Водная пирамида

Отец представлял себе, как эта счастливая река минует границу и впадает в море. Река пересекала границу на юге, границу, которая выросла, как настоящая балканская стена, после Мировой и Гражданской войн. Он сравнивал свою собственную судьбу скитальца с течением этой реки и снова и снова убеждался, что, как не может та же вода снова вернуться на то же самое место, так и невозможно его возвращение. В голове Отец строил разные комбинации — как вырваться из порабощенного времени с границами, которые закрыты?

Он глядел на редких чаек, которые, держась низко над водой, рискуя жизнью, по реке добирались от берега Средиземного моря до залива в Салониках. Он смотрел на этих чаек, запоздалых балканских альбатросов, и радовался, как ребенок, восхищаясь их полетом. Эти чайки перелетели через границу, повторял Отец про себя шепотом, чтобы не услышал кто-то из домашних.

Счастливые белые существа, движущиеся точки в синей бесконечности, они миновали границу, ведомые инстинктивной надеждой, что существует выход и из наглухо закрытых людьми пространств, из их ошибочных теорий. Отец пытался, в соответствии со складом своего характера, придать другое, дополнительное значение обычному природному феномену — тому, что чайки прилетели, проделав над водой путь в сотни километров, чтобы достичь другой страны с другими людьми. Мысленно сравнивая перелеты птиц с миграциями угрей, Отец стремился открыть истину относительно переселений людей, народов, своей семьи. Если бы он поделился подобными размышлениями с Матерью, то, наверняка, вместе они пришли бы к заключению, что эти явления имеют какую-то связь с небесными, Божественными силами.

Для Отца прилетевшие сюда чайки, как и угри в Озере, были доказательством его мысли о том, что выход существует, а для Матери подтверждением того, что и птицы совершают перелеты, и угри передвигаются по своему пути, следуя Божьей заповеди. Мама так считала, но говорила она об этом редко, тихонько, сама себе — да и не до рассуждений ей было. Житейские заботы и хлопоты — дом, дети — лежали на ней. Отец исчезал в своем кабинете и выходил оттуда, когда у него появлялись очередные идеи насчет переселения. И вот — снова. Но сейчас было не как раньше, во время, когда границы были сметены войной. Теперь границы на Балканах закрылись, стало очень плохо. Куда ни кинь — выхода не было…

Отец смотрел на Деревянный мост. Ему показалось, может быть, оттого, что слишком много читал и думал, что он видит на мосту старого друга семьи Гури Порадеци, того самого, который несколько лет назад в ветхой лодке перевез их с одного берега Озера на другой. Отец был более чем уверен, что это он, но все же ничего не сказал Матери, которая была рядом. Взгляды Матери и Отца встретились. Это именно Гури Порадеци! Оба были уверены в этом. Первый человек из круга знакомых их семьи, который миновал границу, когда она была закрыта.

— Что это значит? — спросила Мама.

— Новое время не за горами! — прошептал Отец.

28

Это, для нас великое, незавершенное путешествие в бесконечность переселений продолжалось в разных вариантах — в наших снах, в лабиринтах подсознания…

Что произошло после той роковой ночи, когда мы снова тронулись в дорогу? Что случилось со старой-престарой семейной лодкой, с тем Ноевым ковчегом наших надежд? Что стало с побратимом Гури Порадеци, который сегодня оказался на пороге нашего дома? Или это нам привиделось, потому что мы так долго об этом мечтали, ожидая увидеть кого-нибудь из прежних мест? Что же произошло с нашими родными после того, как мы так неожиданно перебрались на другой берег Озера?

Мы знали, что после сталинского «мира» наступил сталинский ад в нашей родной стране, когда Тито не захотел покориться Сталину, а решил повернуться к Западу. В наших детских умах эта история упрощалась, превращалась, как в сказках, в борьбу между добром и злом…

И вот — к нам пришел друг семьи, который мог вживую рассказать нам, что произошло с нашими близкими и со страной после того, как мы стали эмигрантами.

— Ты ли это, побратим Гури, или мои глаза меня обманывают?! — воскликнул Отец.

— Это я, брат, кто же еще, как не я? И я не верил, что в один прекрасный день доберусь сюда и увижу вас живыми и здоровыми после той бурной ночи, когда вы уехали! — сказал Гури Порадеци.

В одно мгновение мы все сбежались к дому. Случилось то, чего никто из нас не мог предвидеть. Каждый из нас, детей, спешил сходу задать отцовскому товарищу бесконечное число вопросов, подготовленных, сформулированных заранее — в мыслях и в снах. Побратим был спокоен, как в ту ночь, когда он держал кормило лодки нашей семьи, отправившейся в путь. Мы обступили Гури. Обнимали его как нашего спасителя — от чего, мы и сами не знали.

— Оставьте человека в покое! Дайте войти! Будет время для разговоров! — вмешалась Мать.

— Точно, — подтвердил Гури. — Еще успеем наговориться.

Гури Порадеци привез с собой небольшой чемодан и корзинку, какие плели на обоих берегах Озера. Мама взяла у него корзинку, из нее исходил знакомый, родной запах — так дышало наше Озеро. Мы это помнили.

— Молодица, — обратился, как когда-то, побратим к Матери, — я привез тебе форель и угря из Озера. В наших краях еще помнят, как ты мастерски их готовила.

Мама застеснялась, улыбнулась. Она не привыкла к комплиментам. В тот момент, когда приятель упомянул угря, Мама вздрогнула. Она молча посмотрела на Отца. И в его синих глазах читалось беспокойство. Что означает этот угорь? Кому пришло в голову его прислать? Была ли в этом какая-то связь с отцовскими поисками пути угрей, чтобы по нему возвратиться на родину?

Мама сразу решила, что это появление угря в нашем доме не случайно. Мы, дети, тоже им очень заинтересовались. В наших головах смешались самые разные истории насчет этих удивительных рыб. Когда в отцовской библиотеке мы искали какую-нибудь нужную нам книгу, со страниц раскрытых Отцом книг на нас глядели угри. И вот, теперь один такой угорь, выловленный у родных берегов Озера, был перед нами. Отец тоже не мог не придать тому, что Гури привез с собой угря, особого значения.

Мама отправилась с рыбами на кухню, а нам, детям, пора было идти в школу. Мы попрощались с побратимом Отца, хотя нам так хотелось поговорить с ним еще, ведь благодаря форели и угрю, он на время вернул нас к нашей утраченной истории, к тому времени, когда мы жили в родном краю. Отец и Гури Порадеци поднялись на веранду. Сели на низкий диван напротив большого окна, откуда открывался вид на реку, которая в том месте была широкой и полноводной, и на крепость на вершине холма. Там они просидели до глубокой ночи.

Мы, дети, уже легли. Засыпали мы сразу, сны приходили и уходили быстро, как воды реки. Мама, из последних сил закончив дела по хозяйству, которыми в доме занималась только она, мирно дремала, сквозь сон слыша голоса Отца и побратима. Отец и Гури Порадеци тихонько разговаривали на веранде, время от времени задумчиво поглядывая на реку. Они словно доверяли ей свои мысли, пытаясь с ее помощью в них разобраться. Отцу было ясно, что у побратима в душе была какая-то страшная тайна, большая мука, которая росла и не могла найти выхода наружу. Гури Порадеци, рискуя жизнью, миновал границу как раз для того, чтобы прийти к Отцу и поделиться с ним этой тайной. Он с опаской повертел головой из стороны в сторону и, устремив взгляд на реку, наконец, начал: