Военные приключения. Выпуск 3

И, по обычаю, пировали с ними побежденные князь Константин Иванович Острожский со своими магнатами из польских и литовских земель. Те, кого в жестокой битве миновал железный дроб пищалей гуляй-города, тупая стрела самострела, секира или сабля русского ратника. Те, кто не бросил с разбега своего загнанного коня в губительные воды неизвестной им до сих пор реки Ведроши.

А в дубраве выли волки, почуявшие добычу и стаями сходившиеся к Митькову полю. Им из-за реки подвывали собратья…

Рано утром, по восходу солнца, оставшиеся в живых вышли в Митьково поле к павшим в битве. Хоронили их в братских могилах. Русичей отдельно от погибших поляков и литовцев. Священники из русского войска, из войска поверженного противника справили по ушедшим из жизни тризну. И победители, и побежденные встретили в день 15 июля восходящее солнце с непокрытой головой.

Старший воевода велел собрать с поля битвы брошенное оружие и воинские доспехи. Сосчитать потери в людях — собственные и противника. И о том докладывать великокняжескому писарю — ему скрипеть перьями по пергаментным листам, готовя победное донесение в Москву.

В кругу воевод Щеня назвал имена сотников, которые повезут в Москву великому князю Ивану III Васильевичу радостную весть о славной победе русского оружия. О победе в битве на реке Ведроши, что впадает в Днепр близ смоленского города-крепости Дорогобужа, стоящего на большой Московской дороге. Такими вестниками стали сотник засадного полка Валентин Осипенков, заслуживший столь высокую честь своей ратной доблестью при уничтожении ведрошского моста, и командир сотни разведчиков старшего воеводы Кузьма Новгородец, стороживший польско-литовское войско по ту сторону Ведроши.

Князь Даниил Васильевич так и сказал с поклоном позванным в его шатер Новгородцу и Осипенкову:

— Не каждый сотник может предстать перед очами нашего владыки Ивана Васильевича, да еще в великокняжеских московских палатах. То честь вам за мост, что спалил огонь во вчерашней битве, за то, что враг, выказав себя, не видел войско наше…

…Вместе с гонцами разлетится по всей Руси добрая весть о великой битве и славной победе над сильным противником. Будет передаваться из уст в уста и имя старшего воеводы князя Даниила Васильевича Щени. И будет славить его и войско русских ратников во всех больших и малых церквях, монастырских храмах. Славить под малиновый колокольный звон…

…Потери почти сорокатысячного русского войска были несравненно малы с теми потерями, что понесло войско противника. Павшие были среди воинов передового полка воеводы Дмитрия Патрикеева. Были погибшие, а еще больше раненые среди защитников гуляй-города. Его дубовые щиты послужили воинам надежной защитой даже в самые жаркие часы битвы. Среди московских и тверских конных ратников, что входили в состав засадного полка и шли в атаку из-за стены деревянной полевой крепости, потерь почти не было.

Воевода, одержав победу в большой битве, сохранил великому московскому князю его главное войско. То было проявлением великого ратного искусства великого русского полководца.

Потери польско-литовского войска были несравненно большими. Только одних убитых насчитали на поле битвы свыше восьми тысяч. Не считая тех, кто утонул в Ведроши и погиб в схватках с передовым полком на большой Московской дороге от реки Ужи до ведрошского моста. А войско гетмана Константина Острожского насчитывало в своих рядах чуть более сорока тысяч человек. Сумели переплыть Ведрошь лишь единицы. Более трех четвертей гетманских воинов попало в плен.

В плен попал и сам полководец вражеского войска князь Константин Иванович Острожский. И, как писали летописцы, вместе с ним в полон ушли двенадцать великих воевод-вельмож польской и литовской земель.

В руки победителей досталась вся артиллерия, собранная со стен городов-крепостей и замков Польши и Литвы по случаю великого похода для отвоевания Дорогобужа.

Среди трофеев оказалось все оружие и доспехи войска противника. Все знамена и шатры. Воеводские набаты — особая гордость и украшение любых армий тех времен. Весь огромный войсковой обоз с огневыми припасами, продовольствием и снаряжением. Гетманская казна. И несколько десятков тысяч боевых копей и обозных лошадей.

Главное войско будущего короля польского, великого литовского князя Александра Казимировича, собранное с подвластных ему земель от границ с Крымским ханством до границ с Ливонским орденом рыцарей-крестоносцев, перестало существовать.

…Посланные старшим воеводой главной русской рати гонцы, не раз и не два меняя по большой Московской дороге коней, быстро домчались до кремлевских стен. Скуповатый на милости, великий князь прилюдно обласкал их, поднеся собственноручно сотникам позолоченные чаши из серебра с хмельным вином. Великокняжеские дарственные чаши и стали наградой Кузьме Новгородцу и Валентину Осипенкову за ратные труды в битве на Ведроши.

Ответным гонцом из Москвы поскакал ближний боярин. Довольный победой на реке Ведроши, Иван III Васильевич послал его к князю Даниилу Васильевичу Щене, велев в знак чрезвычайной великокняжеской милости «спросить о здравии» своего главного воеводы. То была редкая честь.

Ближний боярин скажет похвальное слово от великого собирателя земли русской и другим воеводам — братьям Юрию и Якову Кошкиным из славного на Руси княжеского рода, молодому Дмитрию Патрикееву, князьям Ивану Воротынскому и Иосифу Дорогобужскому, служилым великокняжеским людям Федору Рязанцеву и Василию Собакину… Тем, кто мечом добывал себе честь, великому московскому князю — славу, а будущему государству Российскому — Смоленщину и землю Северскую с древним городом Черниговом.

Юрий Лубченков ГЕОРГИЕВСКИЕ КАВАЛЕРЫ

Ларги гром

В русско-турецкую войну 1768—1774 годов летняя кампания 70-го года — самая яркая. Отныне и навсегда вошла она в военную историю России и всего мира как образ наступательной стратегии.

Войну эту зачастую зовут «румянцевской», поскольку все основные победы ее связаны с именем фельдмаршала Петра Александровича Румянцева.

Сын «птенца гнезда петрова» Румянцев родился в 1725 году. Подпоручик в 15 лет, полковник — в 18, генерал — в 31 год. Герой Семилетней войны с Пруссией, все основные сражения которой — Гросс-Егерсдорф, Кунерсдорф, взятие Кольберга — происходят при его доминирующем участии, он по праву считается после нее одним из наиболее умелых военачальников Европы.

Война с Турцией закрепила и упрочила это мнение.

Наиболее выдающиеся его победы в этой войне — при Ларге и Кагуле. До Ларги было сражение при урочище Рябая Могила, где русские разгромили татарскую конницу. Теперь же им противостояла кроме татар и отборная османская пехота…

Ночью в неприятельский лагерь бежал офицер — поляк прапорщик Квитковский, выдавший все планы Румянцева, — теперь противник знал о готовящемся наступлении. Фактор внезапности был утерян.

Однако предательство Квитковского изменило планы русского командования лишь в малой степени. Понимая, что сражение не отменишь — хан, да и турецкие паши были настроены решительно — и что превосходство противника в людях при атаке будет более внушительным, Румянцев лишь перенес начало своего наступления на два часа ранее. Желая хоть немного дезориентировать хана, выступавшего в роли главнокомандующего, он приказал оставить на месте ночлега палатки и лагерные костры, надеясь, что Каплан-Гирей поверит в невозможность сегодняшнего наступления русских в связи с предательством бывшего офицера.

План атаки был оставлен в неприкосновенности: 7 июля наступать должна была вся армия, кроме арьергардного отряда полковника Каковинского, Малые силы русских предполагали удар в едином порыве — это был единственный залог успеха.

Каждый из генералов, казалось, наизусть помнил слова диспозиции, произнесенные на военном совете главнокомандующим.

— Тогда как вся армия будет атаковать противника в правый фланг, корпус генерал-поручика Племянникова ударит по левому неприятельскому крылу.