Во все Имперские ТОМ 12. Финал

Потом принялся пожирать пельмени...

А в общем-то неплохо. Пельмени вполне себе съедобные. Даже мясо вроде настоящее.

— Товарищ, пьянство и обжорство — не друзья для революционера, — напомнил мне Ильич.

Я выпил еще полстакана водки, запил чаем, потом схавал еще десяток пельменей.

Вот теперь мне стало тепло и хорошо...

Захотелось присесть отдохнуть, но стульев в этой пельменной не было даже для партократов, так что я просто тяжко облокотился на столик. Тот в ответ тревожно зашатался.

Я закурил американскую сигарету, закашлялся с непривычки...

— Ну че там у тебя? — поинтересовался я у Ильича, — Выкладывайте, товарищ.

— Вот уже другой разговор, — азартно прокартавил Ленин, — Это конструктивный и коммунистический подход!

Похоже, что Ильич внутри моей головы тоже чуть захмелел от водки...

— В общем так, — начал он, — Социализм в этой стране, как вы можете заметить, построен неправильно. Так что нужна повторная революция, тут ничего не поделаешь. И лишь мы с вами, товарищ Нагибин, можем её возглавить. Лишь мы можем свергнуть оппортуниста Хрущева, который изучал запретную магию капиталистов и через это обрел вечную жизнь, и узурпировал власть.

— Это работка по мне, — согласился я, решительно отодвигая от себя подальше водку, — Продолжай, товарищ.

— Продолжаю, — доложил Ильич. — Все просто. До того, как другой узурпатор Сталин, тот, что был до Хрущева, убил меня и изгнал мою душу в загробный мир — у меня было двенадцать апрельских тезисов. Эти тезисы дают власть над народом, заставляют рабочих и крестьян делать революцию! Но увы, сейчас я забыл эти тезисы... И наша задача, товарищ Нагибин — собрать их. По моей информации коммунистическая партия сейчас расколота на ряд тайных фракций. Партия погрязла в свирепом фракционизме! Но ни одна из фракций не владеет всеми двенадцатью апрельскими тезисами... Четыре тезиса в руках людей Хрущева. Еще четыре — у троцкистов. А последние четыре — у сталинистов. Нам срочно и архиважно нужно разыскать эти тезисы, товарищ. И тогда мы спасем СССР! Тогда мы обретем власть над массами...

Я рыгнул. Водки мне больше не хотелось. Сигарету я тоже потушил, прямо об недоеденные пельмени, прямо макнув её в краснодарский соус.

— Замечательно, — ответил я Ильичу, — А пока мы будем собирать двенадцать апрельских тезисов — мы ведь повстречаем множество юных комсомолок в коротких юбках и даже привлечем их к революционному движению? И еще переживем массу удивительных приключений, и постигнем древние тайны русской революции, и прокачаем мою магию ранга эдак до сотого, как призывает Хрущев в своих лозунгах? А в конце я пафосно погибну, спасая мир. Так ведь?

— Безусловно так, — не стал скрывать Ильич, — Все что вы, товарищ, перечислили — оно архинужно и архиважно.

— Ну что же... Я в деле.

Конец.

2 ::: Прагматик

«Долой же все, что не составляет вполне Моего.

Вы полагаете, что моим делом должно быть по крайней мере „добро“? Что там говорить о добром, о злом? Я сам — свое дело, а я не добрый и не злой.

И то, и другое не имеют для меня смысла.

Божественное — дело Бога, человеческое — дело человечества.

Мое же дело не божественное и не человеческое, не дело истины и добра, справедливости, свободы и т. д., это исключительно мое, и это дело, не общее, а единственное — так же, как и я — единственный.

Для Меня нет ничего выше Меня»

Макс Штирнер, немецкий философ XIX века,

из книги «Единственный и его достояние»

Я стремительно принял решение и тут же кастанул на себя каталонское заклятие, то самое, которому меня научил Аркариус...

Вокруг меня заметались желтые вспышки, но сразу это не сработало — видимо, это заклятие долго прогружалось.

— Спокойно, Таня, — я поглядел на сестру, — Спокойно. Я знаю, что делаю.

— Надеюсь, братик...

Чуйкин постучал в рубку голландцу и приказал тому плыть к кораблям Русского Арктического флота.

Катер загудел, потом развернулся и двинулся через ледяные черные воды...

Я надеялся, что Чуйкин и Таня успеют спастись, время на это еще вроде было.

А вот Пете, с которым я решил махнуться телами без его ведома, точно конец. Ну да и хрен с ним. Братец первым предал меня. Так что он заслужил свою судьбу, не меньше, чем я заслужил мое спасение и заслуженный отдых.

Этот Петя — никто для меня... Просто злой брат-близнец, попутавший все берега и нарушивший все возможные понятия о ЧЕСТИ.

Петя всегда мне завидовал, он всегда хотел быть мной. Ну вот пусть и побудет мной, недолго, пока Либератор не припрется по его душу...

— Саш, что происходит? — потребовала ответа Таня, шмыгая разбитым в кровь носом.

— Всё под контролем, — я чмокнул сестру в щечку.

Наши корабли были уже совсем рядом, первые лучи рассвета осветили их — громадные боевые посудины, на их бортах были нарисованы огромные золотые Булановские гербы...

В голове у меня вдруг что-то щелкнуло. Будто кто-то переключил какой-то тумблер.

Желтое сияние усилилось, оно стало ослепительным, через миг мое тело полностью утонуло в волшебных сполохах, так что я больше ничего не видел...

— Саша!

— Пока, Таня. Не болей.

Всё вдруг изменилось за секунду.

Я теперь ощущал себя странно — как будто меня кто-то всасывает через трубочку для коктейля — я стал маленьким и подвижным, я куда-то стремительно летел, из своего тела в другое, новое...

— Что с тобой, лаовай? Эй!

Я увидел склонившееся надо мной лицо китайца.

Мне в ноздри ударил запах пряностей...

Я узрел потолок какой-то лавки, завешанный амулетами на нитках и пергаментами с иероглифами.

А еще я ощутил слабость. Невыносимую слабость и жалость к себе...

Я больше не был богом! Я променял свою божественность на жизнь!

Я чувствовал себя так, будто меня пересадили из феррари последней модели в древний Запорожец...

Больно. Тесно. Неприятно.

Мотор едва фурычит.

— НЕТ! — заорал где-то Петя.

— Да, — ответил я братцу, — Бывай, ихтиандр хуев.