Водопад

После обеда парень вернулся к алтарю, прочитал молитву и отправился поливать цветы. Они явно не страдали от недостатка заботы. Дикая роза, пересаженная в большое корыто из сосновых бревен, собиралась цвести. Багровые бутоны пламенели на фоне листьев, словно капли застарелой крови. Будь Альтвиг хозяином храма - ни за что не подобрал бы такое растение. Вокруг него не было темной ауры, но внешний вид заставлял задумываться о мрачных вещах. В голову лезла встреча с гулем - тощим, покрытым красноватыми лохмотьями кожи... а еще - живым. Прекратив убеждать себя в подлости еретиков, инквизитор задумался - а так ли плоха нечисть? Некоторые виды - например, лешаки и карнийцы - нейтральны к людям. Могут даже помочь, пребывая в хорошем настроении.

Жильт оставил все свои книги, и вторую половину дня Альтвиг посвятил изучению вампирьих сказаний. Увесистый фолиант повествовал о вещах как жутковатых, так и вполне обыденных. Парня удивило, что клыки наровертов, как и зубы всех нормальных людей, вырастают дважды - сперва молочные, а затем - коренные. Еще одной новостью стало то, что Хэнта Нароверт и Хэнта Геарра - знаменитые города кровососов - между собой не связаны. Первая часть Туманной Гряды принадлежит существам вроде Лефрансы. Для них человеческая кровь - не обязательное условие. А вот жители второй части зависимы от красной жидкости, словно звери, и поэтому редко покидают горы. В книге говорилось, что большую часть их рода перебили во время Войны Лепестков. Никогда прежде инквизитор о ней не слышал, а потому решил наведаться в библиотеку форта. Или, на худой конец, справиться у остроухих.

Дождавшись заката, Альтвиг покинул храм и зашагал домой. В кармане приятно позвякивали ключи. Погода исправилась, теплый ветер подточил сосульки и украсил лужами мостовую. Так, словно Альвадор, проведавший о путешествии Жильта, решил порадовать своего слугу и подарил кусочек весны в самом начале холодного Сезона.

Ночью парень об этих мыслях пожалел. Сидя в коконе из одеял и глядя в окно, за которым бушевала метель, он надеялся, что храмовник нашел себе надежный приют. Придорожную корчму, дом добрых селян или хотя бы избу в лесу. Провалившись в сон, инквизитор был вынужден с ужасом наблюдать, как грузный мужчина мечется туда-сюда по дороге, а ветер беспощадно треплет его одежду и остатки волос. Где-то за стеной валящего с небес снега ржала лошадь и скрипели полозья, раздавался смех, выли волки, вспыхивали и гасли комки багрового огня...

Альтвиг перевернулся на бок, накрыл голову подушкой. Он по-прежнему спал, приоткрыв рот и стиснув пальцы на воротнике рубахи. Но картина, подсунутая Инэ-Дэрой, изменилась: вокруг расстилалось кладбище. Спокойное, тихое и красивое. Эльфийское. Мраморные скульптуры-стрелы венчали ряды могил, и высеченные имена были одно другого причудливее. Самое длинное из них - Карсаниэль Летт Тиль Картэнаэдсса - привлекло внимание инквизитора прежде, чем он увидел разбросанные по надгробному холмику цветы. Нарциссы. Костяные нарциссы, созданные неизвестным резчиком так изящно и совершенно, что у парня перехватило дух. Подобрав ближайший цветок, он почувствовал себя так, будто держит в руках вечность. Страшную, холодную, преисполненную боли вечность. И на мгновение ему померещились чьи-то крылья, прибитые к стене святилища, где в тени колонны стоит сверкающее существо с темными провалами глазниц, ставших домом для роя зеленых светлячков.

Альтвиг проснулся, широко распахнул глаза. В комнате посветлело, метель стихла, и первые лучи восходящего солнца тревожили Пятую и Двадцать Седьмую. Инквизитор улыбнулся, зевнул, а потом...

Снова видел яркий, удивительно реальный сон. Ущелье, затянутое туманом, две цветущие черешни и белокаменный Мост. Зеленый холм, где в траве пламенеют красные бутоны тюльпанов, и две человеческие фигурки у перил.

И первая, и вторая - белые. Женщина и мужчина. У нее - короткие волосы, хищные желтые глаза и бедное платье. У него - лишь одна рука, роскошные косы, венец и серые, похожие на капли дождя радужки, окружившие крохотные зрачки.

Инквизитор не был уверен, что сможет подойти. Но из-под ног, петляя, вырвалась тропинка. Проложила себе путь к деревьям, вспыхнула, как бы намекая: ступай! Беловолосые существа обернулись, женщина помахала парню рукой.

– Привет! Как тебя зовут?

– Альтвиг, - пробормотал он.
– А вас?

– Эллет. Но в вашем мире я известна под другим именем.

– Аларна, - продолжил ее спутник.
– А я - Альвадор, хотя Создатель до сих пор называет меня Эйлинташенэлем.

– Не лги, - рассмеялась названная дочь Смерти.

– Он никогда не произносит полное имя. Ограничивается коротким "Эйлин", да и вообще не любит разговаривать. В последние годы он...

– Замкнулся, - кивнул мужчина.
– Устал. Проводит все свое время в странствиях, ищет некромантов...

– Пытаясь опередить инквизицию, - в голосе Аларны звякнула сталь.
– Ведь она безжалостно убивает носителей темного дара.

– Но разве мир, - прокричал Альтвиг, чувствуя, как поток ледяного воздуха бьет в лицо, пытается унести, - сотворили не Боги?

Женщина удивилась.

– Что за глупость? Конечно же, нет!

Инквизитор сделал один-единственный шаг... и осознал, что падает. Подушка кое-как смягчила удар об пол, но коленом парень приложился болезненно. С трудом разлепив веки, он встал и выглянул в коридор. Серая полосатая кошка мяукнула, подняла хвост и ушла, ступая мягко, как призрак.

В кухне не менее мягко ходил Рикартиат. Звякнула крышка закопченного чайника. Смутно прикинув, что к чему, Альтвиг побрел вниз. Споткнувшись на лестнице, он приготовился долго лететь и получать синяки, но вмазался не в твердые выступы, а в ледяные объятия воды.

– Поймал, - хмыкнул Мреть, застывший на площадке у двери.
– Сейчас опущу. Не дергайся.

– Ладно, - выдавил из себя парень.
– Только не урони.

Вода заколебалась, метка темного колдовства - или же дар - загорелась ярче. Поставила инквизитора на последнюю ступеньку - прямо перед ухмыляющимся менестрелем.

– Доброе утро, - ехидно сказал он.

– Доброе, - кивнул Альтвиг.
– Ты, я гляжу, на страже.

– Тот, кто осторожен - праведен, - расплылся в улыбке Мреть.
– Что такое? У меня выросли рога?

– Нет. Просто я не ожидал от тебя цитаты из Святой Книги.

– Я полон сюрпризов. Будь готов ко всему.

– Буду.

Рикартиат нырнул обратно в кухню, заварил себе чай. Инквизитор сделал бутерброд из ломтя хлеба и свиной колбасы. Вгрызся в него так, будто голодал несколько лет, и пробормотал:

– Храм сегодня закрыт. Жильт велел посещать его через день.

– Понятно, - сообщил Мреть.
– А у меня есть дела.

– Какие?

– Встреча с товарищами. Мы, отвергнутые всем миром, соберемся в большом зале. Поговорим. Обсудим чертову инквизицию, чертову нежить и чертовых погибших друзей.

– Улум кого-то убил?
– напрягся Альтвиг.

– Да лучше бы он, - с горечью бросил Рикартиат.
– Но тебе не стоит лезть в этот омут. Там свои правила.

Инквизитор фыркнул, ощупал одежду - далеко не впервые с момента падения на водяной щит. Она оставалась сухой, и парень не понимал, почему. Ведь, шлепнувшись, он чувствовал себя промокшим.

– Скажи, как работает твоя магия?

– Как любая другая. Защищает, атакует, живет. Не волнуйся. Все, что вам рассказывали о еретиках - бред. Дар не убивает своих носителей.

– Я вообще-то не...
– начал Альтвиг, но тут же замялся и спросил: - Правда не убивает?

– Ага, - подтвердил менестрель.
– Он... э-э... ну, скажем, будто второе сердце. Качает по венам волшебство. В моем случае - темное, но тут я сам виноват.

– Сам?

– В начале пути каждый маг выбирает, кем ему стать. Общепринятых стандартов не существует. Ты знаешь, что такое "стандарт"?
– спохватился Мреть. Инквизитор кивнул, и он продолжил: - Изначальное воплощение дара - это крохотный огонек. Любого цвета. У некромантов преобладают оттенки зеленого, у стихийников - белого, у заклинателей - голубого и прозрачного, как стекло. Но все они горят по-разному, по-разному разрастаются. У кого-то возникает пожар, у кого-то - сеть, у кого-то - цветок. Одинаковых магов не существует. И для каждого из нас дар - неотъемлемая часть души. С ней невозможно расстаться. Говорят, что, когда инквизиция гасит огоньки дара, его носители умирают. То есть смерть приносит не он, а те, кто пытается его уничтожить. И им выгодно втолковывать людям, будто наши способности - это нечто противоестественное. Потому что если короли примут нас, то для них места в мире не останется.