Водная пирамида

Цветан Горский по реакции зала понял, что он отклонился от темы, по которой он был приглашен выступать как биолог. В зале чувствовалось скрытое негодование, особенно со стороны местных партийных руководителей, разумеется, и Ягулче Дримский едва сдерживал злобу. Горский счел, что наступил подходящий момент высказать свои окончательные выводы и рекомендации, в которых он оставался до конца верен делу своего учителя Игоря Лозинского. Чувствуя поддержку Яворова, Цветан Горский продолжил:

— Уважаемый товарищ секретарь, если мы сегодня не найдем способ спасения угрей, рассматривая проект возведения плотин и строительства гидроэлектростанций на нашей реке, мы навсегда прервем их путь, созданный еще на заре жизни нашей планеты. Сейчас, в это нелегкое время, для нас слишком дорого создание рыбопроходных путей, шлюзов для преодоления различий в уровнях воды между рекой и плотинами, но будьте уверены, что будущие поколения ученых, инженеров, биологов, когда будут открыты другие источники электрической энергии, потребуют, чтобы путь миграций угрей был снова открыт.

Но если сначала прервать этот путь, а потом обновить любой ценой, то через десять, двадцать или тридцать лет придут, если сумеют, другие угри, с другим заданным кодом памяти. И если такое вообще случится, эти угри окажутся в безвыходном лабиринте, в каком будут и люди в странах с закрытыми границами.

Не получится ли, что, создавая, мы уничтожаем? Не нарушим ли мы ту удивительную непрерывность жизни, которая существовала миллионы лет, мы, несчастный народ с так часто прерывавшейся в прошлом историей, оторванные от Европы веками…

Цветан Горский закончил свое выступление. Было ясно, что он задел людей за живое. Даже Ягулче Дримского.

Охваченные в начале заседания единым порывом, верой в необходимость строительства гидроэлектростанций на реке, теперь почти все присутствующие находились в сомнении относительно целесообразности проекта. Одни начали опасаться за судьбу Озера, другие не знали, чем обернется строительство электростанций для них самих.

А Ягулче не переставал проклинать угрей, а с ними вместе и свое имя. Его судьба висела на волоске в результате дискуссии, развернувшейся после доклада Горского… Видно, не зря Ягулче опасался этого Цветана…

У Сретена Яворова была заранее подготовленная речь, которой он должен был закрыть заседание. Речь весьма патетическая, наподобие той, какой он открыл заседание накануне…

В заключение предполагалось объявить о решении — немедленно приступить к работам. Впрочем, именно для этого Ягулче Дримский и был назначен директором. Но Сретен Яворов не сделал этого. Что-то перевернулось, поменялось в душе Сретена. Она распахнулась. Рухнула в ней плотина, которая должна была перекрыть реку, по которой испокон века свободно передвигались угри…

26

Была ночь. Самая долгая ночь в жизни Отца. Его душа была словно компас, в котором стрелка не стояла на месте. Показывала все стороны света одновременно. Он был весь в мыслях об отъезде. Поздней ночью Отец слушал свое радио в виде паука с растопыренными лапками, купленное в Стамбуле и перевезенное через границу по Озеру. Радио было для нас как нечто живое, как член нашей семьи. Отец всегда слушал его по ночам, включал на малую громкость, когда все спали.

Этой ночью, ожидая Цветана Горского с заседания, на котором решалась судьба угрей и их пути, Отец слушал радио и не верил своим ушам!

Тито готовился сказать «нет» Сталину, но все еще не осмеливался сделать это открыто. Он старался не слышать о планах Сталина собрать вокруг себя балканские государства, создав Федерацию, которую потом ему было бы легче подчинить. А что будет, если Сталин рассердится, размышлял Отец, он может навсегда закрыть границы, и в таком случае никому нельзя будет уехать с Балкан.

Сама судьба торопила Отца принять решение. Он нервно ходил по комнате. Время от времени крутил глобус, подсознательно желая обозначить следующий этап бегства. Подошел к книгам. Начал отбирать те, которые брал с собой во время всех переселений семьи.

Мама чувствовала, что в доме что-то не так. Она всегда боялась, как бы угри не оказали слишком сильного влияния на Отца, на судьбу их семьи. Не к добру это, считала Мать. Но несмотря ни на что в решающие моменты она предоставляла полное право на последнее слово — Отцу. Глядя, как Отец ходит вокруг книг и глобуса, она и сама начала верить, что правильное решение кроется в книгах, в чем не раз убеждал ее Отец. Правильная книга, правильная страница, последняя строчка, межстрочное пространство… Они будто скрывали великую тайну, которую Отец и его друзья Игорь Лозинский и Цветан Горский хотели разгадать.

Мама всегда была за то, чтобы остаться у синих прозрачных вод Озера, а Отец за то, чтобы следовать за волнами, вот теперь — по пути угрей. В отцовских размышлениях об отъезде имелась и конечная цель: возвращение в страну у Озера, где мы оставили наш дом, поле, виноградник, мельницу… Отец был убежден, что это возвращение непременно должно было осуществиться, но обязательно через Америку. Первой станцией на пути назад в родную страну, по его замыслу, было бы место, где река впадает в Ионическое море. Оттуда, по направлению к Озеру, отправились предки, которых он помнил.

Отец должен был разорвать этот порочный круг изгнания и на что-то решиться. Он, будто алхимик, мучительно искал способ, каким семья могла бы вернуться на родину. Решение подсказывали угри. Поэтому он был таким яростным противником прерывания их пути.

Тем вечером Отец, терзаемый раздумьями, с нетерпением ждал прихода Цветана Горского. Мама тихонько занималась домашними делами. Отец ждал его, словно доброго ангела, посланного судьбой. Цветан должен был сказать ему последнее слово: уезжать или нет. Следовать ли по пути угрей, пока он еще не прерван, или остаться в городке у реки, берущей начало из Озера?!

Осуществится ли предсказание Игоря Лозинского, что, если сталинизм достигнет Озера, пострадают люди, река и угри, или события повернутся по-другому?

Цветан Горский, попрощавшись с секретарем Сретеном Яворовым, который крепко пожал ему руку, направился по набережной к нашему дому. Первый раз он был счастлив, по-настоящему счастлив, за все эти тяжелые дни, когда решалась судьба угрей и их пути, судьба строительства гидроэлектростанций на реке. Цветан подошел к краю берега и остановился у самой воды. Он словно хотел поделиться с ней своей радостью. Почти ни в одном доме не горел свет. Окно же отцовского кабинета, как обычно, светилось. Калитку Цветану Горскому открыла Мама. Она увидела радость на его лице. Отец с нетерпением ждал Цветана. По-дружески с ним поздоровался. Пригласил сесть там, где Горский сидел в прошлые разы. Между ними пустовало место, которое раньше занимал Игорь Лозинский. Это была их первая встреча в отцовском доме с тех пор, как ушел из жизни их друг.

Отец, не в силах скрыть своего возбуждения, сразу спросил:

— Ну, что, Цветан? Какие вести? Будут ли строить на реке плотину?

В тот момент в кабинет заглянула Мама, якобы случайно, на самом деле — обеспокоенная тем, что ответит Цветан. Ведь от этого зависело — останется ли семья у Озера или уедет. Мама поставила перед ними чашечки с кофе и стаканы с водой и неслышно вышла.

Цветан Горский, отпив из чашки, хлебнул воды. Понимая нетерпение Отца, сказал:

— Знаешь, дорогой друг, началось все так, что хуже некуда. Все были настроены решительно — хотели немедленно начать строительство первой плотины недалеко от места, где из Озера вытекает река.