Военные рассказы

Такого человека нашли – он работал на «духов» в качестве проводника, потом, говорят, сбежал от них… Стало известно, что он скрывается в одном селении. Его выследили, схватили, доставили в штаб. Это был темнокожий, сухонький человечек, ростом с 12-летнего ребенка, очень улыбчивый и на вид робкий. Улыбчивость в этих краях встречалась не часто – это обращало на себя внимание.

Ему дали карту местности, объяснили через переводчика, что он должен отметить на ней тропы «духов», их стоянки, убежища, места входов в горные пещеры, где они скрывались… В случае отказа его обещали убить, за помощь посулили еды, денег. Человечек закивал, заулыбался. Его темные ручонки казались совсем детскими. Он что-то залопотал на своем наречии.

Переводчик сказал, что пленник просит дать ему краски и зеркало, и оставить его на время наедине с картой. Туземец объяснил, что сам ничего не помнит – памятью обладает только его отражение.

Для того чтобы вспомнить то, о чем его спрашивают, он должен посоветоваться со своим отражением.

Он всегда так делает. После этого он обещал нарисовать разными цветами тайные пути отрядов, их стоянки, схроны и прочее… Ему принесли зеркало, бумагу, коробку акварельных красок, кисточки, кружку с водой. И оставили одного, в охраняемой палатке.

Когда в палатку вошли, ни на карте, ни на листах чистой бумаги не было ни одной пометки.

Темное лицо человечка было все перемазано акварельными красками, как бывает иногда у детей в детских садах – порою их тянет полизать сладкую акварель, в которую при изготовлении добавляют мед. Он широко и радостно улыбался вошедшим – все его зубы были аккуратно выкрашены в разные цвета. Кажется, он даже пытался соблюдать последовательность расположения цветов в коробке с красками.

Ничего вытянуть из него не удалось. Его расстреляли.

Кажется, это сделал собственноручно рассказчик истории.

– В Афгане мне приходилось делать вещи похуже, – сказал он. – Я совсем забыл про это. А в этом году был в Штатах, по бизнесу. В баре познакомился с одним чуваком. Бухали вместе, чем-то он мне понравился. Он рассказал, что воевал во Вьетнаме. Я его ни о чем не спрашивал, не хотел лезть в душу, но он сам стал рассказывать – про джунгли, про сожженные деревни… И вдруг, ты не поверишь, дед, он рассказал точно такую же историю про выкрашенные зубы. Один в один. Я охуел.

Сильно как-то охуел. Глубоко. Даже сам не ждал от себя. Я ему ничего не сказал про Афган, про того человека из племени, а почему не сказал – сам не знаю. А через два дня прочитал в местной газете, что того американца (он был коммерсант, из другого штата) нашли в отеле мертвым.

Убили парня. А все зубы у трупа были выкрашены красками, в разные цвета. Все лицо и вся рубашка у него были в краске. В газете писали, что это сочли издевательством над телом убитого. Такая история, дед. Я и до этого пил, а после этого запил серьезно. Вот, решил себе раскрасить зубы.

А зачем – не знаю. Может быть, дух того человечка заставил? Ты в духов веришь, отец?

Старик налил себе спиртного, выпил, крякнул, вытер рот тыльной стороной ладони. Затем внезапно расплылся в широкой веселой улыбке.

Старческое лукавство заиграло в глазах, как солнце в стакане с виски. Все зубы старика оказались золотые, что странно контрастировало с его нищенской одеждой, с убогостью комнаты. Видимо, ветеран знавал лучшие времена.

Он улыбался так заразительно, что в ответ ему разулыбался и парень-афганец.

Дикое весеннее солнце все ярче врывалось в пыльное окно, в его лучах сверкали золотые зубы старика, и в этих зубах, как в маленьких ясных золотых зеркалах, отражались разноцветные зубы человека, сидящего напротив. 28 января 2005 Поезд Дюссельдорф-Цюрих

ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА

О рыцаре Ульрихе Торпенхоффе говаривали, что это «буйная головушка», вояка до мозга костей, что ему сам черт не брат и что пролить чужую кровь для него все равно что выпить холодной воды.

В местах, где еще помнят о берсерках, называли берсерком и его, но ничего медвежьего в его облике не наблюдалось, скорее волчье, если бы скрестить худого волка с серым дроздом.

Он владел замками Торн и Торпен, эти два замка увенчивали собою две горы: одна рядом с другой.

Между горами находился городок Тугреве – довольно богатый торговый городишко, давно уже выкупивший у Торпенхоффов все их земли, за исключением двух горных вершин с замками.

Торн давно стоял в руинах, деревья качались под ветром на его стенах, дикие красные сосны выросли над провалившейся крышей, и ветви их развевались над Торном вместо флагов. Торпен же еще при отце Ульриха считался жилым замком, но необузданный нрав рыцаря распугал всю челядь: отчасти он сам выгнал своих слуг, отчасти они разбежались.

Жениться и обзавестись детьми он никогда не желал: война была его единственной любовью.

Он полжизни провел в походах, воевал в самых разных армиях, под различными флагами скакал в бой, совершенно безразличный к тому, какой стяг развевается над его головой, видел разные страны, но настало мирное время, и он вернулся: говорят, в Торпене, внутри, все было изрублено мечом – картины, статуи, резная мебель, го белены… Так развлекался, скучая, рыцарь Ульрих Торпенхофф.

Наконец он бросил опустевший и изуродованный Торпен и спал близ Торна в военной палатке, в лесу, под охраной верных псов. Алчность была ему совершенно чужда: он ничего не привез из своих походов, ни одного трофея, ни одного украденного сокровища. Ничто не отягощало его седельной сумки. Разве что конь – его он любил.

Кажется, его звали Туген.

Он охотился или спал, жарил мясо в костре, но иногда заезжал в Торпен наведаться в родовые винные погреба, и потом становился опасен. Однажды в торговый день (а Тугреве превращался в такие дни в оживленный и веселый рынок) он ворвался в городок на полном скаку и промчался по главной улице, выбросив в сторону правую руку с обнаженным мечом. Говорят, он мчался так быстро и так ловко орудовал мечом, что отрубленные головы торговцев и покупателей падали в корзины с фруктами или на расстеленные ткани, или на холодную, еще живую рыбу, заботливо проложенную льдом и речными травами. Так он проскакал до самой ратуши, там смыл кровь с меча и со своего лица водой из фонтана, взглянул на городские часы и умчался в Торн, продолжать свой ужин у костра.

После этого случая его смертельно боялись, горожане стали выставлять вооруженную стражу у городских ворот, но Торпенхофф затих на своих вершинах: все решили – это была короткая вспышка безумия, вызванная вином. Тем не менее часовые должны были наблюдать день и ночь за дорогой, ведущей к городу: не скачет ли Ульрих?

Хотели даже некоторые смельчаки убить его, но кто боялся его меча, кто мести его родни, да и все же не забывали, что предки его были хозяевами этих мест.

Лицо у него было длинное, сухое, темное от солнца, с огромными выпуклыми бледными глазами, а с подбородка свисала на грудь узкая, но дикая борода такого же темно-пепельного цвета, что и лицо.