Во временное пользование

Я, поговорив с несколькими, вполне серьезными людьми, занимающими хорошие должности в городе, поняла, что все впустую. Конечно, мне улыбались. Конечно, мне обещали посмотреть и даже подумать, что можно сделать. Но реальность была ужасна.

А еще ужасней все стало, когда я услышала разговор двух мужчин, с которыми совсем недавно общалась, просила помощи.

Я как раз вышла на балкон, спрятавшись за балюстраду, закурила.

Услышала мужские голоса, шагнула в тень, потушила сигарету.

– Ты видел Корееву?

– Да. Выросла девочка.

– Что думаешь?

– Пусть побегает. Потом пригрею.

– Эй, я первый!

– Посмотрим…

Они уже давно ушли.

А я так и осталась стоять, привалившись к холодной стене и сжимая в кулаке потухшую сигарету.

Эти двое мужчин, приятели моего отца, совсем недавно по-отечески утешали меня, клали ладони на плечи. Говорили о том, что сделают все возможное. Смотрели в глаза.

Я почувствовала внезапную резь в животе, еле успела согнуться, и меня вытошнило выпитым шампанским в куст сирени.

Потом вытерла губы, постояла, подышала. И пошла прочь.

Гордо выпрямив спину.

И твердо решив добиться своего.

Вернулась в гостиницу. Выкурила полпачки сигарет. И нашла самый легкий и реальный способ достать.

Сейчас эра интернета! Если поднять крик на весь мир, то неминуемо обратят внимание на происходящее компетентные органы, которых еще не прикормили «Дети Неба»! Это здесь, в родном городе, все куплено. Но есть же Москва! И есть международные организации!

Надо написать!

Надо найти способ!

И я нашла. Именно с помощью своих иностранных друзей подняла крик, начала собирать подписи на повторное рассмотрение дела, в нескольких уважаемых интернет-издательствах появились статьи по моей теме.

Потом позвонили из прокуратуры родного города, пригласили на беседу.

Я пришла с включенной камерой смартфона.

Толку от встречи не было, но все опять попало в интернет.

Короче говоря, я начала полномасштабную акцию по возврату своего брата и своего имущества. И делала это с воодушевлением.

А потом…

Потом мне позвонили.

Когда рушится мир.

– Ульяна? – голос говорившего был тихим и каким-то… Безжизненным, что ли… – Вы развили серьезную активность.

– Кто вы? Представьтесь! – я тут же нажала на значок специальной программы, позволяющей записывать разговор.

– Это неважно. И можете отключить программу записывания. Ничего особенного я вам не скажу. Это просто беседа. Дружеская.

– Слушаю.

– Пока вы развлекаетесь, борясь с ветряными мельницами, ваш брат расстраивается. Это был его осознанный выбор, и ему становится очень не по себе, когда он видит, что вы хотите разрушить его жизнь…

– Дайте мне поговорить с Кириллом, – потребовала я, уже понимая, что имеет в виду собеседник.

– Он не хочет с вами разговаривать. Он расстроен. Так сильно, что ему стало плохо с сердцем. Мы вызвали врача, лечим его. Наш брат нам дорог! А вам , похоже, нет…

– Прекратите! Дайте мне с ним поговорить! – я вышла из себя и закричала.

Но голос был издевательски спокоен:

– Не надо кричать. И , если хотите , чтоб вашему брату стало лучше, стоит прекратить делать те глупости, что вы делаете. Это последнее предупреждение.

Собеседник отключился, а я еще долго сидела в ступоре.

Ситуация повернулась так, как я и не рассчитывала.

Отвыкнув в спокойной и дружелюбной Европе от реалий родного края, я позабыла , как тут могут себя вести люди. И до сих пор не могла поверить в происходящее. В азарте и гонке за достижением своей цели, я забыла про то, что у меня есть уязвимые места. Может, дело в том, что Кирилл никогда не был моим слабым звеном? Наоборот, я всегда считалась неприспособленной к жизни, неуверенной в себе. Не от мира сего. Творческий человек, что с меня взять? Родители всю жизнь взращивали во мне эту рафинированность, считая, что девушке очень полезно заниматься чем-то этаким, приятно-необременительным. Они были уверены, что мне никогда не придется выживать, не придется самой зарабатывать себе на пропитание. Кирилл, как наследник и старший брат, тоже полностью поддерживал этот их настрой. И после смерти папы и мамы, погибших неожиданно и не оставивших завещания, просто привычно взял на себя все рутинные семейные дела. Ему это было в радость. А я…

А я полностью погрузилась в творчество.

Оно не приносило финансового благополучия, но, при постоянной и мощной денежной поддержке Кирилла, только радовало. Меня охотно брали на выставки, приглашали на различные движы, которыми так богат мир искусства. Когда есть средства , тебе открыты многие пути.

Я настолько увлеклась, настолько погрузилась в свою жизнь, что постепенно потеряла связь с реальностью. И с братом тоже.

И вот теперь реальность ударила меня в отместку за глупость и наивность.

Записанный разговор я бережно сохранила. Но больше ничего не сделала.

Просто испугалась, наконец-то.

Потому что голос человека, разговаривавшего со мной , был очень спокойным. Нейтральным. И абсолютно маньяческим.

Мне надо было прийти в себя, продумать дальнейшую стратегию, которая теперь не могла включать в себя лобовые грубые атаки.

Пока я соображала, что делать дальше, события начали развиваться очень быстро. Словно кто-то дал отмашку по моей проблеме.

Номер гостиницы, где я жила, перевернули вверх дном. Украли ноутбук, какую-то технику, украшения.

Хорошо, что я все самое ценное – карточки и документы, всегда носила с собой.

Заявление в полицию ничего не дало.

Потом у меня закончились деньги.

Выставка в Барселоне сорвалась, инвесторы отказались от сотрудничества со мной по неизвестным причинам.

Моя квартира в Барселоне, арендованная на несколько лет вперед, неожиданно оказалась опять выставлена в аренду. Мои вещи, картины, инструменты… Все пропало.

На личных счетах в банке было совсем немного, я же всегда рассчитывала на поступления от своей доли в компании!

Я не была коммерческим художником, предпочитая делать то, что хочется, не гналась за прибылью!

И теперь не имела ни контрактов, ни толковых связей… Ничего. Мой агент что-то говорила о том, что времена сложные, и надо бы притормозить, переждать…

Но я не могла ждать!

Мало того, что у меня не оставалось средств к существованию, так еще и за Кирилла переживала! Конечно, я понимала, что повлиять на решение взрослого человека не могу, но черт! Мне показалось тогда, во время единственной нашей встречи, что он… Ну, что он не совсем искренен… Или мне так показалось? И после ужасного разговора я была уверена, что брата удерживают силой, может, на препаратах. И теперь мне было необходимо снова добраться до него, поговорить, но без свидетелей. С глазу на глаз.