Водоворот чужих желаний
Шрифт:
При мысли о рубашке Катя покраснела и велела грубому голосу заткнуться. Капитошин, наклонив голову, рассматривал ее, и выражение его лица было ей непонятно.
— Наша белогривая Снежана проболталась, — протянул он наконец. — Разумеется. Что думает Шалимова, мне неизвестно. И честно говоря, безразлично. А я думаю, что нам повезло, когда у Кошелева зазвонил телефон и он решил принять вас на работу.
Он помедлил секунду, собираясь добавить что-то еще, но тут стукнула дверь, из кабинета высунулся Юрий Альбертович и позвал:
— Андрей! Занят? Подойди, кое-что надо посмотреть.
— Уже иду, — отозвался Капитошин
— Намного, — искренне кивнула Катя. — Спасибо вам большое, Андрей.
Капитошин усмехнулся, кивнул и отошел от ее стола. Катя смотрела ему в спину, удивляясь тому, что спина у Таможенника широкая, словно он много лет подряд занимается в тренажерном зале. «А кажется худощавым. Интересно, как все-таки он выглядит без рубашки?» — мечтательно протянул Щенячий.
Катя с досады чуть не хлопнула ладонью по столу. Мало ей проблем, что ли? Почему она не может выкинуть Капитошина из головы? «Я ничего о нем не знаю. Он мой коллега. И я замужем, черт возьми!»
Однако на то, что о Таможеннике ей ничего не известно, Кате было наплевать. У него была обаятельная улыбка, темно-серые глаза за дорогими тонкими очками, ироничная манера держаться, и он заботился о ней, Кате! Этого было вполне достаточно.
«Он — коллега, — напомнил внутренний голос: — Даже если ты ему нравишься, как тебе кажется — а точнее, как тебе хочется думать, — это ни к чему не приведет. И вспомни об Артуре, пожалуйста. Ты за-му-жем. Повторить?»
— Я замужем, — пробормотала Катя. — Мой муж сидит в чужой квартире взаперти, потому что попал в беду из-за меня. А я думаю о романе с другим.
Ей стало стыдно. Не таким стыдом, который она испытывала, представляя Таможенника раздетым, а другим — горьким, противным. «Гадость какая», — отчетливо сказал внутренний голос с оттенком брезгливости, и Катя покорно согласилась с ним. «Гадость, правда. Я больше не буду», — пообещала она.
Вечером Катя хотела уйти домой пораньше. Ее мучила совесть. Совесть напомнила, что она каждые выходные находит предлог и уезжает из дома, что она отворачивается от мужа, пытающегося приласкать ее, что она чуть не дала ему пощечину, когда он поцеловал ее. «Ты виновата перед ним, — сказала совесть. — Он полностью зависит от тебя. Неудивительно, что иногда он не может сдерживаться и позволяет себе лишнее. Но он твой муж».
Катя собиралась уйти вовремя, чтобы поужинать с семьей и провести вечер с Артуром. Они не проводили вместе… Она задумалась, вспоминая. «Не может быть! За последний месяц мы ни разу не ужинали вместе. Что мы вообще делали вместе последний раз?»
Но уйти вовремя у нее не получилось. Эмма Григорьевна Орлинкова, похожая на разгневанную Афину, потребовала, чтобы Катя помогла ей, потому что Алла Прохоровна занята. И Викуловой пришлось два часа заверять копии для налоговой, слушая рассказы Эммы Григорьевны о жизни.
Возвращалась Катя уже поздним вечером. Выйдя из метро, она накинула капюшон и привычно поежилась. «Кажется, мой пуховик худеет. Из него как будто все перья вылезли. Или что там внутри — пух? Пух разлетелся. Поэтому я постоянно мерзну в нем».
Она проводила тоскливым взглядом забитый трамвай и побрела по тропинке вдоль рельсов, увязая в свежевыпавшем снеге.
Диана
Арутюновна докурила сигарету, разогнала дым, все-таки ворвавшийся в кухню, и торопливо закрыла форточку. «Бр-р-р! Холодно».— Сейчас она придет, а ты куришь, — язвительно заметила Седа, бесшумно подошедшая к матери. — Воняет!
— Что Артур делает? — Диана Арутюровна пропустила замечание дочери мимо ушей.
— Перед телевизором валяется. Что еще он может делать?
— Помоги мне на стол накрыть. Сегодня ужинать вместе будем.
— Ты чего? Все уже поели.
— Значит, еще раз поедим.
Она обернулась к дочери, и та поняла по ее лицу, что спорить с матерью на этот раз бесполезно.
— Чего ты придумала? — брюзжала она, расставляя тарелки. — Праздник хочешь устроить, что ли? Не получится у тебя ничего, и не старайся!
В кухню вошел Артур в майке и трусах, потянулся, повел носом. Диана Арутюновна нежно погладила сына по плечу.
— Иди, Артурчик, иди. Скоро жена твоя придет, переоденься. Поужинаем вместе.
— А переодеваться-то зачем?
— Я сказала, переоденься. — В голосе матери зазвучали стальные нотки, и сын подчинился.
В комнате повисло что-то тяжелое, невысказанное.
— Подлизаться к ней хочешь, да? — тихо спросила Седа, наблюдая, как мать аккуратными скупыми движениями режет хлеб. — Зря стараешься. Она нам чужая.
— Суп подогрей, — угрожающе сказала мать. — И хватит болтать попусту.
— Чужая! Куда она каждые выходные уезжает, а? У нашего Артура давно рога растут, а ты хочешь, чтобы я с ней за один стол садилась, хлеб делила!
— Седа, прекрати!
— А вот не прекращу! Что ты мне сделаешь? Из квартиры меня выгонишь, что ли?
Девушка издевательски расхохоталась. Звонкая пощечина оборвала ее смех, и она возмущенно уставилась на мать.
— Ты… меня… из-за нее?!
— Дура! — воскликнула Диана Арутюновна, тяжело дыша. — Ты с нее пылинки должна сдувать, идиотка!
— Из-за этой швабры!..
Прозвенел звонок в дверь, и обе замолчали.
— Я открою, — спустя паузу сказала Диана Арутюновна почти спокойным голосом. — Умой лицо, у тебя щека красная.
Час спустя любой, заглянувший в квартиру, в которой временно проживала семья Ашотянов, увидел бы почти идиллическую картину. Во главе стола сидела красивая полноватая женщина, а по обе стороны от нее — дети, очень похожие на мать. Возле взрослого сына с видом радостным и спокойным хлопотала его молодая жена, приветливо улыбаясь на каждую реплику своей золовки. И что с того, что посуда была битой, штукатурка на стенах облезала грязными синими клочьями, а занавесок на окне не было, и зимняя чернота заглядывала в крохотную кухоньку на пятом этаже? Разве не главное, что семья собралась вместе?
«Что с ними случилось? — думала Катя, улыбаясь через силу Седе, рассказывавшей очередную байку про свою подружку, и терпя поглаживания Артура под столом. — С утра Капитошин, теперь они… С атмосферным давлением нынче что-то не то?»
Совместный ужин поначалу изумил ее, а последние десять минут откровенно тяготил. Внешне все выглядело более чем пристойно, и Катя поначалу даже обрадовалась тому, что намерения мужа и свекрови так совпали с ее собственными мыслями. Но очень скоро пожалела о том, что Орлинкова задержала ее всего на два часа, а не на четыре.