Водный Лабиринт

— Да, инспектор Грюбер, прекрасно поняла. Запишите и вы мой телефон в Венеции. Я буду ждать вашего звонка. Quid pro quo.

— Quid pro quo, госпожа Брукс.

Афдера закончила разговор, взяла восьмиугольник, найденный у человека, покушавшегося на Бадани, сделала его копию и послала Грюберу. Затем снова взяла принесенный Сэмпсоном конверт, на печати которого красовался герб Ка д'Оро, вскрыла его серебряным ножом для бумаг, вынула письмо и принялась читать.

Дорогая внученька!

Если ты читаешь это послание, значит, меня уже нет в живых. Либо я умерла своей смертью, либо погибла от чьей-то руки. Мое письмо, милая Афди, — что-то вроде предостережения. В твоей жизни могут произойти странные события из-за Евангелия от Иуды, которое, я полагаю, ты уже достала из сейфа.

Я пожелала, чтобы именно ты, а не Ассаль, занялась поиском истины, скрытой на страницах книги Иуды. Наверное, такая мысль пришла ко мне потому, что ты больше похожа на свою мать и на меня — непокорная, твердая, подготовленная к превратностям судьбы, ожидающим тебя. Твоя сестра больше напоминает отца. Она живет в своем мире и почти не обращает внимания на окружающих. Это неплохо само по себе, но Ассаль не выдержит столкновения с жестокой действительностью, а именно его предполагает обладание книгой Иуды.

С тех пор как она оказалась в моих руках через посредство разбойника Бадани и драгоценной Лилианы, меня и моих родных преследовали несчастья. Думаю, ты задаешь себе вопрос — почему я не занялась реставрацией и переводом Евангелия, а спрятала его в недрах банковского сейфа? Ответ очень прост. Из страха. Да, из страха за то, что с вами, моими дорогими внучками, может случиться беда. Поверь, я жутко испугалась, когда в общих чертах узнала, о чем говорится в книге. Однажды я начала выяснять ее происхождение, но невидимая рука мешала мне продвигаться по пути, который, возможно, привел бы к оправданию Иуды Искариота. Тогда я была еще не так стара и не боялась препятствий, пока ваши родители не расстались с жизнью в Аспене. Я точно знаю, что это не был несчастный случай.

Через несколько дней после той трагедии я получила письмо. В нем говорилось, что если я буду продолжать свои изыскания, то с близкими мне людьми, например с двумя девочками девяти и одиннадцати лет, может случиться что-то ужасное. Я только что потеряла свою ненаглядную дочь и зятя, которого любила, и не могла допустить, чтобы из-за какой-то книги и тайны, сохранявшейся столько веков, ты и твоя сестра расстались с жизнью.

Вот почему я решила написать это письмо. Знай, что если ты продолжишь доискиваться до правды об Иуде, то невидимая рука, остановившая меня, начнет давить и на тебя тоже. Я надеюсь, ты сумеешь принять правильное решение, каким бы оно ни было, — идти дальше или спрятать книгу в сейфе до конца времен, — и заранее согласна с тем, как ты поступишь. Оставляю тебе дневник со сведениями о книге. Используй его или уничтожь. Выбор за тобой, моя дорогая внученька. Вы с Ассалью остались одни. Берегите друг друга — больше у вас нет никого. И напоследок хочу сказать вот что. Не доверяй никому, если выберешь путь, по которому можешь пройти только ты. Решение за тобой, и ни за кем больше. Я рассчитываю на твою мудрость. Всегда любящая тебя бабушка

Крещенция Б.

Афдера не смогла сдержать слез. Ассали, конечно же, нельзя было ни о чем говорить. Девушка все острее ощущала свое одиночество, но была полна решимости поставить вопрос об оправдании апостола, который, вероятно, не предавал своего учителя.

Она вытерла слезы смятым платком и вышла из библиотеки. Пришло время ехать во Флоренцию.

«Может быть, разговор с Леонардо Колаяни заполнит кое-какие белые пятна в истории книги? Я должна это сделать ради бабушки, но прежде всего — ради моих родителей», — подумала девушка.

Она спускалась по лестнице и краем уха услышала, как в гостиной шепчутся Сэмпсон и Ассаль. Ей понравилось такое секретничанье. Оно означало, что между сестрой и ее женихом все было в порядке.

— Извините, что помешала вам, — сказала Афдера, войдя в комнату.

— Совсем не помешала. Сэмпсон уже уходит.

— Сэм, можно тебя на два слова?

— Сколько угодно.

— Пойдем на кухню.

— Зачем так таинственно? — спросил адвокат, когда они оказались вдвоем. — Ассаль напугаешь.

— Вот ты и проследишь, чтобы она сохраняла спокойствие. Знаешь, о чем говорится в бабушкином письме?

— Я обычно не читаю запечатанных писем, адресованных не мне.

— Извини. Я не это имела в виду. Может быть, бабушка что-то говорила тебе о нем?

— Нет. Я узнал о существовании письма только после ее смерти, разбирал разные бумаги и нашел договор на покупку сейфа. Поскольку ты выписала доверенность на мое имя, я попросил открыть его и обнаружил конверт. Больше там ничего не было.

— А бабушка рассказывала тебе что-нибудь о смерти наших родителей?

— Однажды я спросил об этом, и она ответила, что оба погибли в Америке в результате несчастного случая. Я подумал, что речь идет об автокатастрофе.

— А где произошел этот несчастный случай, она не говорила?

— Аспен, штат Колорадо… кажется, так. Да, Аспен. Твоя бабушка была категорически настроена продать дом, имевшийся у нее в тех краях. Ей не хотелось туда возвращаться.

— Можно попросить тебя об одном одолжении, только чтобы Ассаль ничего не узнала?

— Конечно.

— Ты мог бы получить копию полицейского отчета о том несчастном случае в горах?

— Думаю, да. Надо запросить тамошнее полицейское управление. Позвонить им?

— Лучше всего, если ты сам отправишься туда. Это очень важно. Но главное — ни слова сестре. Я не хочу, чтобы она попусту волновалась. Скажи, что надо разобраться с бабушкиными бумагами в Лондоне или Женеве. Она поверит.

— Подожди-ка. Получается, что я еще не женат, а уже обманываю свою будущую супругу.

— Пожалуйста, сделай это ради меня и бабушки. — Афдера поцеловала его в щеку.

— Почему это я всегда поддаюсь на твои просьбы?

— Может, потому, что я напоминаю бабушку?

— Да уж, Крещенция могла уговорить кого угодно.

Афдера взяла Хэмилтона за локоть.

— Прошу тебя, будь осторожен и не доверяй никому. Не говори ни одной душе, даже своей секретарше, о том, что едешь в Аспен. Обещай мне.

— Обещаю.

Ватикан

Поздним вечером в государственном секретариате раздался звонок. Молодой священник, дежуривший в это время, снял трубку.

— Мне нужно поговорить с монсеньором Мэхони. Это срочно, — услышал он.

— Как вас представить?

— Скажите ему, что звонят из Берна. Он поймет.

Священник зашагал по длинным ватиканским коридорам и вскоре оказался у дверей, ведущих в рабочие комнаты кардинала Льенара Швейцарские гвардейцы равнодушно взглянули на него.

Этому человеку пришлось долго барабанить в дверь, пока Мэхони, заснувший за своим столом, не пробудился и не зажег лампу.

— Кто там?

— Монсеньор, звонит какой-то странный незнакомец, не желающий себя называть. Я не мог перекинуть его звонок. У вас было все время занято.

— Я снял трубку, чтобы немного отдохнуть. Он не сказал, откуда звонит?

— Кажется, из Швейцарии. Уверяет, что вы поймете.

— Перебросьте звонок на защищенную линию государственного секретариата.

Вскоре Мэхони услышал голос отца Корнелиуса:

— Fructum pro fructo.

— Silentium pro silentio, — ответил епископ.

— Монсеньор, перевод еретической книги скоро будет завершен. Если ее содержание станет широко известно, то это будет грозить опасностью, как мне кажется.

— Делать выводы могут великий магистр и я. Вы только получаете приказы.

— Простите меня, монсеньор. Я не собирался вас беспокоить, просто мы с отцом Альварадо очень встревожены тем, что ученые слишком близко подобрались к словам предателя.

— Какие последствия имела смерть Хоффмана?

— Бернская полиция расследует происшествие. Они пока не пришли к заключению, что это несчастный случай или убийство, но вроде бы склоняются ко второму.

— Нам нельзя хоть как-то проявлять себя в Швейцарии. Я поговорю с великим магистром и передам вам его приказы. В данный момент вы, отец Понтий и отец Альварадо не должны совершать никаких шагов без разрешения великого магистра.

— Но…

— Никаких «но», отец Корнелиус. Не делайте ничего до получения нового приказа. Кстати, кто ведет расследование?

— Отец Альварадо выяснил, что этим занимается некий инспектор Грюбер. Этот полицейский старой школы работает очень старательно. Его деятельность может угрожать нам.