Военные пацаны (сборник)

Так как процесс происходит очень быстро, то и реактивное состояние в животе начинает ощущаться сразу же. Автору про эту теорию как-то под Рождество рассказал сам Юра Филиппов, а вычитал он эту муть из дешевой желтой прозападной газетенки – названия точного не помню, звучит примерно как «Mustangs Igogs». Замечу: автор с этой теорией категорически не согласен. Как это душа может что-то выдавить из организма? Она же нематериальная!

…Стоит, значит, разведчик с холодным животом в полусогнутом состоянии, да и немудрено – полный цинк патронов на спину давит, от долгой дороги еще тяжелее стал; не шевелится, только глаза на побледневшем лице сами собой влево-вправо запрыгали и поджилки, естественно, затряслись. К чести российского воина следует отметить – из организма ничто не вытиснулось.

– Кто такие?

– Пехота, – ответил сержант механически, как учили на курсах (вот те, бабка, и Юрьев день!), – за водой пошел.

– Хм… пехота… а поворотись-ка, сынку!

Филиппов развернулся совершенно другим человеком: не бравым, знающим себе цену дембель-сержантом, а обыкновенным испуганным мальчиком-подростком в потертой спортивной одежде и по роковой случайности нацепившим на себя войсковой разгрузочный жилет.

Его, нагло ухмыляясь, разглядывали два омоновца – это по внешним признакам определяется безошибочно, причем без всяких нарукавных повязок. Один – большой, усатый, в возрасте – явно не русский, но и не кавказец. Судя по всему, из-за своих габаритов не привыкший попусту тратить энергию зря, он стоял расслабленно, давая возможность, по случаю, отдохнуть всем мышцам. Второй – гораздо моложе и рыжий, нервно-вертлявый, энергично-возбужденный и тоже со снайперской винтовкой в руках.

От надежного большого мира с автоматчиками и группой в роще всю компанию отгородили три огромных валуна. Как это обстоятельство бывалый разведчик не учел? Да, если бы не эти непростреливаемые камни, омоновцы так развязно перед ним не стояли.

– Сколько там ваших? – прямо, без обиняков, спросил молодой.

– Двадцать. – Юра не хотел лукавить, просто от неожиданности и страха то ли язык не смог выговорить «двенадцать», то ли запутался.

– Слышь, Герасимыч, два-адцать, говорит, – ехидно улыбаясь, сообщил жизнерадостный рыжий Герасимычу.

– Ну, Сереженька, где двадцать, там и… – совершенно серьезно начал было усатый, но докончить свою мысль явно не захотел: жара, даже близость воды не помогает.

– Да руки-то опусти! Значь так – вы все трое убиты, и там, – Сереженька махнул рукой в сторону рощи, – тоже. Так и передай командиру!

– Ага, понял. – Похвальная сговорчивость.

– Разогнись, боец, – лениво подбодрил снайпера явно страдающий от жары Герасимыч, – будь мужчиной!

– Иди!.. Винтовку-то подбери! – поставил точку в беседе рыжий.

Зашипела ментовская носимая радиостанция:

– «Геркон», что там?

– Нормально все – разведка, – лаконично ответил Герасимыч.

Вертлявый – за спиной сержанта еще было слышно – заинтересовался у усатого:

– Бурят, что ли, этот-то?

– Казах, наверное, Серега.

– Да какой казах? Это же – заграница.

– Ну, да; значит, ногаец, из местных. – Оба засмеялись.

Подходя к дороге, «ногаец» боковым зрением заметил отделившиеся от камней две фигуры – автоматчики – прикрытие хреново! Парень тут же преобразился в молодого, сильного, уверенного в себе мужчину и, даже не соизволив посмотреть в их сторону, процедил сквозь зубы:

– Вы где шар-рахаетесь, с-сынки?

– Здеся мы, – «молодые» не возмутились, привыкли. – Ну, что там, товарищ старший сержант, видно кого-нибудь?

– «Здеся», – проворчал сержант, но ответом удостоил: – Не сцыте, салаги, нормально все. – Теперь уже Филиппов лукавил: – Проверил, вроде свои!

– Ну, что там? – не дожидаясь официального доклада подчиненного, так же спросил и командир.

– Омоновцы. – Филиппов продрался сквозь густые заросли, повесив винтовку на шею, отряхнулся. – Двадцать человек.

– Вас заметили?

– Не-ет, откуда? – Даже автоматчики головами утвердительно закивали – они-то уж точно никого и ничего не видели, подлецы! Для убедительности Филиппов даже добавил: – Вброд переправляются тута.

– «Тута»? Повязки красные?

– Ага, красные! – По опыту зная, что отвечать на вопросы следует лаконично, коротко ответил парень, чтобы у командира не возникало лишних вопросов.

– А что ж их не видно? – недоверчиво прищурился ротный.

– Да они, видать, скрутились жгутиками. – На всякий случай оглядевшись по сторонам, сержант изобразил кулаками, как они скрутились. – Как веревочки узенькие стали.

– А ОМОН чей, откуда?

– Ну, товарищ капитан, – улыбнулся сержант, – я же с ними не разговаривал!

– Понятно. – Ответ вроде веский. – Все, выдвигаемся!

В роще, параллельно прибрежной полосе, тянется тропинка – по ней разведчики и пошли. Местами тропу пересекает тихий, чистый и ленивый ручеек; вероятно, чуть повыше бьет из-под земли родник. Бойцы по пути выливают из фляжек противную теплую жидкость; закинув внутрь обеззараживающие таблетки, наполняют их вкусной свежей и холодной водой. Некоторые пьют и мимоходом черпают прямо ладонями. Воздух влажный, духота – неимоверная.

– Слышь, Филиппов, – на ходу пристегивая фляжку к нижней лямке разгрузки, проговорил капитан, – здесь же на прошлой неделе ручья не было?

– Ага, не было! – согласился сержант. – Наверное, вода где-то пробилась, бывает.

– Пробилась… – Ротный заметил что-то неправильное, а оттого настораживающее в поведении впереди идущих. – Что это с ними, окончательно от жары опупели?! – Головная группа повела себя странно: солдаты бестолково, совершенно не по правилам сбились на тропе в кучу, и старший машет обеими руками, зовет к себе не то командира, не то всех остальных. – Всем прикрывать, Филиппов – со мной!

Филиппову в третий раз за прошедшие сутки стало плохо: его вырвало прямо в ручей – на тропе лежал труп!

Дурно не только ему одному: у всех солдат были бледные лица, двое уже вытирали перчатками свои мокрые рты. Протекающий лесной ручей упирался в тело и, огибая его, равнодушно бежал дальше.

– Та-ак… – Капитан дал сигнал: сделал круговые движения над головой рукой с вытянутым вверх указательным пальцем – «все ко мне, общий сбор». Непроизвольно прикоснулся к пуговице чехла своей фляги, но тут же отдернул руку. – Горохов, Коломейко, осмотреть местность, остальные на прикрытие! – Сверив с картой местоположение, нанес на ней карандашом координаты. – По-человечески похоронить надо, по-христиански… Фаш-шисты! – Последнее относилось к чеченцам, зверски изуродовавшим пленного.

Тело воина, раскинув руки в стороны, лежало на спине; на синих кишках вспоротого живота лежала начинающая разлагаться отрезанная голова – сама смерть. Пальцы рук тоже были отрезаны, причем некоторые – не до конца; вероятно, перед тем как убить, бандиты основательно над ним поиздевались. Чем же можно испугать человека, не боящегося смерти? Только убить.

Над телом, видно, поработали и мелкие грызуны. Следов крупных хищников не было – вероятно, их отпугивал запах рассыпанных рядом автоматных гильз. С противным жужжанием роились мухи, приторно-сладковато пахло смертью. Из-за реки, с той стороны, куда ушли милиционеры – судя по звуку, километрах в двух от берега, – с гор, донеслись звуки скоротечного боя: автоматные очереди и раза два-три ухнули гранаты – значит, можно надеяться, что здесь пока все будет спокойно.