Водка
Шрифт:
– Ты не думай, я заработаю и отдам тебе все до копейки, - не очень уверенно начала убеждать его Люба.
– Понятное дело, - с иронией в голосе отозвался Олег.
– Ты, главное, в "Багиру" на работу не устраивайся.
– Я же серьезно говорю, - обиделась Люба.
– Я тоже, - эхом отозвал Олег.
Привокзальные голуби, обтерханные, словно бродяги, толклись на остановке, долбили клювами подсолнечную шелуху и подсохшие капли мороженого. Олег и Люба молча смотрели на птичью толкотню, прислонившись плечо к плечу. А к кому
– Ладно, раз уж так сложилось, - Олег поднялся со скамейки, - самое подходящее время, чтобы начать новую жизнь. Между прочим, это для меня день начался неудачно, а тебе, наоборот, счастье привалило.
Люба сонно смотрела на него и, кажется, ничего не понимала. Олег потряс её за плечо.
– Просыпайся, детка. Пойдем. Надо как-то устраиваться в этой жизни.
Люба слепо уставилась на него, потянулась и зевнула. Пробормотала сонно:
– Прямо сил нет, как спать хочется.
Она попыталась было опустить голову и спать дальше, но Олег уже собирал со скамейки сумки и надевал на себя. Подхватил Любу под локоть.
– Вставай, вставай, кудрявая. Я понимаю, ты устала. Бессонная ночь, тревожное утро, катастрофа личной жизни. Потерпи полчасика. Сейчас устроимся и будешь спать, как белый человек, в постели.
Он привел её в зал ожидания вокзала. Здесь на стеклянной стенке одной из касс белела бумажка с надписью "Домашняя гостиница". Но услуги посредника-диспетчера им не понадобились. В двух шагах от стойки их перехватила деловая бабуся в канареечно-желтом демисезонном пальто, сразу взявшая быка за рога:
– Вам ночь переспать или несколько дней пожить?
– бабуся поглядела хитро, очевидно принимая за случайных любовников. Она по птичьи вертела головкой на длинной шейке, и её мелкие черненькие глазки смотрели не мигая. А ещё она оттопыривала локотки и совсем становилась похожа на канарейку.
– Нам прямо сейчас, а потом видно будет, - сказал Олег. Ткнул пальцем в сонную Любу.
– Ее спать уложу, а самому ещё по городу побегать надо.
– Так вы приезжие, - не то умильно, не то разочарованно протянула Канарейка.
– Ага, из Нижнего Палыма, - гордо сказал Олег.
– Слыхали?
– А как же, - обрадовалась Канарейка.
– А где это?
– Север представляете где? Так это ещё дальше.
– Олег удобнее устроил ремень сумки на плече.
– Ночь в общем вагоне без сна и горячего чая. Видите, жена на ходу спит.
– За двоих пятьдесят рублей в сутки.
– Бабка хищным взглядом окинула их сумки.
– Отдельная комната и все удобства. Деньги вперед.
– Далеко ехать?
– поинтересовался Олег.
– Да вон, сразу за площадью, - мотнула бабка головой.
– Две минуты пешком.
Пешком оказалось семь минут. И кровать, одна на двоих, до двуспальной явно не дотягивала. В лучшем случае она могла считаться полуторкой. Но Олег рядиться и торговаться не стал. Отдал бабке её законный полтинник и получил
ключ от входной двери. Попутно ознакомился с кухней и посудой, дозволенной к употреблению постояльцами. Когда вернулся в комнату, Люба уже лежала под одеялом и сладко посапывала. Вместо ночной рубашки на ней была надета та самая лиловая блузка, пропитанная безутешными слезами.ОСНОВЫ ЧЕЛНОЧНОЙ ДИПЛОМАТИИ
Лаваш - он и на Урале лаваш. В Горнозаводске хлебные киоски чуть не на каждом углу, и почти в каждом продается лаваш. Он похож на батон, пропущенный через прокатные валки местного металлургического завода, и стоит, естественно, гораздо дороже батона. Покупают его в основном выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Да ещё манерные дамы, попутно приобретающие с лотков полиэтиленовые колбаски маринованной корейской морковки и свежие гороскопы в газетном киоске.
Гюзель в газетном киоске никогда ничего не покупала, на корейские салаты неизвестного происхождения смотрела с легким испугом, а вот лаваш брала каждый день. Обычно около полудня, когда привозили свежий. И сегодня она купила две мягких лепешки, положила в полиэтиленовый мешок с ручкам и направилась к ближайшему гастроному. И тут кто-то тронул её сбоку за локоть.
– Здравствуй, Гюзель!
Это был Олег. Женщина испуганно огляделась, не наблюдает ли кто за её встречей с тайным любовником.
– Да я по делу хочу поговорить, - постарался сразу успокоить её Олег, - о работе.
Он даже демонстративно убрал руки за спину, сцепив их сзади в замок, и отошел на полшага в сторону. И Гюзель перестала оглядываться, хотя было видно, что эта неожиданная встреча взволновала её. Она все же решилась поздороваться:
– Здравствуй... По какому делу?
– Да, понимаешь, поругался я с Юсуфом. Погорячился, в общем. Ну, и ушел из его фирмы. Ты не знаешь, он сильно на меня за это рассердился?
Гюзель вздохнула с облегчением. Сугубо деловой разговор, связанный с её близким родственником, не мог повредить репутации кавказской женщины.
– Он боялся сильно, - сказала она, немного подумав, и замедлила шаг. Думал, милиция придет.
– Это он зря, - тут же постарался развеять все сомненья Олег, - мне и в голову не приходило куда-то доносить. Так что может спать спокойно. Тут ведь палка о двух концах, понимаешь? В чем его вина? Ну, налоги недоплачивает, учет не ведет, так ведь за это только штрафуют. А вот, если спросят его, где взял производственную линию, что он ответит?
Гюзель вопросительно поглядела на Олега. Похоже, ни о какой производственной линии она и слыхом не слыхала, а уж вопрос о её происхождении и вовсе не мог прийти в её симпатичную головку, повязанную цветастым платком.
– Вот он дал, - ответил за Юсуфа Олег и ткнул себя пальцем в грудь. И вот тогда меня обязательно арестуют, будут долго допрашивать, бить, возможно, даже ногами, а потом осудят лет на восемь и отправят на каторгу в Нижний Палым. Ты хоть представляешь, где этот Нижний Палым?