Воевода

Такие мысли вихрем пронеслись в голове Орши. На миг он затаился, прикрывшись сверху щитом, лихорадочно соображая, что же делать дальше, но чутье ему подсказывало, что только движение, стремительное и непредсказуемое, поможет ему победить синодиков.

Можно было попробовать выстрелить из лука наугад в темноту, надеясь хотя бы ранить врага, тем более, что он приблизительно догадывался, где могут стоять синодики, но он был уверен, что до сих пор враги не знают, где его искать, несмотря на горящие огни, а звук тетивы тут же выдаст его, и тогда огненные снаряды начнут кидать в овражек или прямо на его щит. И это будет конец. Нужно было оставаться как можно дольше незамеченным и при этом попытаться подобраться к синодикам на расстояние удара меча, когда они вынуждены будут бросить свои самострелы с отравленными стрелами и взяться за ромфеи.

Осторожно Орша стал продвигаться по дну овражка, взяв в одну руку засапожник, а другой держа щит над головой. Через несколько шагов он понял, почему синодики не нашли этот овражек и даже не догадываются про его существование. Он наткнулся на огромный валун, который, упав на дно овражка, остановил его развитие. Под валуном в землю уходила глубокая расселина, в которую весной или после дождя уходила вода. Где-то дальше, может быть, она вновь выходила наружу, но здесь, за валуном, была почти ровная поверхность земли с редкими кочками сухой травы.

До горящего на земле огня оставалось всего пять шагов. Стоит подняться над землей, высунувшись из овражка, и тебя тут же наградят отравленной стрелой. Хитрость с бросанием камня тоже не пройдет, потому что его полет тут же увидят, и наверняка не одни глаза.

Орша почесал переносицу; пот крупными каплями катился по его лицу. Он мысленно помолился Сварогу и Перуну, попросив их помощи, и проклял то озорство, с которым он ввязался в эту заварушку. Но делать было нечего – обратного пути уже не было. Надо было как-то выпутываться, но как? Сотник этого не знал.

Наконец глаза его радостно сверкнули. Вспомнив свой родной дом в последний, как ему казалось, раз, он припомнил еще кое-что, что дало ему хоть и смутную, но все же надежду.

Он достал из маленького кожаного мешочка, висящего на его поясе, утирку – маленький вышитый платочек, который положила ему в дорогу его заботливая женушка. Расправив платочек он стал тихонько сгребать туда сухую землю, пока не получился увесистый кулек, концы которого он слегка прихватил узелком, да так, чтобы от удара о землю кулек непременно раскрылся.

Орша вспомнил, как один воин рассказывал ему про греческий огонь, что ничем его не потушишь, кроме как землей забросать. Именно это он и решил сделать.

Пока он собирал весь этот снаряд, терпение синодиков лопнуло, и они стали кидать огненные горшочки внутрь горящего круга. Надо было действовать, и действовать стремительно, до того, как его обнаружат, потому, что нанести удар первым и нанести его там, где не ждут, – это было то единственное, что мог противопоставить сотник многочисленному и коварному врагу.

Орша перехватил засапожник в левую руку, державшую также и щит, а в правую взял заготовленный кулек. Недалеко разбился еще один горшочек с огненной смесью, и вспыхнуло пламя. Дальше медлить было нельзя. Изловчившись, Орша метнул кулек прямо в горящий на земле огонь, тот, который был одним из звеньев огненного круга. Кулек упал, как и рассчитывал сотник, рядом с огнем и, раскрывшись, земляными брызгами смахнул пламя. В ту же секунду Орша выскочил из овражка и, прикрываясь щитом, бросился в брешь, образовавшуюся в огненном круге.

Ему казалось, что синодик должен быть где-то за потушенным огнем, и он бежал на него, держа перед собой щит, надеясь увидеть выпущенную отравленную стрелу прежде, чем она подлетит слишком близко, и от нее невозможно будет закрыться. Но стрелы полетели из темноты справа и слева, и это было то, что он вмиг увидел боковым зрением, и, может быть, в спину – о чем он мог только догадываться.

На бегу Орша метнул засапожник навстречу летящей справа стреле и в тот же миг нырнул на землю, уходя в тень. Уже падая, он развернулся, накрываясь своим надежным русским щитом. Во все стороны над ним просвистело несколько стрел, но главное свершилось – он пересек огненный круг, и теперь можно было бить врага наверняка. Едва закончилось пение летящих стрел, как сотник вскочил и, не забывая прикрываться щитом, быстро побежал, обходя огненный круг с внешней стороны. Тени синодиков возникали на фоне все еще горящих огней, и теперь они сами были в невыгодном для себя положении. В первого Орша с ходу метнул еще один засапожник, другого настиг, когда тот уже выхватил ромфей. Но что такое меч византийских убийц против русской стали? В один удар сотник на бегу отсек ему вытянутую с ромфеем руку и помчался дальше, чтобы успеть сразить остальных до того, как они успеют зарядить самострелы. Еще одного он увидел всего в нескольких шагах бегущим навстречу, и в один прыжок настиг его, срубив на лету голову, обернутую темной тканью. Он жаждал порубить их всех до одного и отплатить этим убийцам за весь свой пережитый ужас, но тут послышался топот копыт и в темноте замелькали факелы.

– Кого еще несет нелегкая? – буркнул Орша, останавливаясь и невольно прикрываясь своим славным щитом.

– Гей, кто там?! – услышал он знакомый голос одного из дружинников князя и поднял щит над головой повыше, как настоящее боевое знамя.

– Братья, да это же Орша! – радостно заорал все тот же голос. – И он опять весь в крови. Ну, чисто живодер!

Дружинники окружили сотника, с уважением поглядывая на лежащие на земле трупы синодиков, которые теперь в свете многих факелов хорошо были видны повсюду.

– Вы тут полегче, – сотник повел в сторону все еще кровавым мечом, – стрелы у них отравленные. Не дай бог наколетесь.

Грудь воина тяжело вздымалась, пот ручьями струился по его лицу, и только теперь ему стало со всей очевидностью ясно, как сильно он рисковал, и как его жизнь висела буквально на волоске от смерти всего несколько минут тому назад.

– Ну что ты за человек? – заговорил Мстислав, спрыгнув с коня. – Куда тебя ни пошлешь, обязательно сделает кучу трупов и море крови прольет. Просто душегуб.

Князь проговорил это полушутя-полусердито, и непонятно было, то ли он впрямь сердится и недоволен, то ли он собирается подшутить над богатырем, опешившим от свершенного им дела.

– Да я... – начал было оправдываться сотник.

– Да ты молодец! – князь ударил богатыря по плечу и потом обнял его. – Ты просто молодец, Орша Бранкович, каких давно свет не видывал. Это ж все лучшие убийцы империи, а ты их, как траву, накосил.

Мстислав немного отстранился, держа обеими руками сотника за плечи, словно хотел получше рассмотреть богатыря, и горечь воспоминания покривила его губы:

– Сколько ж людей эти сволочи погубили, и никак их нельзя было достать, уж больно хитрые, гады. И не было от них никакой защиты. Поп ихний все поучал нас, что не должно нам свободу народа ограничивать, а как кто выступит против засилья греков, так вскорости тому и убитому быть. Вот и мужа нашей Карамеи тоже убили. А ты, выходит, за всех наших погибших и отомстил им враз. Слава тебе великая!

– Слава Орше Бранковичу! – рявкнули гриди за спиной князя.

– А как возвернемся из похода, – Мстислав оглянулся на знатных воинов, словно ища их поддержки и одобрения, – быть тебе боярином. Столь славный богатырь умножит силу нашей старшей дружины, ну а знатности да чина у нас на всех хватит. Так я говорю, други мои верные?