Военные приключения. Выпуск 3

Когда Даниил Васильевич Щеня воочию убедился, что в сражении с его большим полком — тверской ратью ввязались все наличные силы Острожского, он решил ударить засадным полком боярина Кошкина. Старший воевода приказал подать ему знак. Несколько рожков на кургане заиграли условный сигнал. По линии гуляй-города им ответило еще несколько.

Одновременно Щеня приказал вызвать от Дорогобужа последние конные тысячи. Теперь в битве наступал и их час.

Долгожданный певучий голос сигнального рожка услышали далеко в дубраве. Теперь решающее слово было за засадным полком боярина Юрия Захарьевича Кошкина, за его десятью тысячами конных воинов. Им, как когда-то на поле Куликовом, предстояло внезапным ударом определить исход битвы на берегах Ведроши.

Удар засадного полка

Юрий Захарьевич Кошкин вывел свой засадный полк из русского стана вслед за тысячью воеводы Дмитрия Патрикеева. Но пошел не Митьковым полем, как передовой полка, а в обход старинных валов, оставшихся от древней славянской крепости. Перейдя вброд небольшую речушку, впадающую у Дорогобужа в плавно несущий свои воды Днепр, конная рать углубилась в вековую дубраву.

О том, что полк в десять тысяч мечей уходит в засаду, знали лишь тысяцкие и самые доверенные лица боярина. Даниил Васильевич Щеня велел ему позаботиться о сохранении в строгости великой тайны московского войска. От мощи удара полка Кошкина, а больше всего от внезапности наносимого удара зависела судьба сражения.

Засадный полк вел местный проводник — пожилой землепашец из погорельцев, немало натерпевшийся от произвола своего хозяина, польского шляхтича. Старший воевода сам беседовал с мужиком, которого отыскал Кузьма Новгородец, с глазу на глаз. Только попытав его — хорошо ли знает леса на Ведроши и не изменит ли крестному целованию, Щеня приказал сотнику проводить селянина к боярину Юрию Захарьевичу.

Проводник знал леса вокруг Дорогобужа — конную рать по сухим местам, минуя болота, находя конный путь и в чащобе, провел. Не плутал — до места дошли скоро.

Десять тысяч детей слуг боярских и служилых людей Кошкин разместил на лесных полянах, в балках — дубрава вместила и надежно укрыла от постороннего человеческого глаза всех, кого он привел с собой. Лично с проводником разведал все выходы из леса на Митьково поле. Воевода остался доволен: засадный полк мог выйти на поле битвы разом. То, что требовалось для удвоения силы внезапного удара во фланг увязнувшему в штурме гуляй-города противнику.

Чтобы обезопасить себя от возможных гетманских лазутчиков и просто случайных людей, Кошкин по опушке леса и в тылу расставил крепкие сторожи. Старшим строго-настрого дал наказ: перехватывать любого, пешего или конного, кто слишком далеко пытался забраться в дубраву. Себя не показывать ни в коем случае.

Проводник помог удачно выбрать и место для командного пункта засадного полка. Им стала небольшая полянка у росшего на горке громадного дуба, с вершины которого хорошо просматривалось почти все Митьково поле с уходящей к Днепру деревянной стеной гуляй-города. И мост через Ведрошь, который должен был пропустить через себя все вражеское войско. Лишь только после этого засадный полк имел право на свое участие в битве. Так требовал старший воевода великокняжеской рати.

Ратники быстро срубили несколько лесин и устроили на вершине дуба площадку. Несколько дальнозорких дозорных заняли среди ветвей свои «рабочие» моста. Сидящие внизу около оседланных коней Кошкины, тысяцкие теперь видели их глазами все, что творилось на берегах Ведроши, а затем и на Митьковом поле перед деревянной крепостной стеной.

Когда засадный полк, соблюдая тишину, разместился в дубраве и были выставлены сторожи, Юрий Захарьевич вызвал к себе сотника Валентина Осипенкова, служилого человека из Белой Руси, волей судьбы заброшенного в далекую Москву. Воином он был отменным и скоро дослужился у великого князя до командира конной сотни. В боях отличался удалью, в походах берег своих конников, волю старших выполнял старательно, с выдумкой.

Задачу сотнику воевода поставил особенную. Осипенкову предстояло любой ценой разрушить, а еще лучше сжечь, единственный мост через Ведрошь и отрезать тем самым гетманскому войску единственный путь для отхода и бегства. Вплавь же переправляться через быструю, глубокую, с водоворотами, реку, да еще в спешке — дело было невозможное.

Получив такое указание, сотник быстро взялся за его исполнение. Заготовили на каждого воина но связке сухого хвороста, что мог почти сразу заняться огнем. Внутри связок заложили придуманные тут же, на месте, «заряды» из бересты, облитые смолой. Бочонок с ней Кошкин велел слугам прихватить из Дорогобужа. Приготовили и несколько мешочков с порохом, чтобы враз разжечь на мосту костер из связок хвороста.

Снаряженная таким «вооружением» сотня со всей осторожностью вышла на окраину дубняка, прямо к берегу Ведроши. Ей во что бы то ни стало предстояло пройти к мосту, чтобы сделать великое дело для русского войска. Юрий Захарьевич так напутствовал Осипенкова:

— Сам погибай, сотню положи а мост уничтожь, разъедини берега сей реки!

Засадный полк с нетерпением ожидал своего часа. Затаившаяся на ближней к Дорогобужу опушке цепочка слухачей-сигнальщиков вслушивалась в отдаленный шум гуляй-города, живущего сначала ожиданием боя, а затем и им самим. Все ждали одного-единственного сигнала рожка, который сперва прозвучит на кургане, а потом только придет в дубраву.

А пока дозорные сообщали Юрию Захарьевичу Кошкину и всем, кто находился рядом с ним, новость за новостью. Передовой полк воеводы Патрикеева рубится с вражеской конницей на том берегу Ведроши. Та все прибывает и прибывает по большой Московской дороге. Вот наши конники показали врагам тыл и уходят, отбиваясь, на другой берег реки, но не далеко, в поле. Их преследуют. Через мост сплошным потоком пошли конные полки и отряды гетмана. Русичи ушли за стены гуляй-города, на которые наскакивает конница противника, ибо залпы пищалей хорошо слышали все. Начался новый штурм деревянной крепости. Стена щитов в некоторых местах прорвана. Острожский от своей ставки бросает в бой последние резервы. А обозы на полном скаку все идут и идут нескончаемым потоком по мосту…

…Пора бы пропеть желанному рожку на древнем кургане, где спят с незапамятных времен славянские воины.

Мыслями каждый ратник боярина Кошкина был там, где в чистом поле бились в неравном бою их товарищи. Как трудно — вот так сидеть и ждать воеводского приказа! Никто из простых воинов, даже десятники и сотники, не знал, что их полку предстоит решать судьбу знаменитой битвы на реке Ведроши. Но о том, что полк сел в засаду, догадывался каждый.

Со стороны казалось, что убеленный нескончаемыми походами того времени воевода был равнодушен к томительным часам ожидания. Лишь только одергивал меньшего брата, который, пользуясь кровным родством с боярином, все напоминал ему, что московскому войску на поле брани ох как трудно сейчас! Юрий Захарьевич отмалчивался, пряча улыбку.

— Не время еще! Князь Даниил Васильевич про нас помнит и на наш полк крепко надеется…

Но сам воевода уже несколько раз посылал сотников в цепь «слухачей» — сигнальщиков, но с одним строжайшим наказом: не пропустить условный сигнал на большой Московской дороге. Шум битвы у гуляй-города не мог перекрыть напевный голос дуды.

И в конце концов, долгожданный ее сигнал такой родимой трелью пришел в лесную чащобу. Казавшаяся вымершей дубрава разом ожила.

В единый миг слетели с дуба дозорные. Уж кому-кому, а им за эти полдня пришлось поволноваться больше всех. Разом вскинулись в седла застоявшихся коней воины. Вынуты из ножен сабли и отживающие свой ратный век мечи. Опустились вперед копья. Легли на плечи секиры. Вынуты из-за пояса шестоперы и кистени. Надеты боевые рукавицы, надвинуты на лоб головные уборы из металла.

Десять тысяч отборных, испытанных и закаленных не одной битвой во славу великого князя московского и русской земли конных воинов пришли в движение. Ведомые опытными тысяцкими, знавшими свое место в предстоящей атаке, тысячи стали подтягиваться к опушке дубравы. К ним торопились присоединиться сторожи.

Воевода засадного полка князь Юрий Захарьевич Кошкин приказал играть в рожок сигнал общей атаки.

Засадный полк московского войска, на ходу разворачиваясь в устрашающую своим движением конную лаву, вышел из дубравы на Митьково поле. Всадники первые минуты скакали молча, как велел воевода, чтобы не выдать себя.