Воды текут, берега остаются

в библиотеке, часто пишет Маше.

<<Нет никакого терпения,—писал он ей в конце

февраля,—школу все не открывают. Ты писала, что

в Вятском реальном училище начались занятия,

учатся в фельдшерской школе. Почему же нас так

мучают? Мне теперь на улицу стыдно показаться:

соседи смеются над отцом, думая, что меня просто-

напросто выгнали. Ведь не станешь же каждому

объяснять что и как. Я решил: подожду еще немного,

потом подамся в Вятку искать работу, хватит

болтаться без дела! Тогда и с тобой, может быть,

увидимся. Ты пишешь, что хочешь стать учительницей.

Дело хорошее и очень для тебя подходящее.

Завидую тебе, что ты учишься. А я завтра пойду

в Нартас, узнаю, не слышно ли чего о школе>>.

На другое утро Васли собрался и пошел. По

дороге зашел к деду Ефиму.

В избе застал одну полуслепую старуху.

—Бабушка, Ефим Тихоныч дома?

—Да уж три месяца, как исчез мой старик...— запричитала старуха.—Когда Нартасскую школу

закрыли и троих арестовали, надо, говорит, сходить

в Уржум, сказать начальникам, что напрасно хороших

людей арестовали. Ушел и не вернулся.

—Как же так? —растерянно спросил Васли.— Вы что же, не пытались узнать, что с ним?

—Сноха ходила в волость. Ей там растолковали.

Ваш старик, сказали, ревелсенер, ему место

в тюрьме.—Старуха заплакала: —Видать, помру,

так и не повидаю моего старика...

С тяжелым сердцем вышел Васли из дома деда

Ефима. Лишь на миг потеплело в груди, когда,

взглянув вдоль пустынной улицы, увидел он кусты

и деревца, посаженные им тут прошлой осенью.

Заиндевевшие, припорошенные снегом, они казались

большими белыми курами, сидящими в снежных

сугробах.

Выйдя из Большой Нольи, Васли зашагал в

Нартас. Там он прежде всего побывал у Прокудина.

Прокудин сказал ему, что мельницу думают пустить

только после половодья, мастерские закрыты

—заказов нет, на скотном дворе работников без

Васли хватает, так что он зря пришел.

Васли спросил:

—Когда школу откроете?

—Приказ будет —откроем, а приказа покуда

нет,—ответил Прокудин.

Тишина и запустенье встретили Васли на школьном

дворе. Все дороги и тропинки, ведущие на

школьный двор, замело снегом, замело и дорогу на

мельницу —ни одного следа.

Васли непреодолимо захотелось побывать на

мельнице. По глубокому снегу спустился он к Нолье,

поднялся на крыльцо. Дернул дверь —она была

заперта. Без особой надежды сунул руку за наличник

двери и радостно воскликнул:

—Здесь!

Ключ лежал на месте.

Войдя в пустой промерзший дом, Васли заглянул

в комнату Матвея. Обледеневшее окно, пустые доски

кровати, голый стол, одинокий стул.

Комната Васли была нетронута, как будто хозяин

оставил ее только вчера. Постель аккуратно

застелена, на столе книги и тетради. Лишь окно

такое же заиндевевшее, как и в комнате Матвея. От

дыхания пар ходит клубами.

Васли запер дверь, сунул ключ в условленное

место и пошел к Окси.

Окси очень изменилась за то время, что они

не виделись. Она осунулась, возле губ появились

маленькие, похожие на серпы, морщинки, глаза

ввалились и смотрят устало.

Окси обрадовалась приходу Васли; взяв на руки

малыша, принялась рассказывать:

—Я недавно побывала в Уржуме. Матвей и дед

Ефим сидят в одной камере. Идет следствие. Матвей

говорит, что никаких доказательств против них у

полиции нет, одни голословные обвинения. Как видно,

до суда дело не дойдет.

—Значит, их выпустят? —обрадовался Васли.

Окси вздохнула:

—Должны бы выпустить, да вот только когда?

Жду не дождусь...

—Ксения Петровна,—смущенно проговорил

Васли,—не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Окси встала, положила ребенка в люльку, .качнула

ее несколько раз и, прошептав: <<Спит>>, снова

села рядом с Васли. Положила руку ему на плечо,

сказала:

—Спасибо тебе, Васли, за заботу, только чем

же ты мне можешь помочь? Конечно, мне тяжело

одной, да только я теперь знаю, что таких одиноких,

обездоленных женщин в нашем краю сотни. Ты бы

поглядел, что творится возле Уржумской тюрьмы!

Сутками дожидаются несчастные бабы, чтобы повидать

мужа или сына. Многие приходят, как я, с

младенцами на руках, а у иной, кроме младенца,

еще за юбку уцепились два-три малыша. И почти

все, кто сидит, попал в тюрьму потому, что поверил

царскому манифесту. Ну, а ты, Васли, как живешь?

—Никак, можно сказать. Вот пришел узнать

насчет школы.

—Узнал?

—Прокудин говорит, что пока нет приказа

ее открывать.

—Что же ты думаешь делать?

—Пойду в Курыксер; может, там на мельницу

устроюсь...

Но, придя в Курыксер, Васли узнал,что местная

мельница стоит на замке: нечего стало молоть.

190

Продрогший до костей, он зашел в трактир,

спросил себе чаю.

За соседним столом сидел приказчик лесопромышленника

Ионова, раскрасневшийся от выпитой

водки.

Он несколько раз пытливо посмотрел на Васли,

поманил к себе.

—Ты откуда, молодец? —спросил он.

—Из Нартаса.

—А тут что делаешь?

—Зашел чаю попить.

—Я не про то. В Курыксере что делаешь?

—Хотел на работу наняться.

—Ясно. Скажи, молодец, ты грамотный?

—Грамотный.

—Что такое дебет-кредит знаешь?

—Слыхал немного.

—Мне нужен помощник счетовода. По рукам?

Васли кивнул.