Во все Имперские Том 7. Орден

Дженнет — черноглазая красавица с длинной черной косой. Бархадо — очень высокая и тонкая, как прутик, негритянка, напоминавшая своим изяществом пантеру. И третья, старшая по званию, с генеральскими погонами — Саша Бесстрахова.

Эта была из погибшего клана, как и сама Люба. Клан Бесстраховых не ведал страха, потому и был полностью уничтожен еще в начале века — такова была кара за дерзость и безрассудство. Но способности погибшего клана вдруг проявились у Саши, и её забрали в Лейб-Гвардию.

Судьба Саши напоминала судьбу самой Любы, вот только Люба Сашу не любила — ибо генерал Бесстрахова была сумасшедшей садисткой. Она издевалась над девушками-новобранцами, а с некоторыми даже пыталась сделать то, что обычно делать не принято.

— С дороги! — завизжала Люба, выступая вперед и закрывая собой товарищей.

Они были уже окружены — Лейб-Стражницы взяли их в клещи со всех сторон.

Люба сдернула с головы маску Лжедмитрия, сорвала с себя черный плащ и отбросила его прочь. Она хищно оскалилась, демонстрируя врагам свои острые зубки — царственный знак клана Кровопийциных.

Враги появились очень некстати, до спасительных стен Петропавловки было рукой подать. И перелезть эти стены теперь, когда крепость утратила свой шпиль и вместе с ним — все свои защитные заклинания, никакой проблемы не представляло…

— О, Любаша, — усмехнулась Бесстрахова, — Вот уж не ожидала встретить трусливую изменницу.

Бесстрахова была довольно некрасива по меркам Лейб-гвардеек, рожа у неё была какой-то белесой, большие голубые глаза — дерзкими и глупыми, блондинистая коса короткой.

— Здесь три изменницы, — прошипела в ответ Люба, — И ни одна из них не я. Я же не служу самозванцу на троне.

— Убейте остальных, — приказала своим сестрам Бесстрахова, — А я займусь Любочкой!

Все слова были сказаны, теперь настало время крови и «искусства», как называли магические битвы Лейб-Стражницы.

И Люба понимала, что её «искусство» непревзойденно, но вот выстоять против троих стражниц сразу она не сможет. И никто в мире не сможет.

— Бегите! — крикнула Люба своим соратникам, а сама ринулась в атаку.

Она летела на сверхсветовой скорости, её алая аура пылала, но Бесстрахова уже поднырнула под руку Любы, провела захват, потом кастанула заклятие прямо Любе в сердце…

Внутри Любы все перевернулось, сама её душа взвыла от ужаса, сердце у неё обратилось в дрожащий кусок льда. То была реверс-магия Бесстраховых, ибо Бесстраховы умели как придавать бесстрашия себе, так и нагонять ужас на других.

И Люба вдруг ощутила себя слабой, маленькой девочкой, беспомощной и беззащитной…

Бесстрахова воспользовалась этим, она провела бросок, швырнув Любу оземь и переломав ей все ребра. Потом она начала избивать Любу коваными сапогами по лицу, осколки острых Любиных зубов полетели фейрверком во все стороны…

Краем глаза Люба видела, как Дженнет убила девушку из клана Шамановых, свернув несчастной шею. Бархадо повалила на землю Петю одним ударом в живот. Это было просто избиение щенят.

— Я сдаюсь! Сдаюсь! — орал Пушкин, все еще державший на руках Таню.

Вот дурак. Лейб-Стражницы пленных не берут. Разве что по прямому приказу Государя. Но Люба сильно сомневалась, что самозванец на троне приказывал стражницам брать Пушкина живым или вообще хотя бы знал про существование этого нищего баронета…

— Стойте! Остановитесь! — неожиданно проорал визгливый мужской голос.

Лейб-Стражницы действительно замерли, все их враги, кроме стоявшего столбом Пушкина, уже валялись на траве в разной степени раскуроченности.

К Бесстраховой тем временем подошёл длинный мужичок — с некрасивым простецким лицом, с руками разной длинны, да еще и одетый, как холоп… Люба, конечно, узнала Царя из другого мира — того самого, которого достали из Нагибина, Люба его видела в лаборатории алхимика.

— Ты тут не командуешь! — заорала на Царя Бесстрахова, — Пошёл прочь, холоп!

От злости Бесстрахова еще раз припечтала Любе сапогом в лицо, Люба уже почти ничего не видела от залившей её лицо крови. Носа у неё больше не было, как и одного глаза.

— Слышь, я Царь вообще-то, — с неудовольствием заметил Царь, — Так что следи за языком.

— Царь у нас один — Павел Стальной, — выплюнула ответ Бесстрахова, — А ты просто псих.

— Хе-хе, — Царь захихикал, — Может и так. Может и так. НО! Я по крайней мере не одеваюсь, как блядь…

— Чего? — Бесстрахова уставилась на Царя.

— Я говорю — девки так одеваться не должны, — Царь указал на подчеркивающее все формы одеяние Бесстраховой, — Вот в моём родном мире все девки носят платки и юбки. А вот это вот — это ж срамота!

— Псих, конченый псих… — Бесстрахова смотрела на Царя с опаской, — Пошёл вон отсюда. Мне сказали, что ты наш союзник, но если будешь лезть — клянусь, я тебе башку снесу.

Люба все еще не могла воевать — заклятие Бесстраховой сделало её слабой и парализовало ужасом. Но с появлением Царя появилась и надежда. Вообще, судя по словам Бесстраховой, Царь был за самозванца… Вот только Люба достаточно слышала про Царя, чтобы понимать, что ждать от этого сумасшедшего можно чего угодно, он был непредсказуем.

— Ну попробуй — снеси! — неожиданно дерзко предложил Царь, уткнув руки в боки.

— Пошёл вон… — прорычала Бесстрахова.

Пушкин попытался воспользоваться замешательством и сбежать с Таней на руках, но негритянка Бархадо повалила его на траву подсечкой. Таня выпала из рук Пушкина и закричала от боли, лицо раненой девушки было мокрым от слез…

— Как хочешь, подонок, — процедила Царю Бесстрахова, а потом одним заряженным ударом ребра ладони действительно откорнала Рюриковичу голову, как топором.

Голова улетела к стенам Петропавловки, из шеи Царя забил фонтан крови…

Люба глазам своим не верила, точнее, одному глазу, ибо её левый был выбит. В любом случае такой глупой и бессмысленной смерти она еще ни разу не видела. Дразнить Лейб-Стражниц — это все равно, что лезть в клетку к медведям или львам в зоопарке.

Но что-то было не так, Царь не падал, его обезглавленное тело продолжало твердо стоять на ногах. А уже через мгновение на месте отрубленной у Царя выросла другая голова — точно такая же, как прежняя, даже холопская шапка на макушке была на месте.