провела ладонью по его щеке. – И «доброжелателей» вокруг полно. У красивых людей всегда много «доброжелателей». Я ведь красивая?
– Давай поженимся.
– Зачем? – Её голос сделался серьёзным. – Какой ты занудный. Разве тебя не устраивает так?
– Не устраивает. Я хочу, чтобы ты всегда была здесь.
Она мягко отступила от него.
– Как собачка на поводочке? Дёрнул – и я тут как тут. По твоему хотению, так? А если я хочу тоже дёргать за поводок? Если я хочу сейчас потянуть? – Она пятилась к кровати. – Я хочу сейчас! Иди ко мне!
Трошин улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Женька, ты так не должна. Меня время поджимает…
– Имею право. Сегодня первый день весны.
Трошин шагнул к ней, и она сдёрнула обёрнутое вокруг него банное полотенце.
– Женя, мне пора на службу…
– Глупый… Ты даже не догадываешься, от чего отказываешься. Я сегодня в необычном настроении…
– И всё же…
Она легонько оттолкнула Сергея.
– Ладно. Одевайся. – И добавила великодушно: – Не стану тебя насиловать.
Остановив машину, Трошин чмокнул Женю в щёку.
– Жень, я сегодня допоздна на службе. Не смогу подхватить тебя.
– А я к тебе сегодня и не собиралась. Костя Синицын пригласил меня и Риту на фортепьянный концерт. А потом я домой, к маме. – Девушка распахнула дверцу, и в салон ворвался холодный воздух.
– Жень…
– Ой, только не надо говорить, что ты в следующий раз тоже в консерваторию пойдёшь. Я же знаю, что это не так. Всё, я помчалась.
– Женя! – Трошин нахмурился. – Ты специально про Синицына мне говоришь? Чтобы я ревновал?
– Ты же не умеешь, ты не ревнивый. А я так тебе поверила, милый! – Она театрально всплеснула руками.
– Разве ты всё ещё встречаешься с Костей?
– Кажется, ты всё-таки ревнуешь… – Девушка погрустнела, теперь уже по-настоящему. – Не понимаю, почему. Не забывай, что с Костей мы работаем в одном институте, видимся каждый день и, кстати сказать, очень дружим. А то, что между ним и мной было когда-то… куда же от этого деться? Или ты считаешь, что женщина не имеет права встречаться по-дружески с мужчиной, который однажды делил с ней постель?
– Я не имел в виду ничего такого…
– Костя пригласил меня на концерт. Ты меня не приглашаешь никогда. Почему же я должна отказываться, когда хочу послушать Шопена? Серёжа, ты умный человек. Не позволяй себе обижаться, и у нас всё будет прекрасно. Всё, я побежала…
– Когда увидимся?
– Теперь уж только после конференции… Я тебе от туда позвоню. Обещаю.
Александр Иванович Сонин, начальник личной охраны премьер-министра, заглянул к Смелякову утром. Виктор обсуждал со своим заместителем Волошиным планы на день.