"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18

Величко изложил свой план. Брокман этот план одобрил.

– Перед отъездом зайди, напишу записку к начальнику штаба Саковнину, я его хорошо знаю, – сказал он. – Величко, подготовь ему документы по всей форме… – И улыбнувшись: – Фамилию изобрети самую красивую.

– Пусть едет под своей, – возразил Величко. – Он ведь здешний. Встретит знакомого – и все, провал.

– Тоже верно, – согласился Брокман. – Подумайте как следует над мелочами и не тяните. Завтра же отправь его…

МАРУСЯ КОРОЛЕВА

Группа, возглавляемая Илларионовым, отбыла на рассвете. Алексей выехал днем. В кармане у него лежали назначение в армию на должность штабного писаря и бумага из херсонского госпиталя, где он якобы «проходил лечение по поводу возвратного тифа».

Старый, сочащийся паром и дымом пассажирский пароход «Петр», совершавший регулярные рейсы между Херсоном и Алешками, отходил в три часа пополудни. На двух его палубах в страшной тесноте сидели беженцы с мешками и корзинами. Мужчин было немного. Больше – женщины, измученные и озлобленные. Молчаливые дети равнодушно смотрели на проплывающие берега.

«Петр» шлепал колесами мимо высохших за лето плавней, мимо ивовых зарослей и буйно разросшихся камышей. Белые цапли степенно перелетали через пароход, опускались возле берега и, поджимая одну ногу, неподвижно застывали на обводьях.

Через час в излучине днепровского рукава – он назывался рекой Конкой – показались красные пристанские крыши, дебаркадер и рядом с ним – песчаный спуск к воде. Алешки.

Занимая всю реку, «Петр» неуклюже развернулся и подвалил к дебаркадеру. Началась высадка. Минуя проверявших билеты матросов, Алексей спрыгнул на берег и вместе с толпой вышел в город.

В детстве он часто бывал здесь у тетки, умершей в начале революции. Городок напоминал большое село: белые, крытые соломой мазанки, баштаны, сады, огороды, сбегавшие к реке, тихие травянистые улицы, где свободно паслась скотина. Сейчас и в помине не было той безмятежной тишины, которой когда-то славились Алешки. На улицах обозы, тачанки, коновязи. Не выветриваясь, стоит смешанный запах навоза, дегтя и пекущегося в домах хлеба для армии. Всюду красноармейцы, матросы; то и дело, улюлюкая, проносятся верховые – ординарцы.

Алексей явился в штаб.

Оформление на должность писаря отняло немного времени. Полный, насмешливый начальник штаба Саковнин, прочитав записку Брокмана, сказал:

– Сегодня приходил один из ваших, Илларионов, предупреждал, что приедете. Ну что ж, писарь из вас, как я понимаю, неважный. Будете состоять при мне. Можете отлучаться не докладывая. Понадобится что – обращайтесь…

Алексей откозырял и пошел искать Королеву.

Королева жила в похилившейся хатенке на самой окраине городка, вблизи песчаных дюн (за Алешками начиналась обширная степь, сухая и безводная, как пустыня). При доме был небольшой садик с огородом, засаженным главным образом картошкой. У калитки- собачья будка. Лохматый черномордый кобель бросился под ноги Алексею.

Алексей остановился, ожидая, что на собачий лай кто-нибудь покажется.

Через минуту вышла девушка в косынке, желтом сарафане и белой рубахе с засученными рукавами, сердито крикнула:

– Зачем собаку дразнишь! Кого надо?

– Королева здесь живет?

– Фомка, на место! – Девушка загнала пса в будку и ногой загородила вход, не давая ему выскочить.

– Иди в избу, – сказала она Алексею, глядя на него строгими светлыми глазами.

Наклонившись в дверях, Алексей вошел в тесную хату с большой русской печью и до блеска промытыми оконцами. Здесь было очень чисто, пахло сушеными травами. Возле окна сидела пожилая женщина в серой кофте, с темным лицом, покрытым мелким кружевом добродушных морщин. Она что-то растирала в глиняной миске.

– Здравствуйте, – сказал Алексей.

– Садись, садись, – закивала женщина, – ничего…

– Она глухая, – сказала девушка, входя в комнату, – ты с нею погромче.

– Кто здесь Королева?

– Обе мы Королевы, а что надо?

Стараясь скрыть удивление (не таким рисовался ему подпольный работник ЧК!), Алексей сказал:

– Величко тебе привет передает.

– Ты Михалев?

– Я.

– Мне Илларионов говорил.

«Уже успела повидать!» – все больше удивляясь, подумал Алексей.

– Документ у тебя есть?

– Вот он…

Она прочитала его госпитальную бумагу, придирчиво всматриваясь в подписи врачей, хотя – Алексей знал – все они были сделаны рукой Величко. Вернув бумагу, девушка улыбнулась, и ему сразу стало понятно, что ее строгость, и резкие интонации в голосе, и независимая манера держаться – все это напускное, что ей свойственно улыбаться, быстро и много говорить, бурно выражать радость и неудовольствие. На вид ей можно было дать лет восемнадцать, а то и меньше. У нее была крепкая фигурка, миловидное лицо с ямочкой на правой щеке, рот маленький – верхняя губа тоненькая, нижняя пухлая. А глаза уже не казались строгими и удивляли своей величиной – они были почти круглыми.

– Здравствуй, – сказала она и протянула руку, – Маруся. Вспомнили-таки обо мне! А то ведь с тех пор как белых прогнали, сижу здесь, будто никому не нужна. Я и в райком комсомола писала, и Величко, и Адамчуку, а они отвечают: сиди и все!.. Ты надолго? По какому делу?

Алексей оглянулся на женщину, которая, не обращая на них внимания, продолжала тереть деревянным пестом в глиняной миске.

– Она не слышит, – отмахнулась Маруся. – Это моя тетя, папина сестра. Она лекарка, травами лечит. У нее голова… При ней все можно говорить.

Алексей рассказал, зачем приехал. У Маруси разгорелись щеки. Она всплеснула руками:

– Ой, верно! Здесь нечисто, в Алешках. После белых столько дряни пооставалось – беда! Офицерики разные, кулачье. Их можно хоть сейчас взять. Хочешь, проведу? – она вскочила и, готовая к немедленным действиям, стала оправлять косынку на голове.

– Подожди, Маруся, – остановил ее Алексей. – Тебе Илларионов говорил, что положено делать?

– Поймешь этого Илларионова! Не то тебе помогать, не то ему…

– По указанию Величко, будешь при мне для связи. Сразу договоримся: приказы выполнять точно и без споров, обстановка сложная!

На миг в ее глазах сверкнули строптивые огоньки, но сразу погасли.

– Ладно, – сказала она, – со мной хлопот не будет!

– Кто-нибудь знает в городе, что ты была в подполье?

– Никто!

– Ты ведь и при белых тут жила?

– Да,

– А что делала?

– Разве Величко тебе не говорил?

– Нет.

– Совсем-таки ничего?

– Совсем.