Водяной

— Может, их уже взяли? А как завхоз? Он сильно ранен?

— Надеюсь, не так сильно. Но обещай мне: как увидишь Герарда, беги со всех ног.

— О'кей.

Роберт снял скотч с одного из стекол очков и опять здорово косил.

— Повезло. У отца было хорошее настроение. — Он заметил мой взгляд. — Вернул окуляры. Я думал, не вернет. Или купит новые. Но теперь-то я хоть вижу.

У него была почти сверхъестественная способность выстраивать свою собственную действительность, в которой все неприятности можно замести под ковер.

— Мы ведь пойдем домой вместе после школы? А, Нелла?

— Конечно, если ты так хочешь.

— Как ты думаешь, Лейф останется на Рождество?

— Откуда мне знать?

И это правда: откуда мне знать?.. Какая-то слабая надежда сохранить свою комнату у меня оставалась, потому что Лейф ночевал у нас только в первую ночь. На следующий день он нашел свою старую приятельницу и попросился к ней. Отец настаивал, чтобы Лейф остался у нас. У нас же общие дела, сказал он, так что лучше держаться поближе друг к другу. Накануне оба исчезли куда-то на машине… Как же я надеюсь, что они опять занялись своими темными делишками и еще до Рождества папаша опять загремит в тюрягу.

* * *

Дома никого не было. На столике в прихожей лежала записка — оказывается, меня разыскивал профессор. Роберт пошел в кухню посмотреть, не найдется ли чего-нибудь поесть, а я позвонила Ласло. Он ответил немедленно, будто ждал звонка.

— Я вчера был в Гётеборге, — сообщил он, не поздоровавшись. — В городской библиотеке искал, о чем ты меня просила. Мне все равно надо было в больницу — как ты знаешь, у меня после всех операций сердце пошаливает, а лекарства, что мне выписали… не лекарства, а сплошные побочные действия. В общем, врачи решили их поменять. Но все это почти не заняло времени, и я весь день просидел в библиотеке. Взял домой несколько книг, кажется интересных. Надо бы тебе заехать.

Отсюда хорошо слышно, как братишка возится в кухне.

— Когда?

— Как время найдешь.

— Прямо сейчас.

Брат растерянно стоял перед открытым холодильником.

— И сегодня ничего, — сказал он. — Даже хрустящих хлебцев нет.

Пошел к мойке и нацедил стакан теплой воды — старый прием, иногда удается обмануть желудок. Я тоже проголодалась. После всей истории с завхозом за ланчем мне просто ничего не лезло в глотку. А что это означало в нашем положении? А вот что: до следующего школьного ланча будешь ходить голодным.

— Что я могу сделать? Дома, как видишь, пусто. Мне надо съездить к профессору. Если потерпишь пару часов, может, у него что-то найдется.

Он кивнул. Даже не повернулся.

— Постараюсь прийти поскорее. И кстати, тебе надо стричься. Смотри, челка очки закрывает. И на шее чуть не колтуны. Найди ножницы, я приеду и тебя постригу.

Профессор сидел у себя в кабинетике в очках и с чашкой чая в руке.

— Молодец, что приехала, — сказал он. — Садись, покажу, что накопал.

Копал он, судя по всему, основательно. На журнальном столике лежала стопка книг в полметра вышиной, а рядом — от корки до корки исписанный блокнот.

— Интересно будет прочитать твой реферат, когда он будет готов… если я не заморочу тебе голову излишними подробностями.

Он взял блокнот, открыл и начал рассказывать:

— Первое упоминание о русалках относится еще к античному периоду. Они тогда назывались «наяды» или «нериды», ну, что-то вроде пресноводных нимф. Они владели всеми ручьями, реками, прудами и озерами. По описаниям, на животе у них была чешуя, как у рыб, а верхняя половина тела и голова — женские. Считалось, что они в родстве с тритонами и другими полубогами греческой мифологии, но не такие важные, как те… родственники, конечно, но дальние. Как бы троюродные племянницы из деревни. Потребовалось еще много сотен лет, прежде чем сформировался классический образ русалки. В книге под названием «Бестиариум» некто по имени Физиологус, псевдоним, конечно… этот Физиологус описывает русалок вот как: «Великолепно сложенные женщины от пупка и выше, а все, что ниже, у них, как у рыб». Они, пишет он дальше, превосходно себя чувствуют в штормовую погоду и тоскуют, когда наступает затишье. Представляют, по его мнению, большую опасность для моряков, ибо соблазняют их и убивают… — Профессор сделал большой глоток чая и внимательно посмотрел на меня: — Тебе все понятно? Ну, тритоны и так далее? Ты знаешь, кто это такие? Если нет, скажи.

— Все понятно. В общем, понятно.

— Вот и замечательно. Тогда продолжим. В пятнадцатом веке появились первые более или менее реалистичные описания столкновения людей с русалками. В тысяча четыреста двадцать третьем году голландский монах Йон Гербрандус пишет о «дикой морской женщине», выброшенной волнами на берег. Несколько молочниц подобрали ее, отмыли от песка, накормили и снабдили одеждой, после чего она якобы выучилась прясть шерсть и выполнять несложные обязанности на кухне. Со временем ее взяли в женский монастырь в Гарлеме, где она и жила до самой своей смерти. Говорить так и не выучилась.

— То есть это и в самом деле было?

— Сомневаюсь, — засмеялся профессор. — Гербрандус просто записал чью-то историю, сам он свидетелем происшествия не был. В те времена так чаще всего и было — монахи собирали разные необычные истории и записывали. Впрочем, если вспомнить, сколько несообразностей в той же Библии, то почему бы нет? Вполне может быть, что в море полным-полно русалок и других загадочных тварей. Бог создал, как известно, все, и ничего невозможного для Него нет…

Он перелистал блокнот и быстро нашел нужную закладку.

— Сообщения о встречах с русалками появлялись то и дело со времен Великих географических открытий до восемнадцатого века. Вот, например, интересный факт. Летом тысяча шестьсот седьмого года путешественник Генри Хадсон [19] вел морской конвой в русской Арктике. И пятнадцатого июня, где-то в районе Новой Земли, в судовом журнале появляется запись: «Утром один из матросов, которому было поручено наблюдение за айсбергами, заметил русалку. Он позвал меня, и когда я вышел на палубу — появилась еще одна. Первая к тому времени держалась совсем близко к форштевню и, покачиваясь на волнах, серьезно смотрела на собравшихся у релинга моряков. Шея и спина у нее женские, такого же размера, как у наших женщин, кожа очень белая, волосы длинные и черные. Когда она нырнула, все увидели, что хвост ее похож на хвост огромной рыбы».

19

Генри Хадсон (Henry Hudson) — английский мореплаватель начала XVII века. В России привилось неправильное написание Гудзон.

— Это тоже выдумка?

Профессор поднял на меня глаза и улыбнулся:

— Откуда нам знать? Ледовитый океан и сегодня мало исследован. А потом, есть же так называемые впадины, и кто там живет, в этих глубинах, почти не известно. Может быть, Хадсон увидел то, что хотел увидеть. Несколько месяцев в море. На маленьком корабле с ума сойдешь от тоски. Он даже сделал зарисовки…

Профессор достал из стопки одну из книг. На старой нечеткой гравюре — странное существо. Наполовину тюлень, наполовину женщина.

— Но самое странное, что известный английский зоолог, Филипп Генри Госсе, через два столетия прочитал об этой истории и категорически отверг предположения, что это был, к примеру, морж, или морская корова, или, скажем, морской слон.

— А как он сам считал? Кто это был?

— Неизвестный вид млекопитающего. Госсе был уверен, что опытные моряки Хадсона много раз видели крупных морских животных и такую грубую ошибку допустить не могли.

А почему бы и нет? Я посмотрела на забитые книжные полки, вороха газетных вырезок на полу, на стульях — везде, где было свободное место. Когда-то были, но вымерли? Вымерла же стеллерова корова, я сама читала. А может, я взялась не с того конца?